17 ноября 2017 в БЗК Иван и Михаил Почекины выйдут на сцену в память о Майе Самойловне Глезаровой.
Русская скрипичная школа – уникальная, сегодня представленная во всём мире – всегда была знаменита своими педагогами и музыкантами. Благодаря им искусство скрипичной игры так ценится любителями музыки, всеми, кто знает и ценит историю отечественной музыкальной культуры.
Среди незабываемых имён – профессор Майя Самойловна Глезарова, которой будет посвящен концерт 17 ноября.
В преддверии концерта Иван Почекин делится воспоминаниями о своем педагоге и рассказывает о грядущем выступлении на сцене БЗК.
– Иван, концерт 17 ноября носит подзаголовок «Памяти учителя» и посвящен Майе Самойловне Глезаровой. Когда Вы начали учиться у неё?
– Заниматься на скрипке я начинал у Галины Степановны Турчаниновой, а в класс к Майе Самойловне перешел в 1996 году, когда мне было 9 лет.
– Глезарова ведь практически не занималась с малышами?
– Да, на тот момент я был у нее самым маленьким. Ей было 72 года, а мне 9, и, наверное, и ей со мной, и мне с ней не всегда было легко. Но тем не менее, всё сложилось хорошо.
– Это было в ЦМШ?
– Сначала да. Вскоре к ней пришло еще несколько учеников, моих одноклассников: Саша Майборода и Абдулла Саидов. И получилось так, что мы с Сашей начали очень плохо себя вести, в результате чего нас собрались выгонять из ЦМШ.
В этот момент Майя Самуиловна сделала ход педагога-тяжеловеса, сказав, что она уходит ЦМШ. Она мотивировала это тем, что, во-первых, ей далеко ездить на бульвар Карбышева, где тогда находилась ЦМШ, а во-вторых, тем, что атмосфера школы как-то не очень хорошо влияет на ее учеников.
Фактически, она нас просто прикрыла. Другому педагогу, наверное, нельзя делать таких вещей, но ей было можно. И мы все вместе перешли в Школу Колледжа при Московской консерватории, в Мерзляковку.
Я, кстати, очень люблю это учебное заведение и невероятно благодарен своим педагогам: Вере Александровне Большаковой, Ирине Сергеевне Лопатиной, Ирине Михайловне Молчановой… Это легенды, и мне очень повезло, что выпала возможность учиться именно у них.
– Атмосфера ЦМШ действительно могла плохо влиять на учеников?
– С одной стороны, конечно, на зеркало пенять нельзя. Но, вместе с тем, атмосфера Мерзляковки лично для меня оказалось более естественной. В ЦМШ очень силен дух конкуренции, он очень давит, и в результате может приводить к совершенно неадекватным выбросам эмоций. До такой степени, что иногда мы сами не понимали, что творили. Потом, конечно, бывало стыдно, но как это часто бывает в детстве – ненадолго.
– Сколько Вы учились в Мерзляковке?
– Последний класс школы и четыре года училища, которое теперь называется колледжем. А с Майей Самуиловной в общей сложности я занимался 11 лет. Так что общими музыкальными представлениями и критериями в игре на скрипке я целиком и полностью обязан ей.
– В классе у Глезаровой было много учеников?
– Я помню, что было примерно от восьми до двенадцати человек. Кстати, однажды, мы проходили мимо афиши классного вечера одного профессора, и на ней было примерно фамилий пятнадцать, и кто-то сказал: «Ах, сколько учеников!», Майя Самойловна ответила: «Какая разница – с двумя не заниматься или с пятнадцатью не заниматься?»
– Можно ли сформулировать какой-то присущий ей педагогический метод? Говорят, что она довольно жестко занималась с учениками?
– Её любимым замечанием всегда было «Слушай!». Майя Самойловна всегда старалась сделать так, чтобы человек сам заметил свои недостатки, она только направляла внимание в нужную сторону. Ведь когда ты сам осознал тот или иной недостаток, считай, полдела уже сделано. То есть она старалась не научить, а сделать так, чтобы студенты сами умели учиться.
А что касается жесткости… Да, можно сказать, что на уроах она была немногословной и жесткой.
– Наверное, не все дети способны перенести такое отношение. На уроках было страшно?
– Когда я, так сказать, по-человечески уже хорошо узнал Майю Самойловну, для меня она стала близким человеком. И страшно уже не было: когда она ругалась, я улыбался. Не из-за неуважения, конечно, а потому что, когда близкий человек ругается, тебе не важна форма – ты просто хочешь выяснить, зачем это делается. И когда она это поняла, то поменяла тактику. А поначалу, конечно, бывало страшновато – но я как-то справился.
– Поменяла тактику? Каким образом?
– Мне кажется, она стала по-другому влиять на мое развитие, не банальным «кнутом и пряником», а какими-то более сложными стратегическими решениями, что ли… Наверное это как раз и был тот момент, когда наши отношения поднялись на новый уровень.
