Что ж, пришло время наконец-то рассказать вам о третьем Событии, которое изменило мою жизнь. Месье Симонэ назвал моего отца неучем.
По-правде сказать, это была правда, потому что отец действительно не закончил школу, отсидев за партой всего-то 6 классов, и уж само собой нигде не учился пекарскому делу. О, это была больная, кровоточащая мозоль! И месье Симонэ безжалостно наступил на нее, хвастаясь тем, что сын пошел по его стопам и теперь учится на цирюльника где-то в Неаполе. Вот что он сказал, подкручивая напомаженные усы:
- Я знаю, некоторые не считают своим долгом дать детям достойное образование и растят из них простачков без манер и лоска, - выразительный взгляд в сторону моего отца. – Но только не я. Мой Поль еще сотрясет этот мир. В отличие от чокнутого сынка кое-какого неуча!
Признаться, мне даже польстило, что он считает меня чокнутом. А вот моему отцу, судя по всему, нет. Другой на его месте, скорее всего, отправил бы хвастуна в нокаут, но он вместо этого гневно жахнул своим пухлым кулачком по барной стойке. Сморщился от боли в ушибленной руке, покраснел и пулей вылетел на улицу.
Он пронесся мимо цветочной лавки, дюжины жилых домов, обувной мастерской и крошечной кофейни, где всегда подают несвежие сливки, и ворвался в пекарню – по-прежнему красный, как помидор и круглый, как каравай.
- Я ему покажу неуча! Он у меня еще попляшет, старый напомаженный индюк! Люсьена! Люсьена! – кричал отец, с трудом отдуваясь. Признаться, мне он в этот момент ужасно напоминал кипящий чайник со свистком…
- Жан-Жак, что случилось? – испуганно отозвалась мама, прибежавшая на крики и непривычный для нашего тихого домика шум. Из-за ее спины выглядывала Мускат, прижимавшая к груди двух верещащих младенцев, и Бриош, измазанный машинным маслом. Все они выглядели весьма озадаченными, ибо бушующий отец – зрелище крайне нечастое. Если не ошибаюсь, в последний раз от так сердился лет пять назад, когда э-э-э… кто-то насыпал в тесто для воскресных булочек килограмм перца, и весь Прованс потом, чихая и кашляя, прибежал к отцу, с требованиями выдать «этого маленького дьявола».
В общем, это и правда было странно, так что я решил, от греха подальше, улизнуть под шумок. Но следующая фраза моего сошедшего с ума папаши просто громом поразила меня в самое сердце!
- Люсьена, - обратился он к матери, хватая меня за шиворот. – Наш сын едет в Париж!