История праведников мира Оскара и Эмилии Шиндлер широко известна благодаря фильму Стивена Спилберга «Список Шиндлера» (1993), однако роль супруги в киноистории весьма незначительна. Морс решил несправедливость исправить: его опера главным образом о ней — о ее душевных муках, сомнениях, решимости, самоотверженности, умении не роптать. Даже тема холокоста проходит контрапунктом. Как бы ни была важна страшная драма эпохи, она всего лишь фон, на котором мы видим главное — внутренний мир героини. Композитор в буклете к спектаклю прямо указывает, что опера — не лучший жанр для иллюстрации трагедии холокоста, кино с этим справляется гораздо лучше. Опера — цветок романтический, а потому автор сосредоточился на эмоциях, главная из которых любовь. Эмилия Шиндлер всю жизнь обожала своего беспутного мужа, который растранжирил ее приданое, изменял ей, буквально не пропуская ни одной юбки, не раз бросал в трудные минуты и в итоге оставил навсегда в далекой Аргентине в полной нищете.
Два самых ярких, запоминающихся фрагмента из партитуры лишь подтверждают впечатление от невыразительности музыки в целом: беседа высокопоставленных нацистов и Шиндлера в начале оперы проходит под вступление к вагнеровскому «Тристану» (во время светского раута они удаляются на некоторое время в кабинет хозяина, где тот ставит пластинку с музыкой любимого композитора Гитлера), а прибытие четы Шиндлеров в Аргентину обозначено звуками танго. Невольно вспомнились времена, когда «Стасик» был той самой «лабораторией советской оперы». Кроме шедевров, на его сцене было поставлено немало опер музыкально слабых, но правильных с точки зрения коммунистической идеологии, а потому восхваляемых в прессе и получавших вереницы наград и лауреатств. Так и с «Фрау Шиндлер»: трендовая тема сама по себе не способна обеспечить музыкальный результат, который в опере, как ни крути, все же главный.
Киношное происхождение режиссера Владимира Аленикова дарит спектаклю динамизм и реалистичность: действие протекает стремительно, эпизоды нанизаны как бусы на нить. Контрастное черно-белое решение сценографии Семена Пастуха оживлено редкими цветовыми вкраплениями, что можно вполне счесть за стильность и созвучие невеселой теме оперы. В то же время постановка не лишена и иллюстративности, порой несколько нарочитой: втоптанные в черную золу белые пупсики, грохочущие вагонетки, которые толкают заключенные, несущийся по тоннелям в Швейцарию, подальше от ужасов войны поезд — раскрывают тему слишком уж в лоб, словно мы не в театре, а в кино.
22 ноября 2018 г., "Культура"