Выходит на авансцену космической красоты девушка, берет в руку микрофон, впивается взглядом в затемненный зрительный зал и начинает петь по-немецки нежную лирическую песню про то, как она любит жизнь. Потом облачается во врачебный халат, берет хирургические пинцеты и начинает препарировать кресло. Снимает со стоящих поодаль манекенных голов волосы и обивает кресло ими, а тем временем зрители начинают замечать, что волосы эти вполне человеческие используются и в качестве набивки для матраца на стоящей в глубине сцены кровати. Девушка садится в это кресло, прямо на волосы, и умиротворенно слушает еще одну немецкую песню о любви. Она поднимается, и тут в зале неожиданно зажигается свет. Девушка уже не гипнотизирует каждого зрителя взглядом, а повелевающе указывает пальцем на выбранных. Свет в зале снова гаснет, она берет предельно сексуальный корсет, с помощью металлических крюков затягивает его на себе, надевает нацистскую форму, берет в руки кнут и водружается на импровизированный трон, где начинает неистово хлестать. Что-то идет не так. Девушка слезает, берет еще человеческих волос, тщательно потрошит их, затем набивает подушку, устраивает ее на свой трон и садится сверху. Теперь комфортнее. С хлыстом на перевес она начинает призывать и командно указывать зрителям, чтобы те аплодировали с ней вместе сначала в такт музыке, а потом и под восторженные крики народных масс. Кто-то робко подключается (преимущественно мужчины), основная же масса сидит с каменными лицами (не в той ты стране, девочка, в нацисткой форме пытаешься заставить нас подчиняться тебе). Не получив реакции, она спускается. Начинает распутывать свои волосы, вплетает в них волосы с манекенов и вдруг в ней происходит эрозия, она начинает задыхаться продолжительно, отчаянно и обреченно.
Спектакль окончен, гаснет свет.
Безусловно на такой подарок от фестиваля моноспектаклей "SOLO" в Театральном центре я не смел и надеяться. Не буду тут подробно углубляться в очевидные смыслы сюжета: осознание собственной чудовищной вины, упоение своим одиночеством, навык относиться к своей работе машинально, отработанно, одинаково расчленяя что кресло, что людей, не особенно задумываясь о моральной стороне, и конечно попытка за каких-то 50 минут продемонстрировать как именно может человек увлечься романтикой террора.
Озадачивало другое. Я не мог уловить жанр. С одной стороны это не совсем спектакль, скорее перформанс, но при этом с линейной, отлаженной драматургией. С другой стороны, это не совсем моно – на сцене аккомпанирует на фоно и микширует саунд очень обаятельный и неглупый музыкант Christoph Wirth. И чем больше он пытается играть отсутствие, изображать не человека, а предмет по извлечению звуков, тем заметнее становится его существование на сцене. С третьей стороны, все же центральный действующий персонаж один, одиночеством наделяет его властью, и он самодостаточен в нем. Поэтому я для себя вывел, что удобнее будет такой формат выразить словом «монодрама».
В первую очередь режиссер, а уже потом исполнительница, Anna Peschke создает тревожно амбивалентный характер девушки эсэсовки: в мгновение ока она становится жестокой, презирающей садисткой, которая сосредоточенно мучает и скурпулезно убивает. Она воплощает магнетический совершенно бесчеловечный, унифицированный, неприступный образ. И все это без единого слова, с редкими нежными лирическими песенками.
Нацистская эстетика часто переносится в разные области массовой культуры, деполитизируясь и трансформируясь то в наци-шик, то в наци-треш. Это видно и в комиксах, и в кино, и в музыке, и конечно в видеоиграх. На этом зиждятся и садо-мазохитские фэнтези, и виртуозные “Бесславные ублюдки” Тарантино, и эротоманская идеология группы Rammstein и многое, многое другое. Не говоря уже о набиравших в 70-е годы популярность по всему миру (включая Израиль) порнографических фильмах с участием "строгих" эсэсовцов. В монодраме под названием "Сад Ильзы" мы наблюдаем как столь презираемая нашей исторической памятью эстетика фашистской символики начинает вызывать неоднородное чувство, лавирующее между отторжением и притяжением.
