Найти тему

Камчатская эпопея Кима Севостьянова. 1950-1952

Камчатская эпопея, Восточная Камчатка,
Кроноцкий заповедник, Богачёвская нефтеразведочная
экспедиция (1950 г. —1952 г.)

82. Итак, 07.05.1950 г. я направляюсь к месту распределения поездом с Ярославского вокзала, Москва — Владивосток (провожают родственники, друзья), вместе с однокурсницей Кармеллой Гинзбург. Я впервые пересекал нашу огромную прекрасную страну. Всю дорогу фотографировал своим ФЭД-ом (купил, продав отцовские книги — сочинения первого в России марксиста Г.В. Плеханова) интересные места. Проехали Иркутск и на станции Култук (край озера Байкал) в вагон входят пограничники и начинают проверять документы. И выясняется, что дальше можно ехать только по пропуску — у меня его нет, т.к. никто мне об этом не сказал, даже кассир в железнодорожной кассе в Метрополе. Билет я покупал по блату, его устроила мне Аня Погодина, в то время секретарь председателя Мосгорисполкома М.А. Яснова. Пограничники пытались вывести меня силой из вагона, но это им не удалось. Тогда они убедили меня железным аргументом: «Простой поезда будет за твой счёт». Я пошел добровольно, но позабыл взять резиновые сапоги («Батя») и тапочки («Чешки»). На перроне я направился в туалет, разрядил ФЭД и выбросил отснятую пленку. Вероятно, это меня спасло. Меня доставили в местное КГБ и обвинили: «Ты японский шпион!» (перерыли все мои вещи), на что я ответил: «А вы папы римские». Они меня отпустили и только через 20 дней вернули документы, железнодорожный билет и выдали пропуск.

На обороте моего письма из Иркутска мать написала:

Прошли года цепочкой скромной.

Судьба разрознила наш путь,

И вот в большой стране огромной

Ты смог найти свой длинный путь!

Когда-то, когда я уже был молодым специалистом, я писал матери:

Ты такая, как и была.

Для других твои заботы и дела,

А для нас чуть-чуть тепла,

Да и то, как прежде, не сполна!

В Иркутске я посетил Иерусалимское кладбище:

«Прохожий, ты идёшь,

Но ляжешь, как и я.

Присядь и отдохни

На камне у меня».

«Может быть … (она сказала)

Разгадаешь — на годы твоя.

Не разгадаешь — навечно разлука».

83. Наконец-то я прибыл во Владивосток (город захламлен, здесь умеют делать деньги, полки пустые). В городе посетил художественный музей, концерт Тамары Ханум (поет на 10 языках). В городе перевалочная база «Камчатнефтегеология», и её зам. начальника Николай Александрович (на груди орден Ленина и три ордена Боевого Красного знамени). Принял меня тепло — поместил в гостиницу «Золотой рог» и купил билет I класса на пароход «Сибирь».

В день отплытия я пошёл в уборную гостиницы, оправился, сошёл с толчка и… спустил воду, раздался грохот, мимо моей головы пролетела чугунная крышка бачка для воды — крышка весом 6-7 кг, а летела она с высоты 2,5-3 м. Если бы она попала в голову, убила бы или сделала калекой.

Когда проплывали между островами Хоккайдо и Хонсю (Сангарский пролив) к нам подплывали японцы и кричали: «Эй, русс, кончай профсоюзное собрание и начинай работать!»

В ночь на 21 июня 1950 г. вошли в Авачинскую бухту (самую прекрасную в мире). Я с мечтой найти большую нефть и стать министром нефтяной промышленности СССР, но мне предложили спать на голой кровати, на перевалочной базе (Ленинская, 41).

84. 8 июля 1950 г. Кроноцкая геологосъёмочная партия во главе с Михаилом Степановичем Толстовым выехала из Богачёвки на тракторе в Кроноки (я в партии был прорабом) для изучения геологии Кроноцкого п-ва. Однажды, огибая скалистый мыс, в который почти бились волны Тихого океана, я наткнулся на медведя. закричал, и ко мне на помощь пришли два пограничника; они стреляли почти в упор, но медведь бросился на нас — я упал на камни. Медведь пробежал около 100 м, у него случилась «медвежья» болезнь и он рухнул. Как потом выяснилось, одна из пуль зацепила сердце. Как-то, пройдя по песчано-скалистому берегу Тихого океана 18 км, я встретил 18 медведей — всем откозырял!

В одном из маршрутов мы вдвоём зашли в центральную часть Кроноцкого п-ва (на всех картах это было «белое пятно» — здесь не ступала нога человека), и нас застала ночь. Мы спали в одежде на голых камнях и всю ночь под дождём. На следующий день мы едва добрались до базы и пару дней отдыхали. Я тогда вроде бы, пожалел,что выбрал профессию геолога.

Для изучения берегов с непропусками Толстов решил использовать плоскодонную двупарную лодку с грузоподъёмностью 700 кг. Лодку сделал Анис Крупенин (открыватель, совместно с Т.И. Устиновой, камчатских гейзеров). 29 июля в 8-00 мы — я, Алексей, молодой парень, Иван Александрович Макеенков, семейный человек, на лодке вышли с грузом в Тихий океан и поплыли вдоль берега.

Но вскоре поднялся шторм, нас отнесло от берега, затем девятый вал опрокинул лодку. Я дал команду держаться одной рукой за лодку, а другой грести к берегу, и, прошмыгнув между двумя кекурами (одиноко стоящие в океане скалы), мы на высоких волнах влетели на мелководье. А когда добрались до берега, Иван почему-то стал бегать.

