Придумал себе понятие «метод иностранца».
Вот приехал иностранец и ведёт себя как-то странно — странно проводит время, странно смотрит и не всегда понятно изъясняется. Эмоции его вовсе не разберёшь подчас. Если не брать в расчёт агрессивных граждан, нездорово обожающих всё родное, к такому иностранцу отношение бывает чуть удивлённое, но непременно отстранённо-уважительное. Бог его знает, почему он такой и как там у них, иностранцев, принято. Может, им положено целый вечер смотреть на звёзды и бормотать под нос. Может, у них все носят рваные футболки. Не скажешь же человеку: «Сэр, почему у вас дырка на пузе?» или «Мадам, а не хорош ли сосать винишко? Вы уже наклюкавшись». В разговорнике и слов-то таких нет, а есть только «Добрый вечер!» и «Понравился ли вам наш город?» То есть языковой барьер принуждает к содержательной и уважительной коммуникации. Если, конечно, нет войны.
Другое дело свой чувак — например, внук. В отношении внука открыт весь арсенал беспардонных вопросов и выражение «считать ворон». Фразу на родном русском языке очень легко зарядить эмоциональным посылом, оставив весьма мутным собственно смысл. Про своего-то человека всё известно: как он рос, чего он должен хотеть, к чему стремиться. Очень легко оценить ценность того, чем он занят в данный момент. Это иностранец медитирует, а свой-то домочадец просто тупит, хотя дел по горло. Странность своего человека — повод не любопытствовать, а воспитывать.
Думаю о таком упражнении: попробовать в течение какого-то времени держать окружающих за иностранцев. Тогда за каждой чужой манерой воздвигнется виртуальная цивилизация, где все так делают.
Из «Далёкой радуги»:
— Что касается моих манер, — продолжал Камилл монотонно, — то они странны. Манеры любого человека странны. Естественными кажутся только собственные манеры.