Я наблюдала их всю весну в больничном парке, к апрелю у мамы появились силы для коротких прогулок, достаточные, чтобы дойти под руку до скамейки на берегу Крестовки и на солнышке покормить птиц. Там-то эта парочка и обреталась. От других ворон их отличал постоянно вздыбленный, как у панка хохол, а вечно распушённые штаны прятали лапы, создавая ощущение "корточек" и придавали поступи характерную развалку в полуприсед. Больше так никто не щеголял, остальные вороны носили обычное приглаженное перо и ходили обычной походкой.
Окончательно гопниками они стали после случая с обрезками застарелого сала, привезенного мною из дома. Распознав вкусненькое, парочка устроила целый спектакль. К скамейке, где мы сидели, по очереди ковыляла одна из ворон, с каждым разом приближаясь всё ближе, ещё выше дыбила загривок и пушила и без того широкие порты. Лапы укорачивались до "кортов" в стерегущей позе замершего желания, крылья чуть отводились в стороны и обвисали поверх классического приседа, а над склонённым набок клювом топорщились нахальные бусины глаз. Получив кусочек сала, птица так же неспешно вразвалку удалялась за скамью, тщательно прятала добычу в ворохе прошлогодних листьев и возвращалась "на корты" за новой порцией вкусняшек.
Парк неспешно приводили в порядок, очищая от старой листвы, скоро должен был прийти черед и этой поляне по над Крестовкой, но гопники об этом не догадывались и весь стратегический запас сложили в одном месте. Это ли сыграло роковую роль, или простое стечение обстоятельств, но после заготовки сала гопники исчезли, а парк оккупировали дрозды. Молодые вороны изредка и с опаской ещё прилетали на кормёжку к старому спилу дуба, что у Мало-Крестовского моста, на остальной же территории воцарились пятногрудые склочники.
Недавно разговорилась на набережной с недовольной вороной, она так же, как и гопники устроилась "на кортах", распушив штаны, а во время особо драматичных пассажей дыбила хохолок, но куда подевались мои друзья, не сообщила.