Сергей Фёдорович Шарапов – отечественный журналист, писатель, хозяйственный и общественно-политический деятель конца XIX - начала XX в.
Чем интересен С.Ф. Шарапов кроме того, что ряд современных публицистов поднимают его на щит?
Этот неординарный мыслитель, к сожалению, мало упоминаем, почти забыт в советское время, но изучение его идеи весьма полезно для интересующихся историей нашего Отечества для создания "выпуклой" картины движения общественно-политической мысли изучаемого времени.
Биография Шарапова полна резких поворотов и интеллектуальных метаний: от нигилизма к православию, от полонофильства к русскому национализму. В период зрелости он один из немногих убежденных монархистов, сторонник сохранения сословных привилегий (особенно для дворян), в то же время продолжатель идей славянофилов, радетель за умеренные реформы без слома самодержавия, но при обуздании бюрократии, снижении её влияния, децентрализации властных полномочий, развитии местного самоуправления. Особенно интересны его убеждения в сфере финансов, во многом слишком революционные для своего времени, отвергнутые современниками, хотя с сегодняшних позиций послезнания вполне логичные. Рассмотрим этот вопрос более подробно.
Так как взгляды Шарапова в течением времени корректировались, рассмотрим поздние экономические воззрения сформулированные в лекции "Финансовое возрождение России", произнесенной 9 марта 1908 г. (ст. ст.).
Основные принципы построения денежной системы по С. Ф. Шарапову:
1) создание двух валют: одной для внутреннего употребления, второй для внешней торговли;
2) независимость эмиссионного банка от министерства финансов;
3) воспрещение казначейской эмиссии;
4) управление эмиссией при помощи ключевой ставки;
5) управление курсами внутренней валюты;
6) развитие безналичных расчетов.
Базовую идею Шарапов формулирует так.
Россия должна перейти от золота или к нашей старой серебряной валюте, или к валюте абсолютной, чисто кредитной, без всякого металлического основания, которую мы имели в течение двух огромных периодов. И та, и другая дадут стране нужное оборотное средство, позволит расширить денежное обращение в уровень требований народного труда. И та, и другая понижением внутренней стоимости и покупной силы непомерно дорогого ныне рубля создадут выгодные цены на продукты земледелия, поднимут потребление и промышленность, дадут лучшую расценку труду, ныне явно обесцененному; и та, и другая изолируют нашу Родину от хищного и властного иностранного капитала, в кабале у коего Россия ныне состоит (стр. 15).
При этом инфляция и девальвация вполне приветствуются, а риски гиперинфляции не рассматриваются.
Учетные комитеты отделения и кассы организованы, допустим, весьма совершенно. Они не отпустят ни одного кредитоспособного, не вы дадут ни рубля не на дело или в неверные руки (стр. 17).
Столь идиллическая картина отсутствия финансовых махинаций обосновывается на удалении злокозненных евреев (чтобы не быть обвиненным в экстремизме, цитат не будет) и возврате к "правильному", допетровскому православию.
Про учетный процент и управление им.
При застое и приливе вкладов понижается процент по вкладам и ссудам, — промышленность поощряется более дешевым наймом денег. При промышленной горячке и усиленном требовании денег вкладной и ссудный процент повышаются, — поощряются осторожность и спокойствие. Верная и умелая учетно-ссудная политика может служить великолепным регулятором денежного обращения и надежной гарантией -постоянства данности бумажных денег, хотя бы не обеспеченных никаким металлом (стр. 18).
Регулирование курсами предлагается путем монополии эмиссионного банка на валюто-обменные операции.
...при благожелательном посредничестве государства во всех денежных расчетах своих граждан с внешним миром путем сосредоточения всех валютных сделок в учреждениях Государственного Банка. Он один в стране должен являться продавцом и покупателем иностранной валюты, устанавливая ей цену в национальных знаках, или, что то же, национального знака в иностранной валюте, не по биржевыми бюллетеням, а по соображениям нужды и пользе государственного хозяйства. Представим себе огромный урожай у нас при низких ценах на мировом рынке. Подчиняясь биржевому курсу, мы, может быть, ликвидировали бы наш урожай с большими потерями. Но вот, эмиссионный банк понижает курс своего знака, увеличиваем цену на валюту мировую и этим удерживает цены хлеба от падения на внутреннем рынке, Это же понижение курса является одновременно возвышением таможенной плотины для ввоза и премией для вывоза. Некоторый прямой денежный убыток, если таковой получится в хозяйстве банка, в виде недополученного золота, покроется многократно избавлением от убытков народного хозяйства (стр. 18).
