Осенний вечер накрывал город сгущающейся темнотой. В маленьком переулке проснулся фонарь; медленно, будто потягиваясь, разгорелся, потом моргнул и стал испускать ровный оранжевый свет. Ветви клена, склоняющиеся к фонарю, тут же превратились из тускло-бурых в огненно-золотые, а мокрый асфальт заискрился рыжими звездочками.
За углом проходила трамвайная линия. Трамваи, громыхая железом, подъезжали к остановке, стояли немного молча и, звякнув, катились дальше. А через минуту под фонарем проходили два или три человека, которые обычно спешили домой, погруженные в свои мысли.
— Папа, они и правда ничего не замечают вокруг! И не чувствуют, что я их подслушиваю! — маленький белокурый фейри, одетый в зеленую жилетку и такие же штанишки, отпрянул от стекла фонаря и повернулся к отцу. От волнения прозрачные крылья на его спине подрагивали. Отец же сидел рядом совершенно спокойно, облокотившись на нагревающийся патрон лампы, и добродушно улыбался, наблюдая за сыном.
— Да, как я тебе и говорил, — тягучим густым голосом ответил он и поправил полу коричневого сюртука. — Ну что, попробуешь теперь сам угадать, кем окажется следующий прохожий?
— Да!
Они немного подождали. Отец довольно расправил крылья и грел их под теплым светом лампы, сын прильнул к стеклу и вглядывался в темноту.
Прозвенел очередной трамвай.
— Идут! — взволнованно вскрикнул мальчик. — Вон тот, второй, в плаще. Сейчас…
Маленький фейри всем телом прижался к стеклу и зажмурился.
Отец кивнул, на пару секунд прикрыл глаза, а потом стал наблюдать за сыном.
— Синицын… снова не слушал урок, играл в телефоне… Что мне с ним делать… — пробормотал вполголоса мальчик, а потом воскликнул. — Папа, он учитель! Он грустит от того, что не может найти общий язык с одним из своих учеников. Давай ему поможем? Ну давай!
Отец молча кивнул и медленно, покряхтывая, встал.
— А можно я сам попробую? — спросил мальчик, но по его неуверенному тону было понятно, что он и сам не готов к этому.
— Нет, пока что мы все делаем вместе, Зик. Слишком легко тут ошибиться и напортачить. Ты же не хочешь навредить этому человеку?
Зик покачал головой.
Отец повернулся лицом к лампе, то же сделал сын. Они протянули руки к лампе. Фонарь вдруг погас, а руки двух фейри теперь окутывало сиреневое сияние.
Мальчик и его отец повернулись к стеклу и бросили сгусток едва заметного сиреневого сияния в прохожего, который шел теперь медленнее, высматривая в плотных сумерках лужи под ногами.
— Ну вот, — негромко проговорил отец, — завтра он найдет нужные слова, чтобы поговорить с Синицыным. Хорошо, если бы он вспомнил тот случай из своего детства, который я подглядел в его памяти. Откровенность и доверие часто помогают разрушить границы.
Зик улыбнулся и снова прижался к стеклу.
Фонарь тем временем медленно разгорался.
— Они так смешно ругаются, когда фонарь гаснет, — говорил Зик, не отрываясь от стекла. — Как будто прямо совсем ничего не видно. Но тут столько света от окон дома напротив. И почему-то многие думают, что им не везет. Будто они такие невезучие, что даже фонари гаснут, когда они проходят.
— Да, сынок, люди странные. Не хотят видеть чудеса, которые случаются у них под носом, любят искать во всем дурные знаки. Но иногда их чувства так прекрасны. Иногда, когда проходит мать, думающая о своем ребенке, или по-настоящему влюбленный молодой человек, даже мне, бывает, хочется плакать от счастья. Вот как-то раз…
Отец хотел было начать рассказывать историю, но тут заметил, что сын уже некоторое время стоит тихо, а теперь и вовсе начал сопеть. Он быстро глянул сквозь стекло.
— Ох, говорил же я, чтобы ты старался пока не подслушивать стариков.
— Я уже взрослый, я справлюсь! — сквозь слезы буркнул Зик и, прерываясь на всхлипы, стал рассказывать о том, что услышал. — Та бабушка, она так несчастна. Летом потеряла своего мужа, а теперь боится, что сама не доживет до новогодних праздников, чтобы снова увидеть сына и внуков. Они далеко, в другом городе живут. А тут у нее никого нет, только сиделка приходит. Да и та не разговорчивая.
Отец положил руку на плечо мальчика.
— Ну, хватит, дай-ка я попробую кое-что сделать.
И он, засучив рукава, начал медленно вытягивать энергию из лампы. Она замигала и потускнела, но не погасла.
