О, Апрашка! Апраксин Двор, сокровищница Петербурга, его самое тёмное подземелье и самый цветастый наряд! Я вхожу под твои своды. Я пришел искать сюда Отца Шавермы, ведь, согласно общему мнению, если где-то и существовал он в реальности, то только здесь, на брегах Садовой улицы, между грохочущими трамваями, курсантами и напомаженными дамами из Гостиного Двора.
Апраксин Двор - апофеоз дружбы народов, недостижимой мечты советского человека. При чем народ здесь не только из братских республик, нет - тогда Апрашка была бы похожа на многие другие рынки. Здесь можно встретить представителя практически любой земной цивилизации.
Самое страшное и неуютное место, как ни странно - парадный край Апраксина Двора, маленькие магазинчики в исторических зданиях вдоль Садовой улицы. В других частях рынка и на прилегающих территориях что днём, что ночью жилы неопытного сталкера, проникнутого духом эксплоринга, наполняются бодрящим норадреналином, повсюду приветливые лица, любой пытается завести с тобой разговор и втюхать Самую Необходимую Вещь На Свете. Джинсы за косарь, например. На эту самую Свету. На берегу же, на узвом тротуарчике всегда наблёвано, пахнет кислым пивом, какие-то жирные тетки в обтягивающих джинсах обсуждают по телефонам какие-то накладные и орут на затюканного миграционной службой таджика с метлой. На галерею смотрят зияющие витрины шмоточных лавок. В адскую глубину уходят крутые подвальные лестницы, ведущие к круглосуточному алкоголю, ремонтам айфонов и ночному клубу без вывески.
А заходишь на территорию - и сразу становится уютнее. С тобой все хотят пообщаться, хотя славянское лицо вызывает недоверие. Что, не покупатель? Значит, журналист, социолог или чинуша - таким доверять нельзя, после них обычно происходят разрушения. Среди азербайджанского и узбекского моря встречаются экзотические островки. В южном углу капитальные строения заняли китайцы. В каждой лавке в десять квадратных метров восемь продавщиц, и ни одна не понимает по-русски. Только тут понимаешь масштабы подпольного чайнатауна, раскинувшего свои корни и ветви по городу. Про него никто ничего не знает достоверно. Ни один китаец ничего не расскажет белоглазому варвару…
Пытаюсь разговориться с пакистанцем - тот испуганно моргает и ретируется вглубь складов. Пакистанцы в большинстве своем имеют из документов лишь студенческую визу, часто просроченную, поэтому лишний раз с кем-то разговаривать - зась. Таскают тюки на рынке, платят неведомым частным учебным учреждениям за проживание и продление визы. А если прийти в полицию и заявить на недостаточное качество образовательных услуг - ни одной лекции за два года, подумать только! - придется париться в изоляторе за городом и самостоятельно покупать билет на родину.
Хотя есть и легальные. Вот Мухаммад, владелец лавки по ремонту телефонов. Спрашивает меня - а как можно получить ВНЖ здесь? У меня ребенок тут. Так ты же тут женат?! Говорит - уехал на две недели, а студенческая любовь уже с другим - непутевая баба… Отомстит она мне, скажет, что брак фиктивный.
У местных азербайджанцев таких проблем нет. Многие живут в Питере еще с тех времен, когда город назывался в честь вождя мирового пролетариата, и у всех давно российское гражданство. Кажется, что и на работу они ходят по приколу - пообщаться.
Исторические улочки Апраксина Двора сохранили исторические названия, которые так ласкают слух. Графский проезд, Курятная линия, Еленинский проезд… Хотя сейчас никто уже не соблюдает цехового деления, и разливные духи от Гуччи можно купить не только на Москательной линии. Если знать, как искать, здесь можно найти и хостел, и любую кухню мира, и китайскую медицину, и даже шариатский суд. Только роддома и кладбища нет - шутят обитатели. Хотя рынок испокон напминает отдельную сказочную республику со своими причудливыми законами. Посреди перекрестка две пожилые узбечки поставили лотки с насваем. Это центр социальной жизни, здесь можно расспросить и узнать настроения, здесь мы оставляем визитки НКО. Хотя насвай - злющая наркота по сути, торговать ей можно. В 2012 году в “Антитабачном законе” появилась статья “Запрещается оптовая и розничная торговля насваем”. А что такое насвай - не написано. Так что бабки нарушают только то, что не отстегивают за торговое место. Хотя почему-то ведь именно эти прилавки отличаются мобильностью?
Прохожу мимо клуба “Money-Honey”. Этот заповедник старого-доброго рок-н-ролла удивительно органично вписывается в окружающую среду, тем более что весь рынок работает днём, а “Money-Honey” - ночью. Соседнее помещение тоже недавно было занято музыкальным баром, а теперь там китайская “чифанька”. Среди видов Манхеттена на обоях, винных стеллажей и кальянов дико смотрятся аляповатые объявления на китайском и непонимающий русскую речь кассир. Бизнес-ланч отвратительный - кажется, апраксины китайцы еще не готовы оказывать гостеприимство чужакам.
Наконец я выхожу к лавочке, на которую мне указали знатоки города. На переднем фронте рынка небольшая незаметная забегаловка. Внутри очередь человек пять, официантка-узбечка, повар. Египтянин Ахмад (если я правильно расслышал имя) - вытянутое лицо, добрые глаза, козацкие усы и красная феска на голове - не особо хочет общаться, горячее время, надо крутить! Но он кричит что-то через прилавок - эта шаверма работает семнадцать лет, а он здесь остался со студенческих лет.
- А где самая старая шаверма? - Спрашиваю я.
- Не знаю! Ищи на Лиговке. Или Парке Победы.
