На малазийском острове Лангкави, когда идет дождь, воздух становится белым, как гребни волн. Вода падает с неба плотным потоком, сквозь который иногда невозможно даже разглядеть, что творится на другой стороне улицы. Все прячутся под навесы, а вода, рушащаяся с высоты, превращает дороги в небольшие речки. Торговцы убирают внутрь магазинов вешалки с распродажными (все по пять ринггит) шмотками, вездесущие кошки устраиваются под столиками кафе, нервно подёргивая короткими, как будто обрубленными, хвостами.
- Это что? – поколебавшись, поинтересовалась я у симпатичного пожилого китайца, заведующего очередной уличной кафешкой.
В меню, помимо разнообразных «ти», «копи» и «джусов», имелся напиток с загадочным названием «хорлик». Я его раньше не пробовала и, следовательно, хотела.
- Ит'с дринк виз вери спешл бали фрут! – с гордостью сообщил китаец.
Поскольку все дринки тут по умолчанию безалкогольные – такая особенность пребывания в исламской стране – я тут же заказала хорлик. Хотя, конечно, «вери спешл» вполне могло оказаться чем-то вроде дуриана.
То, что мне принесли, видом напоминало раствор крахмала с ложкой перловой каши на дне.
Я попробовала – и чуть не поперхнулась, потому что «вери спешл бали фрут» в натуре оказался перловкой.
Хорлик, который в том или ином виде тут пьют все местные – это залитая подсахаренной водой слегка проваренная перловая крупа. Вкус специфический, но народу нравится и к тому же отлично идет под жареные ракушки. Здесь их называют «керанг», продают на вес и поливают ядрёным перечным соусом, но на английский название блюда не переводят ни в одной забегаловке, и в ресторанах для туристов почему-то не подают, хотя штука сногсшибательная.
***
До двенадцати лет я была смелой, как кошка. Я не боялась ни ничейных собак в промзоне, ни привидений. ни бандитов, ни даже милиции. Я обожала лазить по крышам и по деревьям, ездить позади незнакомых людей на мотоцикле по страшно убитым деревенским дорогам и исследовать таинственные московские подземелья, тянущиеся, согласно дворовой легенде, от середины Ленинского проспекта почти до самого Кремля.
Однако с течением времени со мной начали происходить довольно странные вещи: раз за разом я обнаруживала, что внутри меня поселился новый страх. И мало кому ещё не известно, что больше всего на свете я боюсь высоты.
И это вовсе не значит, что я никогда не поднимаюсь туда, где сердце мое начинает колотиться, как бешеное, ноги и губы немеют, а воздух кажется таким плотным, что дышать им совершенно невозможно.
Я думаю, что бояться можно и даже ничуть не стыдно. Стыдно и нельзя позволить страху одержать над тобой верх, потому что ты всегда больше, чем твой страх.
На Лангкави, помимо прочих интересных мест, существует одно совершенно особенное. Это Небесный мост, шириной чуть больше трех метров в самой широком месте. Он подвешен над пропастью на вантах, оба конца его жестко закреплены – но он дрожит, как мокрый щенок, под твоими ногами. И порывы ветра, обычные для этих островных гор, раскачивают его.
– Это абсолютно безопасно, – улыбнулась симпатичная малайка, едва взглянув на мое совершенно белое от страха лицо и трясущиеся руки.
– Угу, - я кивнула. – Но дальше вы как-нибудь без меня.
Мы только что взлетели на гору в кабинке канатной дороги и я стояла на верхней площадке, вцепившись в ограждение. Я смотрела вниз, на залив, и повторяла: «Я умею летать».
Не ощущать пропасти под ногами, не срываться в нее каждую минуту, не чувствовать кожей и ступнями ветер, качающий мост, что тоньше человеческого волоса – великое счастье. Надо мной же высота имеет бесконечно огромную власть.
Впрочем, в этом мире существет множество вещей, которые каждый из нас должен решиться сделать в одиночестве, безо всякой поддержки. Просто для того, чтобы знать – я сам, я могу.
Первый мой шаг был длиною с вечность и с обеих сторон от меня лежала бездна. Но я все-таки дошла до конца, каждую минуту всей шкурой, кончиком языка и пальцами ног предчувствуя свою смерть.
И, скажу вам, он того стоил – тот вид, который открывается только тому, кто сумеет пройти по Небесному мосту.
Он всегда того стоит, хотя бы потому, что когда страх остаётся лежать побеждённым там, где ты прошёл, когда он теряет силу – что угодно покажется тебе потрясающим видом.