— Она плохо видит, не хочу, чтобы стало совсем темно, — пояснил он Зику.
Когда сгустки сиреневого сияния окутали его руки, отец-фейри скомкал их в шар и медленно толкнул его в сторону бабушки. Долетев до нее, шар мягко окутал ее голову и растворился. Бабушка остановилась и стала осматриваться.
— Ух ты! Она его почувствовала? — воскликнул Зик.
— Нет. Но послушай.
Зик вгляделся в небольшую сгорбленную фигурку с тросточкой. А через несколько секунд улыбнулся.
— Папа, ты молодец! Она перестала скорбеть о прошедшем и бояться будущего, а стала вспоминать о своих близких с любовью и теплотой! А главное, с благодарностью к жизни, к тому, что у нее было.
— Ну и, надеюсь, завтра к ней придет новая сиделка, молодая и внимательная девушка, которая будет с удовольствием слушать ее рассказы.
Зик подошел к отцу и обнял его.
— Устал? — заботливо спросил отец. — Полетим домой?
— Нет-нет, совсем не устал. Давай хотя бы еще одному поколдуем?
— Ну хорошо, но потом — точно домой и спать.
— Хорошо, папа.
В ожидании трамвая они сели рядом и стали разглядывать ветви клена. Раскачиваемые ветром, они, будто руки, протягивались к фонарю и касались его золотыми листьями-ладонями. Наконец раздалось короткое звяканье, за которым послышался удаляющийся стук колес, а в переулке появилась девушка в темно-синей куртке, ее шею до подбородка укутывал яркий желтый шарф. Зик встал и прислушался.
— Она сегодня в очередной раз ходила на собеседование, чтобы устроиться на работу. Но, кажется, оно прошло не слишком хорошо. Теперь она грустит и размышляет, годится ли вообще хоть на что-нибудь в этом мире, — пересказал Зик то, что понял о девушке.
— Ну что ж, пожалуй, ей тоже не помешает немного волшебства, — сказал отец, встал и протянул руки к лампе. Зик присоединился к нему.
Фонарь погас, мерцающий сиреневый шар полетел к девушке. Та подняла голову, посмотрела на фонарь и улыбнулась.
Шар волшебства давно растворился в девушке, а она все стояла и с улыбкой смотрела на разгорающийся фонарь. Потом подняла взгляд на небо. Несколько звезд мерцали там в разрыве быстро летящих серых туч, подсвеченных снизу рыжим светом города. Девушка улыбнулась и им, осмотрелась вокруг, рассмеялась и, снова взглянув на фонарь, тихо прошептала: «Спасибо». Но Зик с отцом услышали этот шепот. Он прилетел к ним мерцающим сиреневым сгустком, окутал их, поднял в воздух, медленно опустил обратно и растаял, растворившись в них обоих.
— Ух ты! Что это было, пап? Как она сделала это? — Зик прислонился к стеклу и провожал незнакомку взглядом. Та шла медленно, разглядывая окна, листву под ногами и выглядывающие на миг из-за туч звезды.
— Нам очень повезло, Зик, — произнес отец так серьезно, что сын повернулся к нему и стал внимательно слушать. — Я раньше не рассказывал тебе, но теперь пора. Именно благодаря таким людям, как эта девушка, магия продолжает существовать в этом мире. А вместе с магией — и мы. Она смогла заметить волшебство в повседневности, но — главное — она поблагодарила за него. Благодарность возвращает потраченную магию обратно в этот мир. Да не просто возвращает, а умножает во много-много раз. Посмотри-ка на свое отражение. Кажется, ты даже подрос от ее “Спасибо”.
Зик посмотрелся в стекло и одернул ставшую ему коротковатой жилетку.
— Ого!
Потом повернулся к отцу и присмотрелся.
— А ты стал выглядеть моложе, папа!
Отец приосанился и довольно улыбнулся.
— В этот раз ты смог почувствовать, как подействовало наше волшебство на эту девушку?
— Да! Она скоро поймет, что эта неудача с работой поможет ей найти свое настоящее призвание, о котором она даже и не думала. Только я не успел понять, какое — отвлекся на то, что произошло с нами.
— О, ну, об этом не сложно догадаться. Ты видел, как внимательно она разглядывала наш фонарь, а потом и все вокруг?
— Да. Но… И что?
— В детстве она любила рисовать. Придя домой, она вспомнит об этом, найдет листок бумаги и карандаш, нарисует наш фонарь. Потом захочет добавить цвета. И вскоре волшебство другого рода — волшебство творчества — захватит ее. Надеюсь, тогда она поймет, что и сама — волшебница.
Зик радостно улыбнулся.
— Здорово!
— Да. Ну, а теперь — полетели домой!