Пропаганду своих идей Шарапов облачал и в форму художественных произведений. Наиболее известным из них является незаконченный роман "Через полвека" (1902 г.), небольшие отрывки из которого будут процитированы ниже. Это произведение написано весьма живо и очень легко читается целиком, рекомендую ознакомиться самостоятельно.
Вот так автор описывает "будущее" безналичных расчетов.
– Металлические деньги лет двадцать как вышли из употребления вовсе. Их теперь нет нигде, разве в музеях. Теперь даже и бумажные деньги становятся редкостью. У каждого из нас есть открытый счет в приходской казне, а в карман – чековая книжка. Подумайте сами: не гораздо ли же проще взять книжку, написать на листочке две-три цифры и отдать этот листок, чем платить по-вашему?
– Позвольте! Как так? Ну, а если моего чека не возьмут?
– Как же не возьмут, если на нем напечатано ваше имя и звание прихода?
– Ну, хорошо. Значит, я могу написать на чеке какую угодно цифру?
– Какую угодно, конечно, смотря по тому, сколько у вас есть денег на счету в казне.
– Ну, а если я имею, скажем, сто рублей, а напишу чек на двести?
– Не понимаю. Как же вы это сделаете?
– Да очень просто. Возьму и напишу: " 200 рублей". Степан Степанович задумался.
– Нет, вы этого не сделаете.
– Да почему же?
– А потому, что это было бы очень... глупо.
Теперь я ничего не понимал. Что это было бы мошенничество, это – ясно. Ну, так и говори. Но почему же это глупо?
Степан Степанович пришел на помощь моему затруднению. Он спросил меня:
– Вы мне объясните: зачем и кому это может понадобиться?
– Странные у вас понятия, господа. Ну, да вот, например, у меня в кармане... виноват, " на счету" сто рублей. А в магазине я высмотрел шубу, за которую просят 200. Если у меня хватит совести, я чек и выдам.
– Голубчик мой, ей-Богу, вы бредите или говорите явные несообразности. Уверяю вас, что вы этого не сделаете. Начать с того, что вам незачем идти в незнакомый магазин. Вы придете в нашу "палату образцов" и выберете себе ту вещь, которая понравится; затем вам ее вытребуют по телефону из склада или закажут по вашей мерке. Вы заплатите чеком.
– Ну, хорошо. Вот я там и дам чек выше, чем имею право.
– Да не дадите, уверяю вас! Во-первых, наш заведующий образцами одежды знает весь приход поголовно, следовательно, знает и вас, так как вы не в первый же раз приходите покупать платье. Во-вторых, если вы подобный чек дадите, вас завтра же, по окончании дневных счетов в казне, пригласят туда и попросят исправить вашу ошибку, т. е. пополнить цифру вашего кредита. Поверьте, вас даже не заподозрят в злом умысле, а только попеняют вам за небрежность.
– Ну, а если я не пополню?
– Взыщут с вашего имущества.
– А если у меня не окажется имущества?
– Этого случая быть не может. Тогда у вас есть поручитель, – иначе не может быть и чековой книжки...
– Вот как!
– Разумеется, если у вас нет имущества, а только личный труд, вам может быть открыт кредит только за чьим-нибудь поручительством. Конечно, это лицо будет известно приходскому казначею.
– Значит, взыщут с него, с этого поручителя?
– Да, запишут на его счет и его уведомят, а уж вы ведайте о нем сами. При этом имейте в виду, что по его заявлению о прекращении поручительства ваша чековая книжка отбирается и вы нигде не достанете ни гроша.
– Ну, а если я книжку не отдам?
– Этого случая я не знаю, но в законе на этот счет предусмотрено. Ваше имя публикуется в списке людей неблагонадежных, и вы тотчас же очутитесь вне общества. Знаете, это – ужасное положение! Так можно умереть с голоду или попасть в рабочий дом; вам останется просить милостыню, а это у нас – тяжкое преступление. За него сейчас же у нас под замок и на работу...
– Да, этак, пожалуй, у вас мошенничать трудно.
– Уверяю вас, совершенно нельзя.
Столь заметное развитие безналичных расчетов даже сегодня не внедрено, хотя ряд западных государств и планируют отказаться от наличного денежного обращения в обозримом будущем; здесь Шарапов забегает далеко вперёд.
