По основному образования я германист, и связи немецкоязычных стан с античностью меня всегда очень занимали. Помню, как во время первого приезда в Берлин меня поразил совсем не купол Рейхстага из стекла и металла, а его античный портик, который никак не увязывался в голове с образом зловещей цитадели нацизма, сердца Welthauptstadt Germania.
Конечно, я знала, что превознесение античности было частью нацистской идеологии, и что уже в «Mein Kampf» Гитлер сетовал на то, что в современных ему немецких городах, в отличие от античных, отсутствуют знаковые монументы, способные внушать народу гордость. Но ведь Рейхстаг был построен в конце XIX века, значительно раньше, чем тот же Олимпийский стадион в Берлине или Фюреребау и Дом Искусства в Мюнхене, отражающие именно гитлеровское видение таких сооружений-символов, способных самим своим видом внедрять определенные идеи в общественное сознание.
И тут самое время вспомнить о «втором гуманизме». Второй — потому что первым считается ренессансный гуманизм, а вот вторая волна восхищения античностью берет начало именно в Германии и связана в первую очередь с именем Иоганна Винкельмана. В истории искусствоведения он останется как человек, открывший европейцам глаза на подлинную, а не придуманную ими самими, античность Причем, в отличие от Возрождения, обращенную именно к Древней Греции, а не к Риму, на который ориентировались итальянцы. При этом Винкельман считал, что истинная, заложенная в самой природе красота реализуется только там, где «счастливо совпадают милость небес, благотворное воздействие политической свободы и национального характера», как, например, в Афинах времен Фидия и Праксителя.
После Винкельмана именно такая точка зрения превалировала в образованных кругах Германии, а обращение к античным сюжетам и смыслам мы видим у столпов германоязычной литературы Гёте и Шиллера, у немецких романтиков и далее по списку. В тоже время начиная с XIX века мы видим, как немецкие историки возводят на пьедестал не справедливых правителей, свободолюбивых героев или рассказывающие о губительных страстях мифологические сюжеты, как это делали в Италии, но воинственных дорийцев и суровых спартанцев, а демократические Афины называли «республикой адвокатов». Подробнее об этом можно прочитать в статье И.Е.Сурикова «Винкельман – Ницше – Гитлер: «немецкая античность» и складывание нацистской идеологии». Про античность и Ницше говорено уже сто раз, не буду повторяться, просто хотела напомнить вам, откуда, собственно, растут ноги у нацистского восхищения древними греками, тем более что римлян в то же время «узурпировали» итальянские фашисты.
Так вот, к чему я завела весь этот не самый веселый разговор? Я тут на досуге посматриваю сериал «Человек в высоком замке» по Филипу К. Дику. Там, кроме шикарной работы Кэри-Хироюки Тагавы и Руфуса Сьюэлла, хорошо передан контраст между античеловеческим ужасом нацизма и его же простотой, предоставлением легких и одобренно-правильных решений с отвратительно упоительным чувством собственной значимости и превосходства.
Режиссерская и операторская работа впечатляют, в том числе в деталях, тех самых античных скульптурах в кабинетах нацистских функционеров и элементах интерьера в стиле «нацистского классицизма». Эта игра на образах меня лично сильно зацепила, так что наделала вам скриншотов в качестве подтверждения. Еще заметила, что часто античные статуи, включая Дискобола, с которым любил фотографироваться Гитлер, появляются в сценах с Джоном Смитом, что добавляет смысловых оттенков персонажу.
Ну и в качестве вывода, повторю прописную истину о том, что присваивание себе древних образов может быть очень разным по смыслу, что нам убедительно доказывают примеры как нацистской псевдоантичной эстетики, так и феномен «сталинского ампира», о котом мы уже говорили. Ведь и найденные Шлиманом в Трое свастики, щедро рассыпанные по интерьеру его афинского особняка, когда-то были не более чем солярными символами.