В октябре в издательстве «Альпина нон-фикшн» вышла книга сценариста и преподавателя сценарного мастерства Александра Талала «Миф и жизнь в кино. Смыслы и инструменты драматургического мастерства». В ряду книг о кино и телевидении таких звездных авторов, как Труби, Воглер, Митта, Макки, Хейг, Молчанов, Дуглас и других, появилось еще одно имя отечественного профессионала, что чрезвычайно важно и своевременно, учитывая интерес нашей публики к кинематографу, искусству сериала и к драматургическому творчеству.
Сегодня у читателей большой популярностью пользуются книги и курсы по сценарному и литературному мастерству. Люди хотят учиться писать, зарабатывать литературным трудом и работать в кино. Как вам кажется, почему?
Кино притягивает публику. Все, что с ним связано, в том числе и профессия сценариста, чрезвычайно мифологизировано. Она многих привлекает и манит, но вместе с тем и сбивает с толку. Люди часто не вполне понимают, куда идут и что их ждет. Но со временем приходит более осознанное понимание ремесла.
Что остается, когда иллюзии утрачиваются?
Труд. От сценариста ждут жизни в мире воображения, муках творчества и поисках вдохновения, а он весь такой скучный и правильный трудоголик: «Ну что тут интересного, сажусь каждый день к столу, заставляю себя работать и пишу-пишу-пишу». Если я начну рассказывать о том, что меня вдохновляет в моем деле, каким находкам я радуюсь, это будет настолько непонятный для непосвященного собеседника язык, что он быстро заскучает. Другое дело, что с опытом все больше привязываешься к своему ремеслу и начинаешь любить его еще сильнее. Ты трезвеешь, перестаешь мечтать о волшебных таблетках и привыкаешь каждый день работать над чудом.
Киноиндустрия любит успех, здесь практически все стремятся стать звездами. Что в этом плане светит сценаристам-интровертам?
Известности и статуса звезды добиваются единицы. Это редкие случаи, когда мы знаем имена сценаристов: Чарли Кауфмана, Аарона Соркина, Тонино Гуэрры, но есть и другая форма успеха, когда человек получает постоянную работу, например на телевидении, и начинает зарабатывать своей профессией приличные деньги. Понятно, что многим хочется большего, но тут важнее, какие цели вы перед собой ставите — стать звездой или много и успешно работать. Второе понятно, осязаемо, само по себе является большой победой, а также ступенькой к первому. Ни в какой школе сценаристов вас не научат, как стать звездой, а вот профессии могут научить. И я не из тех людей, которые считают, что зарабатывать — единственная важная вещь. Важно работать. Заниматься своим ремеслом, делать это регулярно и не в стол.
Можно ли говорить о популярных темах, о конъюнктуре и моде на сюжет? Что особенно актуально сегодня?
Вроде времена меняются, но подавляющее большинство наших авторов сегодня все равно хочет писать драму. Условно говоря, про то, как страшно жить. «Давайте окунем зрителя в ужас бытия!» — вот это до сих пор у нас в моде. В России вообще сильна тяга к описаниям тяжелой жизни и социальная пародия. И хорошо, когда автор и правда этим всем интересуется, а не идет на поводу у популярного стереотипа, дескать, это то, о чем пишут «настоящие художники». Но, к счастью, круг интересов расширяется, у нас в последнее время появляются все более удачные жанровые работы.
Как вам кажется, в чем проблемы нашего кинопроцесса? Почему в России сегодня так мало снимают хорошего кино?
