После того как СССР в 1945 году объявил войну Японии, поддержав тем самым США, в советские лагеря хлынул поток японских военнопленных. Они в большинстве своем содержались в отдельных лагерях, не смешиваясь с обычными зеками. Режим и питание в этих «зонах» были щадящим. Многие японцы использовались в строительстве в восстановление народного хозяйства. При этом любопытна одна деталь, самураи всегда подчеркивали свое отличие от немцев. Они говорили: «Немцы здесь в плену, а нас Сталин пригласил – помочь!». Для воинов «страны Ямато» (так японцы называли свою родину) само слово «плен» воспринималось болезненно.
Основной контингент японских военнопленных был репатриирован уже к 1948-1949 годам. Однако в лагерях, по разным причинам остались отдельные самураи и содержались они с обычной «армией» ГУЛАГа. Держались эти люди несколько обособленно, стараясь оставаться в стороне от всех коллизий лагерной жизни. Однако удавалось это не всегда. Существуют сведения, что несколько японцев, оставшихся в Кенгире до 1955 года, принимали участие в массовых волнениях наряду с другими обитателями мятежного лагеря.
Репатриации не подверглись, японские военные, которые участвовали в особого рода боевых частях (приравненных к германским СС, гестапо, СД), либо нетранспортабельные. Некоторая часть японцев предпочитали остаться сами, боясь возращения на родину. Вот что пишет Н. Кекушев, рассказывая об одном из таких людей – японском пленном офицере Хому: «С Хому у нас состоялся интересный разговор незадолго до его освобождения из лагеря в 1955 году. Ему предложили остаться в СССР и поехать на целину. «Львович», я почти десять лет не был дома. Если я вернусь на родину, то меня посадят как русского шпиона. Я ничего не смогу доказать. Нет, я лучше поеду на целину».
Но, видимо, главным опасением было даже не возможное обвинение в шпионаже. Больше страшило клеймо труса, проявившего слабость. По японскому кодексу чести военного, сдача в плен считалось позорным пятном. И некоторые предпочитали считаться погибшими, но не малодушными.
Так, например, в романе Екатерины Матвеевой «История одной зечки», описывается судьба японца Фуоми. Он работал в конце 40-х в пекарне обслуживающих зэков. Этот невзрачный на вид человек о прозвищу Фомка в своем военном прошлом был каитен – «человек торпеда», «водный камикадзе». Оказывается Фомка был выловлен американским эсминцем, тем самым, который он должен был подорвать. Его торпеда проскочила буквально в сантиметре от эсминца. По правилам, каитен или камикадзе не могут быть пленены, честь обязывает сделать харакири, но бедолага был так ошарашен неудачей, что не успел прийти в себя, как был обезоружен и поднят на борт корабля. Затем он бежал от американцев и попал в плен к русским. Его оформили и отправили в Воркуту. По завершению военных действий, Фомки объявили, что он может отправляться к себе домой. Он отказался, к этому времени он был женат на комячке и ждал первенца. Он объяснил, что возвращаться ему нельзя. Он числился погибшим каитен за императора, и если вдруг явится домой, семья его будет опозорена на веки веков, а друзья принудят умереть.