ЖГИ!
Среди многочисленных попыток подвергнуть творческий акт какой бы то ни было классификации есть расхожий примитивный дуализм: каждое художественное высказывание представляет из себя либо исповедь, либо проповедь; третьего не дано.
Так вот с этой позиции, все самые острые спектакли Кирилла Серебренникова были проповедями. Вероятно неосознанно они такими выходили, режиссер лишь фиксировал мир и события вокруг, предъявлял зрителю зеркало, в котором можно увидеть себя, свою жизнь, все ее формирующее и задуматься: "а не пора ли что-то в сложившемся менять?" За что многие противники Серебренникова называли его спектакли то "агитками", то "плакатами", то еще чем-нибудь в таком духе.
Но "Маленькие трагедии" получились гарантированной исповедью. Всем известные события просто лишили режиссера возможности высказаться, и он начал говорить привычным себе языком, спектаклем. И, пожалуй, впервые показал настолько открыто на сцене себя и свои сомнения. Поскольку все мы, так или иначе, соучастники этих событий (пусть даже пассивные), на себя тоже посмотреть получается. И выходит, что спектакль не теряет остроты, не теряет накала, но при этом особая откровенность привносит новую степень пронзительности.
Спектакль собирается как ожерелье. Все самые успешные и эффектные ходы и приемы режиссера объединяются в нерушимое целое. Традиционные белые перегородки, достигшие своей кульминации в "Кафке", здесь подбираются к апогею. Зрелищные визуальные инсталляционные конструкции и мизансцены, квинтэссенцией которых явилась "Машина Мюллер", теряют многозначность трактовок, сшиваются одна в другую и начинают формулировать и выражать единый жестко определенный смысл. Обреченное пространство без дверей, на половину сделавшее "Мертвых душ" настолько великими, тут мутирует в замкнутый тоннель, в вечный зал ожидания (где не живут, только ждут, только ждут, только ждут) с обязательными участковым, привокзальной буфетчицей и "Россией1" патриотично вещающей в углу; где все порталы закрываются стальными листами с колючей проволокой, и свет в конце может увидеть (или хотя бы придумать себе) лишь тот, кто главным сундуком с сокровищами считает книгу. И даже работа со звуком особенно мощна: если в "Кому на Руси жить хорошо" в финале артисты перепевают Летова (а в любом контексте петь песни Летова и не являться им —противопоказано), то здесь Кобейн звучит уже в исполнении Кобейна, а ведического шамана Леонида Федорова ничем не испортишь.
Я часто говорил, что несколько спектаклей Серебренникова считаю гениальными, но "Маленькие трагедии" в таком случае остаются без эпитета, поскольку они не то, что "лучше", или "превосходят" предыдущие (тут вопрос не сравнения). Они их все объединяют и заключают, по сути становясь "сверхспектаклем" Серебренникова, если хотите.
И конечно этот спектакль выдающимся образом именно сочинен. Пушкин с присущими ему и сквозящими во всех произведениях импульсивностью и увлекаемостью надумал собрать и предъявить людские пороки, но основательность и здесь ему изменила: получилось всего 4 небольшие трагедии (все вторичны, переведены, а точнее пересказаны, но конечно все еще тем самым выразительным и богатейшим пушкинским языком). Кирилл не смог филигранно не подколоть некоторую зацикленность Александра Сергеевича на самом себе, но главное достижение в другом. Серебренников обильно вмонтировал в эти трагедии другие тексты поэта: от "Фауста", "Пророка" и "Предчувствия" до эпиграмм и эротических стихотворений, положивших основу целой срамной интермедии. И получилась почти Дантовская история, где "земную жизнь пройдя до половины" вместо Вергилия, потерявшемуся герою является "на перепутье" шестикрылый серафим. И начинается.
Сходу в "Моцарте и Сальери", самом богатом материале для анализа природы творчества, где поднимается вопрос: "достоин ли человек сам себя?" и формулируется, что "творчество – это когда десять чудаков следят, как один корчится", задается тот самый тон пронзительной исповедальности. Я не знаю ни одного другого спектакля, где зрителя первый катарсис ожидает в первые же 30 минут. Обычно режиссеры такие козыри берегут под конец, но тут слишком многое нужно сказать, чтобы размениваться. И градус снижаться не будет, даже несмотря на масштабность и продолжительность (3ч 40 мин), тайминг расчетливо взвешен.
Но этот первый катарсис является определяющим. Каждый зритель вдруг понимает, что невольно является тем самым Сальери, что добровольно позволил кому-то сделать себя им. И от этого осознания подкатывают первые за спектакль слезы обиды и в то же время восхищения от того с каким достоинством может вести себя человек.
Кирилл Семенович,
эти слёзы...
Не замечай их. Продолжай, спеши
Ещё наполнить звуками мне душу..
ЖГИ!
Подводя итог,
Пушкину очень повезло, что у него появился Серебренников.
Рэперу Хаски несказанно повезло, что у него появился Серебренников.
Артистам Гоголь-центра жизненно повезло, что у них есть Серебренников.
Русским зрителям практически безальтернативно повезло, что у них есть Серебренников.
К сожалению, не повезло только Серебренникову.
__________
Источник материала: https://www.facebook.com/inner.emigrant/posts/338290039953239
Самые свежие обзоры и обсуждения всегда первыми в Facebook:
https://www.facebook.com/inner.emigrant
Telegram-канал:
https://t.me/inner_emigrant