Тут много факторов. Кино — это огромная сфера, здесь масса нюансов и узких горлышек. В любом процессе главное что? Развитие. А у нас сегодня как получается? К дистрибьютору, от которого зависит, выйдет картина в прокат или нет, приходят с новой идеей, а он говорит: «Ну что вы нам принесли, это никто смотреть не будет, надо что-то ржачное, давайте ржаку!» Телеканалы — такое же бутылочное горлышко. Каждый год какой-нибудь из каналов заявляет, что готов к смелому и новому, к тотальной смене имиджа, или какой-нибудь продакшен в очередной раз решает стать новым НВО. И все сводится к тому, что после двадцати написанных серий канал говорит: «Что-то сложно, да и непонятно, зачем это все... пусть будет классическая мелодрама». Получается чистая выхолощенная коммерция, минимум экспериментов, а тут надо постоянно что-то пробовать, все время что-то искать, ниш-то очень много не занятых, не проверенных, и зрителя надо воспитывать, показывать ему разное кино, авторское, на стыке жанров, экспериментальное, коммерческое. А вам говорят: «Эксперименты — это прекрасно, но с этим не к нам». Мне кажется, это не очень правильная стратегия, потому что в какой-то момент те два-три востребованных направления и жанра, в которых все работают, себя исчерпают и зритель больше вообще ничем не заинтересуется на экране телевизора.
Российское кино — наследник советского кинематографа, в котором были свои проблемы, но были и гениальные мастера и выдающиеся работы. Но с какого-то момента все как будто пошло не так, как вам кажется, что произошло?
Проблема была в том, что советское кино закончилось в 90-е годы. Не случилось поступательного развития, которое происходило с начала XX века, произошло обнуление и начался новый отсчет. Мы 70 лет снимали кино по своим правилам в стране, которая существовала сама по себе за железным занавесом, отгородившись от всего мира и мирового кинематографа. Там все шло своим ходом, индустрия развивалась, снималось много фильмов, и авторских, и кассовых, а нас это как будто не касалось. Потом все изменилось, и по сути, теперь мы вынуждены заново учиться делать современное кино.
А что случилось в 90-х? Причина в экономике? Не стало денег и развалилась индустрия?
Помимо этого в 90-х мы внезапно обнаружили, что говорим на языке, отличном от того, на каком говорит весь мир и Голливуд. У нас было ограниченное количество жанров: драма, мелодрама, грустноватая комедия. Ужасов почти не было, пожалуй, только «Вий». Фантастика, если и была, то густо замешенная с драмой. В результате, когда на наш рынок хлынул поток американского кино, массовая аудитория быстро отреагировала. Конечно, те, кто воспитан на «Покровских воротах», даже не почувствуют, что их любимый фильм устарел, так это крепко сидит в душе и сердце. А вот следующее поколение такое кино уже смотреть не будет, для них это скучно, затянуто, не про них вообще. Советский, а за ним по наследству и российский кинематограф стремится к воспроизведению объективной реальности, а Голливуд говорит на универсальном языке и рассказывает истории, многие из которых могут быть актуальными и через сто лет.
Что вам понравилось из того, что вы смотрели за последнее время?
Мне понравилось «Притяжение». «Гоголь. Начало» очень неплохой, другое дело, что, придя в кинотеатр, я ожидал, что это будет полный метр, а оказалось, что там две серии. Это, конечно, сбивало с толку, но в целом все складно получилось. Очень сильный «Класс коррекции» Ивана Твердовского, «Тряпичный союз» Михаила Местецкого, «Статус: свободен» Руминова. Мне очень нравятся фильмы Юрия Быкова. Я в свое время критиковал «Сталинград», но это фильм, который не побоялся рассмотреть на большом экране очень неудобные темы, запретные фактически. В этом году вышел, кстати, прекрасный «Жги!» Кирилла Плетнёва. У нас есть хорошее кино, не так много, как хотелось бы, но есть.
Сегодня очень заметно сократилось расстояние между поколениями и практически исчезла возрастная профессиональная иерархия. Можно ли сказать, что кинематограф сильно помолодел, и есть ли в этом свои плюсы и минусы?
Ну, смотрите, лауреату «Оскара», режиссеру «Ла-Ла Ленда» Дэмиену Шазеллу 32 года, Джордану Вогт-Робертсу, который снял Хиддлстона в фильме «Конг: Остров черепа», 33 года. Ивану Твердовскому 28 лет, Гай Германике — 33. В нашей индустрии все больше продюсеров, не достигших даже тридцати. Какие уж тут минусы.