Что же касается мысли героя романа "уйти в минус", мы все ведь понимаем, что сознательное допущение техническое овердрафта на банковской карте есть именно глупость. Никаких выгод не приносящая, лишь поимеют во все щели.
В утопии Шарапова штрихами показана картина сращивания административного, церковного и банковского аппарата в единую структуру, контролирующую образ жизни населения. Не люблю это слово, но вполне, "тоталитарного" характера. Все твои финансовые операции подконтрольны, ты "волен" покупать у вполне конкретного поставщика. Да, ещё и проавансируй свои покупки. Человеку в таком мире важна не столько кредитная, сколько "дебитная" история, житель без положительного банковского счёта превращается в маргинала.
Если рассматривать экономическую систему в целом (ибо одним православием сыт не будешь), то она строится на перманентной девальвации "внутренней валюты" для форсирования экспорта и ограничения импорта. Как представитель экспортно-ориентированной отрасли экономики С.Ф. Шарапов логичен в этой идее.
Также среди мер предлагается уменьшение роли косвенных налогов в структуре доходов государственного бюджета с заменой их дивидендами от государственных предприятий. Хотя как землевладелец одновременно ратует за снижение хлебных тарифов.
Чрезвычайно важным источником дохода могли бы быть наши железные дороги, по своему естественному положению и количеству грузов вполне способный давать крупный чистый доход, а теперь дающих лишь огромные убытки.
Доходность наших дорог была бы очень велика, если бы наше коммерческое движение было иначе поставлено и если бы мы не были вынуждены строить ряд бездоходных линий, иногда единственно с целью поддержки золотой валюты, путем прилива иностранного капитала и поддержки металлургической и горной промышленности доставлением им работы. Убытки нашей железнодорожной сети, независима от крайней дороговизны ее сооружения, имеют прямым источником нашу финансовую систему. Обезденеживая страну, держа население в нищете, она сокращает и производство, и потребление и уменьшает количество грузов. С другой стороны, проведение новых линий, вовлекая в экономический круговорот и предавая расхищению новые земли и леса, сбивает цены на хлеб в старых районах земледелия. Получается лихорадочное выбрасывание на рынок хлеба и сырья, обусловливающее самую нерациональную эксплуатацию всех служб и подвижного состава. При таких условиях даже очень значительное грузовое движение, и при тарифах, тяжело ложащихся на обезцененный хлеб, не может быть выгодным вследствие непомерно возрастающих расходов на эксплуатацию. Но самое главное, конечно, условие для возвышения доходности железных дорог, это зажиточность населения, т.-е. поднятие его хозяйства и потребления.
Между тем, в нашей железнодорожной политике замечается стремление возвысить доходность чисто механически. Недавно объявлено повышение цен на пассажирские билеты, самое нерациональное, что только наши финансисты могли придумать, а теперь говорят о необходимости возвысить на 10% все товарные тарифы. Можно без всякого колебания предсказать результат совершенно обратный предполагаемому. Пассажирское движение сократится, и только, и убытки будут ещё больше. А что касается до поднятия фрахтов, то от этой нелепости авось откажутся и сами её авторы (стр. 38-39).
Так как затронута тема транспорта, не могу не остановится на идеях Шарапова в этой области.
Как и в мое время, по улицам шли пешеходы и ехали в два ряда извозчики и частные экипажи. Тротуары были шире, дома выше, мостовые превосходные. Несмотря на шедший эти дни дождь, грязи не было и в помине. Меня поразило отсутствие автомобилей и велосипедов.
– И то и другое давно уже запрещено думой, – объяснила моя спутница. – Автомобили лет тридцать назад совсем было упразднили лошадей. Жизнь в городе стала невыносимой до того, что участились помешательства. А что касается до велосипедов, то было обнаружено не только увеличение всяких расстройств, но даже некоторое как бы одичание среди пользовавшихся ими. И вот, сначала велосипеды были запрещены для женщин, затем изъяты из употребления и вовсе.
Через десять минут мы были на Садовой, где я узнал новый в мое время вокзал Курской и Нижегородской дорог, теперь значительно расширенный и обратившийся в центральный городской вокзал, от которого двигалось в разные стороны до 1400 поездов в день, а в праздники – свыше 2000. Вместо унылой асфальтовой площади перед ним был разбит великолепный сквер из высоких деревьев, уже потерявших свой лист. Только могучие ели да сосны оставались в зимнем зеленом уборе.