Спектакль работает с историческими знаниями аудитории. Раздирание человеческих волос – символ непредсказуемой, невообразимой жестокости. Поддерживающие их пластмассовые головы манекенов становятся заменой захваченных и замученных заключенных лагерей, выражая одновременно как безжизненность, так и безличное, безразличное отношение к ним нацистов, как к вещам. Использование же волос в “бытовых целях” невольно пробуждает воспоминания о жутких перчатках из человеческой кожи или опять же обтянутых человеческой кожей стульях и абажурах, которые к ужасу всего мира являются уже абсолютно реальными артефактами мировой истории.
И “Сад Ильзы” (Ilsas Garten) стимулирует альтернативное восприятие национал-социалистического прошлого, которое столь важно не только для Германии и Европы, где подобные процессы происходят постоянно, а особенно для России, где просвечивается тенденция героизировать опасное наследие.
Единственное, что вызывало у меня некоторую досаду, так это то, что в Анне проглядывалась некоторая неуверенность. Учитывая, что спектакль идет уже более 10 лет, это было странным, и я начал думать, что ей просто некомфортно играть эту чисто немецкую историю в России (уверен в Германии, в отличии от нас, вообще никто в зале не поддерживает аплодисменты девушки (пусть даже настолько сексуальной) в нацисткой форме и испытывает в этот момент катарсический ужас). Но оказалось все гораздо тривиальнее. После спектакля Анна поделилась, что эта монодрама должна играться в непосредственном контакте со зрителями. Они должны сидеть прямо на сцене, она должна контролировать и управлять каждым их взглядом, вздохом. Сегодня же зритель был защищен от нее подъемом сцены, затемениями. И именно недостаток привычного и необходимого контроля привносил это ощущение неуверенности.
А еще позже я узнал, что из-за этого в российском показе отстутствовала одна из важнейших кульминационных точек. Сегодня таковой являлись те самые призывы поддержать сексуальную фашистку аплодисментами. Но в полной версии публике еще преподносили торт в виде свастики. Очень аппетитно выглядящий торт и наверняка очень вкусный. Таким образом каждый зритель становился перед выбором: “Съесть? Или отказаться?”. Разумеется это уже более высокий уровень – мысль о том, а нет ли общего между фашистким восприятием живого человека как “объекта исследования” и нашим восприятием аппетитного продукта питания как “объекта террора”. К сожалению, сам я выбор свой предугадать не могу. А опыт такой нам сегодня не представился.
Кстати, Анна этот спектакль поставила сразу после получения диплома (к слову на курсе Хайнера Гёббельса, как многие уже могли догадаться из подробного описания происходящего). И тут я задумался, а что должно произойти, чтобы наши девочки-выпускницы театральных ВУЗов, которые не знают куда себе деть и как реализовать, могли вот так брать и в жанре моно, очень просто и недорого показывать скажем НКВДэшниц в сексуальных корсетах, потрошащих людей, как кресло в гостиной? Для этого же не только фантазия нужна. Для этого нужны как-будто бы и другое общество, и другая "свобода", и другие запросы. Кто знает, может разговаривая вот так на темы фанатизма, обаятельности террора, у нас бы было поменьше Поклонских с перекошенной от ненависти и агрессии нижней челюстью на таких постах и с таким медийным влиянием?
p.s.
Традиционно напоследок приятность и награда для тех, кто дочитал. Обычно писать о событиях фестивалей очень грустно — ты рассказываешь о том, что уже нельзя никому увидеть. Я вообще регулярно спрашиваю себя зачем на это тратить время? Дразнить?
Но сегодняшнюю, такую фактурную монодраму я нашел в свободном доступе на видео в полном формате. И выкладываю ее прямо сюда в двух частях (благо продолжительность и объемы позволяют).
Так что можете сами посмотреть, оценить, поразмышлять.
Качество конечно не лучшее, но зато никуда ходить не надо.
___________
Источник материала: https://www.facebook.com/inner.emigrant/posts/343798966069013
Самые свежие обзоры и обсуждения всегда первыми в Facebook: https://www.facebook.com/inner.emigrant
Telegram-канал:
https://t.me/inner_emigrant