21-23 августа поход в верховья р. Кубовой (это 50 км туда и обратно) — пять рваных ран на руках и ногах, проход 15 непропусков, восемь раз бродили через ледяную реку, четыре раза забирались на обрывы, без снаряжения, рискуя сорваться. Видели двух медведиц с четырьмя медвежатами.

85. 31 августа я во второй раз приехал в Богачёвку. Меня назначили начальником Ольгинского отряда для картирования междуречья рек Ольги и Татьяны. Отряд был небольшой — топограф, остальные девушки. 25 октября, когда мы были в маршруте, в летней одежде, внезапно разразилась снежная метель. Мы решили идти к высоте 614, где стояли наши палатки, но наступила ночь, и в метели мир изменился, и мы заблудились, сбились в кучу, кто-то пытался развести костёр, и только Лине Шахтаровой, технику-геологу, это удалось сделать в полночь.

Она была по национальности коми. Дорогая Лина спасла нам всем жизнь. До сих пор мы с ней переписываемся. Она живет одна в г. Пермь.

86. Когда отряд вернулся в Богачёвку, меня подселили в маленький домик к семье пожилых — бухгалтера Леонида Петровича Попцова (бывший белогвардеец) и его жены Веры Ивановны — толстой бабы, любительницы мужиков и спирта. О себе она говорила: «Я особая, дальневосточная штучка!» Её коронный номер — поставить стакан с разведённым спиртом на ладонь, повернуть ладонь на 180 градусов, взять стакан в зубы и выпить (умерла она в 1958 г. в Брянске, от рака горла).

87. В декабре 1950 г. в СССР состоялись выборы, и мне поручили доставить бюллетени для выборов из Богачёвки в Кроноки. Кто-то дал мне лыжи и валенки, и я должен пройти 70 км вначале по тундре с островами берёзы и тополя 50 км, затем по берегу Тихого океана — 20 км. На пути были домики в Двухлагерной (здесь ко мне присоединились два геофизика). Это на половине пути до берега, а на берегу Склады. Когда вышли с Двухлагерной, началась сильная пурга, чтобы передохнуть, мы залегли за корягой, и я подумал — кажется, конец, но встали и пошли, ориентируясь по направлению ветра (видимость была плохая). Когда мы пришли на Склады, мои ноги были в крови (содрана кожа) — обувь была не моего размера. Тогда Демчук — объездчик Кроноцкого заповедника взялся доставить бюллетени в Кроноки. Как я добрался обратно, не помню, но попал сразу в медпункт, где врачом была Мария Константиновна Псарёва, и стал лечить ноги. Прихожу однажды на перевязку поздновато, а она уже лежит (у нее были красивые косы, да и сама она была как греческая богиня красоты Афродита). Я хотел уходить, а она и говорит: «Ты, что стоишь — ложись!» Так мы стали гражданскими мужем и женой.

88. В августе 1951 г. меня избрали председателем месткома экспедиции (это 233 члена профсоюза). И я крепко начал бороться за интересы трудового народа. Начальник экспедиции Г. К. Орьев мне говорит: «Хватит мною командовать, тоже еще начальство». 4 июня прошло довыборное собрание, оно проходило по решению партбюро, которое хотело снять меня с председателей и вывести из месткома. Но народ был против — меня избрали в местком. Но на месткоме под давлением партбюро меня не избрали председателем (я возглавлял РКК — расценочно-конфликтную комиссию). А через три дня партбюро проводит расширенное заседание, якобы по указанию райкома КПСС. Меня обвинили в том, что я говорил: «Члены партбюро — вредители», выдал ложный больничный лист Толстову (это, правда, в интересах Толстова), подрывал авторитет замполита, начальника экспедиции, не умел различать здоровую критику от не здоровой. Личность моя плохая, а в целом — в хвостизме (по В.И. Ленину), т.е. я шёл на поводу отсталых трудящихся.

Член партбюро еврейка Белова задала вопрос: «На каком основании вы обвинили членов партбюро во вредительстве?» Я ей ответил: «Напишите, где, когда, в присутствии кого я это говорил, и распишитесь!» Она заткнулась!

8 июня состоялось заседание комитета комсомола — освобождённый секретарь комсомола попытался повторить партбюро (я был его заместителем), но члены комитета резко его оборвали, и через 15 дней на комсомольском собрании меня вновь выбрали в комитет комсомола.

89. Когда я стал начальником Татьяно-Тюшевской геологосъёмочной партии в 1951 г., мы должны были, в основном, работать в междуречье рек Татьяна и Ольга, а базу разбить в междуречье между ними. Но для этого надо было форсировать р. Татьяну — быструю, бурлящую, ледяную. Никто из партии (было человек 15) сделать это не захотел. Я, надев рубашку, кальсоны и ботинки, бросился в воду и… переплыл. Мы подвесили канат, и по нему все переправились. Когда вода спала, ко мне с Николаем Маковеевым (цыганом) верхом на лошади приехала Мария (она окончила кавалерийскую школу). Когда она форсировала реку, то допустила ошибку (лошадь надо держать грудью против течения). Её вместе с лошадью поток опрокинул и понёс по камням. Я стоял на крутом берегу и ничем не мог помочь. Но Мария не растерялась и крепко держалась за лошадь. Вскоре их вынесло на мель!