– Ну, а железные дороги, как видится, целы? – засмеялся я.
– Да, с железными дорогами обществу уже расстаться было нельзя, хотя, знаете ли, года три назад шла жестокая против них агитация. Указывали, что благодаря быстроте сообщений общество дичает. Ну, это течение победы не одержало. Однако добились того, что скорость выше 120 верст в час запрещена.
– Сто двадцать верст!
– Ах, это что за скорость! В 45-м году между Москвой и Киевом ходили поезда по 150 верст в час.
– Теперь этого уже нет?
– Я вам говорю, что скорость в 120 верст признана предельной.
Мы встречали и на полном ходу обгоняли поезда, шедшие, как оказалось, по параллельным рельсам. Движение между Москвой и Югом разрослось настолько, что на нынешней Курской дороге во всю ее длину было уложено четыре рельсовых пути.
Шах и мат, господа урбанисты! Не получите вы в дополнение к прекрасным мостовым и тротуарам, отсутствию грязи и автомобилей возможность рассекать на богомерзких велосипедах! Фигушки!
И ВСМ тоже противоречат скрепам, вот только "простые" старинные железные дороги и стоит терпеть. Здесь, правда, автор весьма преукрасил картину. Таких скоростей на Курском ходу и при путинском режиме нет. (Стоит уточнить, что далее из текста романа становится ясно, что 120 верст в час имеется в виду маршрутная скорость). Здесь же видны отголоски прожектерства о создании единого объединенного вокзала в Москве.
Но я отвлекся, хотя не упомянуть ультраправых политических воззрений Шарапова никак не удастся.
– Успокойтесь, никаких учебных заведений у нас нет. Все эти ваши гимназии, институты и прочее давно упразднено.
– Как же у вас учатся?
– Первоначальное образование дается дома. Родители соединяются в кружки и приглашают к детям учителей по своему вкусу и выбору. Затем, кто желает учиться, ходит на приходские курсы. Видели наши аудитории? Там читают все предметы, которые нужны для среднего образования, и полный курс домоводства. Большинство девушек бедного класса тем и заканчивает.
– Ну а те, которые желают учиться дальше?
– Те выбирают себе интересующие их предметы и слушают или высшие курсы вместе со студентами, или ходят на специальные городские курсы.
– Значит, высшее образование вполне свободно? Дает ли оно женщине какие-нибудь права?
– Права? Какие права? Мы совершенно полноправны...
– Например, стать врачом, адвокатом...
– Ах, вы вот про что! Да ведь эти профессии все вольные! Зачем же тут какие-нибудь права?
– Ну, в мое время это было не так-то легко.
– Знаем, знаем. У вас шла борьба о том, давать ли женщине диплом и допускать ли ее к тем занятиям, которые вы считали пригодными только для мужчин. Мы этот вопрос ре- шили проще. Мы отменили все дипломы. Любой из нас, мужчина или женщина, может вполне свободно учить, лечить, защищать на суде. Разве же может невежда взяться за незнакомое ему дело? Возьмите хоть врачевание. Да кто же решится лечить, не зная медицины? Ведь за всякое шарлатанство установлена строжайшая ответственность! А если кто-нибудь лечит и лечит успешно, народ к нему идет и жалоб никто не заявляет, так с какой же стати власть будет вмешиваться?
– Ого! Это что-то совсем по-американски.
Если подводить итог, то Шарапов в своём могучем мозгу пытался скрестить "ужа и ежом", объединить в одном государственном устройстве несочетаемые признаки феодального и капиталистического общества, сословные привилегии и свободу экономических отношений, глубокую религиозность и жажду наживы, ограничение образования и вольномыслия и бурный экономический рост, низкие цены на экспортные товары и высокий уровень жизни населения, отстаивание финансовой независимости и верность взятым внешним долгам.
Хотя, повторюсь, изучение трудов Шарапова весьма полезно. С одной стороны, его работы не оставляют камня на камня сторонникам мифов о "молочных реках и кисельных берегах" и о "хрусте булки". С другой, внимательное чтение работ автора не позволяет подтвердить заверения ряда современных публицистов, что в советское время были "реализованы многие идеи Шарапова", чуть ли не вся "экономическая система была организована по-шараповски". Сходства не так много для обоснования такого рода утверждений. Даже на современную Россию больше похоже, всё-таки мы живём по ямайской системе бумажных денег.