Другое дело, что, например, сценарист — это все-таки возрастная профессия (режиссер, возможно, тоже). Она требует опыта, знания психологии, проблематики сюжета, людей, систем, жизни, в конце концов. Конечно, и в 20 лет писать можно и нужно, просто надо понимать, что все необходимое придет с опытом. Есть же правило 10 000 часов Малкольма Гладуэлла, который считает, именно столько времени интенсивной профессиональной работы необходимо, чтобы стать мастером своего дела. Но помимо этого в двадцать с чем-то лет вряд ли возможно глубоко и живо понимать проблематику такого фильма, как «Любовник» Тодоровского. Даже для того, чтобы изображать проблематику тинейджера, наверное, необходимо зрелое умение дистанцироваться и придать сюжету некую художественную форму, это больше, чем просто знание и понимание современной молодежи.
Скажите все-таки, чем так прекрасно кино? Почему большинство из нас очарованы кинематографом? Почему этот мир так завораживает нас?
Есть мнение, что человек отличается от животного надстройкой в нервной системе, которая стимулирует его творчество. Все остальное отвечает за базовые потребности, но человеку необходимо кое-что еще. Потребность разобраться, почему этот мир так устроен, действительно ли Земля плоская, как далеко от нас звезды и как долететь до этих звезд? Человек все время ищет ответы на эти и многие другие вопросы. Стремится что-то новое придумать, сделать, увидеть и пережить. А любое произведение искусства дает эмоциональную разрядку, дает возможность мечтать о несбыточном. Кино, театр, литература — все это, по сути, и миф, и зеркало. Искусство удовлетворяет нашу потребность в обретении смыслов, а кино сейчас лучше религии отвечает на многие важные для человека вопросы. Или хотя бы их ставит, что уже не мало.
Как вы относитесь к волне скандалов и разоблачений, прокатившейся в Голливуде? Что это, верх лицемерия или законы жанра или жизни?
Тут главная проблема — системная. Пользоваться своей властью и влиянием, поддерживать систему, в которой карьера зависит от способности отдаваться и в которой вообще возможен такой бартерный обмен, — отвратительно. И, возможно, наступил тот момент, когда люди готовы об этом говорить, достигнута критическая точка пересмотра ценностей. Большой вопрос, станет ли это действительно глобальным переосмыслением или спадет, как очередной хайп. Еще один большой вопрос — какие нас могут ждать перегибы, которые часто следуют за точкой кипения. Нынешние попытки переписать историю — один из таких перегибов. И опять же, мы очень мифологизируем кино и всех, кто имеет к нему отношение. И мало что нам нравится больше, чем сначала водворить кого-то на пьедестал, а потом оттуда скидывать. Обожествлять, а потом разочаровываться, когда звезда не соответствует нами же созданному образу.
Скажите, нам надо стремиться «догнать и перегнать Америку» на кинематографическом поле?
Нет, конечно. Экономически это невозможно, творчески... Тут надо понимать, что все наши перчатки, которые мы гордо бросаем в его сторону, падают где-то на стороне и никто их не замечает. Какой такой «наш ответ Чемберлену»? Нас никто ни о чем таком не спрашивал. С Голливудом бесполезно конкурировать на его территории. Невозможно снять русский «Аватар» или «Матрицу», но можно конкурировать на территории усложненных жанров, «взрослых» жанровых конструкций, серьезных тем внутри зрительского кино. Вот что такое «Притяжение»? Несмотря на приключенческую составляющую и спецэффекты, это в первую очередь социальная драма. А это не тот продукт, которым Голливуд больше всего славится и наиболее агрессивно продает.
В свое время, например, «Черная молния», которая вышла одновременно с «Аватаром», вроде бы окупилась, но не подтвердила оптимистичных прогнозов наших продюсеров. Такому произведению сложно соревноваться с Голливудом, хотя мы постарались укоренить его в нашей реальности, дать ему «отечественное лицо».
Как вам кажется, есть ли на Западе потенциальный интерес к нашему кино?
У Голливуда есть история привлечения талантов из всех стран мира. Иньярриту, Куарона, Бекмамбетова, Роднянского в конечном счете втянуло в сферу притяжения этой «фабрики грез». И, мне кажется, есть все основания предполагать, что, если мы будем делать что-то стоящее, мы будем интересны. И миру, и Голливуду, и сами себе.
