5 лекция курса Артёма Рондарева по текстам песен современных российских групп в КЦ ЗИЛ совместно с проектом Motherland.
Сразу хочу извиниться: русский хип-хоп настолько русский, что iTunes не считал его теги, поэтому придется запускать это из проводника, сообразуясь со своим трек-листом, довольно кривым.
И еще пару примечаний. Во-первых, поскольку хип-хоп- песня многословна, и нельзя, как в прошлые лекции, завести песню на полторы минуты и сказать : «Ну дальше вам понятно» (то, есть, можно уловить структуру куплета и припева), — а здесь надо слушать полностью, потому что весь смысл там, в этих текстах поэтому нам придется слушать немного подольше. И во-вторых, тексты песен, которые мы будем слушать, я забирал из интернета, потому что я не смог пойти на такой подвиг — вручную расшифровывать 20 хип-хоп—телег, но, поскольку хип-хоп слушают разные люди, в том числе и довольно простодушные даже в плане языка, то в расшифровках будет дикое количество косяков. То есть, люди не могут расшифровать совершенно очевидные вещи: если речь заходит о именах собственных, названиях, и т.д. — люди вообще плывут, потому что для них это совершенный Шекспир. Кое-что я начал поправлять, а потом мне это надоело — поэтому имейте ввиду, что придется поработать слухом. Ну и часть текстов действительно иногда идет неразборчиво, поэтому трудно винить фанатов, что они чего-то не услышали — я даже в наушниках часть сомнительных мест не понял.
И третье: хип-хоп, как вы знаете — музыка улиц, поэтому будет мат. Сделайте вид, что вы не знаете этих слов.
Ну и начнем.
Поскольку в русском хип-хопе обойтись без Оксимирона нельзя, то у нас здесь [фото на экране для слайдов — прим. ред.] есть Оксимирон.
А рядом группа АК-47.
Я решил не заниматься выдергиванием песен из кучи коллективов, чтобы попытаться создать палитру — это не очень интересно, потому что хип-хоп—палитра довольно известна с самого момента ее зарождения. Нам интересны исключительно такие стратегии, которые занимаются апроприацией, и которые предпринимают национальные культуры, куда попадает и хип-хоп, который появляется крайне аутентичной, обособленной, присвоенной форма высказывания черного населения Бронкса, и в связи с этим обладает определенным набором речевых и идеологических практик, эндемичных именно этой форме высказывания. А в случае черных людей это все подчеркнуто тем, что черное население Америки довольно успешно, через ряд определенных практик, с одной стороны, своих внутренних, с другой — обусловленных социальным положением, потому что несмотря на все усмешки, черное население Америки до сих пор в целом экономически неблагополучно, непропорционально неблагополучно и во многом стигматизировано, в частности стоит упомянуть скандалы, связанные с тем, что американская полиция создала систему профайлинга — систему составления криминальных профилей (это означает, что некий полицейский психолог, читая отчеты и сообразуясь со своими, полученными в университете знаниями, составляет портрет предположительного преступника, и он включает в себя цвет кожи, цвет и марку машины, шузы [обувь], которую этот человек носит), и американцы даже попытались передать эту систему профайлинга роботу, и у робота, составлявшего профили, получился на первом месте опять черный человек. Был большой скандал, а когда это составляют люди, получается то же самое: совершенно законопослушных черных граждан, условно на красной машине, останавливают и начинаю шмонать.
И в связи с этим, черное население, относительно гомогенно, и наследует еще с 19 века в более менее неизменной форме ряд характеризующих эту группу населения форм высказывания, они встречаются в черном блюзе, встречаются в хип-хопе. Одно из самых заметных качеств черной речи является такая функция, которая в английском языке называется «signifying»; на русский оно переводится как «означивание» — это такая дискурсивная функция, которая предполагает, что носители какого-то языка являются подчиненной, маргинализованной группой. Эта форма высказывания восходит к временам рабства, и она предполагает, что носители этого языка пользуются языком хозяев, но наделяют его слова другими значениями. Это встречается не только у черных людей, это встречается во многих субкультурах: наркотических, например, встречается часто (в мое время, хоть я сам и не принадлежал к наркотическим субкультурам — шприц назывался «баяном», и в связи с этим люди могли обсуждать «игру на баяне», и непосвященные в эти дела люди могли решить, что какие-то идиоты решили зачем-то поиграть на баяне. Но ничего бы они не поняли. вот это такой классический пример того, как работает эта фигура умолчания, которая называется «означивание».
В американском черном дискурсе по этому поводу существует целый набор таких характерных форм обращенного к коллективу высказывания, в том числе это тосты (это нечто вроде наших басен или притч) — они являются формой публичной речи, и среди этих тостов один из самых известных — это «signifying monkey» — это обезьяна, которая обладая знанием языка черных людей, все время ставит в тупик белых, которые не понимают значений знакомых им слов, которые присущи языку внутреннего круга, и поэтому они все время попадают впросак.
К чему я говорю это все? Это все важно, потому что хип-хоп со стороны воспринимается как музыка, связанная с насилием, и если говорить о форме репрезентации человека, который ее исполняет, то это такое беспредельно хвастовство; «Я крутой, у меня галда [золотая цепь, от англ. gold — «золото» — прим. ред.] в три пальца» — сегодня все это мы услышим в нашем русском варианте. И что нужно здесь понимать — это хвастовство не носит функции прямой речи, то есть это одна из фигур речевого тропа signifying — предполагается, что люди, которые находятся внутри культуры, понимают, что это хвастовство, гиперболизация речи существует лишь для того, чтобы утаить смысл подлинного высказывания от властных групп. Поэтому это хвастовство, с одной стороны, никогда не принимается за чистую монету, то есть ниггу нельзя уличить в том, что он поет о том, что он самый большой преступник Америки, а на самом деле он всего-то толкнул несколько грамм кокаина сел за это, потому что все и так знают, что это так и есть, все и без этого ждут, что нигга, который толкнул кокаин, будет себя репрезентировать как величайшего преступника. Это абсолютно естественная форма, и она в рамках черного высказывания не является хвастовством — это такая классическая гиперболизация речи, свойственная для определенного социального круга.
С другой стороны, черные люди в ситуации, когда они хвастаются, они всегда под этим подразумевают себя. В белом литературном дискурсе предполагается, что когда человек начинает достраивать свою биографию, когда он начинает гиперболизировать ее факты, начинает их творчески интерпретировать, он создает лирического героя. Это позволяет очень удобно уходить от ответственности людям, которые говорят от первого лица. Потому что они всегда могут сослаться на то, что это говорят не они, а созданный им литературный герой.
А в черном языке этого всего нет. Черный человек, который поет о себе, как о величайшем преступнике, который трахнул всех женщин в Америке, имеет ввиду действительно себя, просто он выполняет ту речевую функцию, которую от него ждет его аудитория. Никто бы не понял, зачем он пришел слушать ниггу, который не трахнул всех женщин в Америке, потому что тогда надо пойти слушать лучшего, который смог всех трахнуть, а слушать второстепенного незачем. То есть, от человека ждут действия, и делят действие на десять — это происходит автоматически.
В то время, когда это попадает и в Европу, и к нам в Россию, очень часто люди это понимали так как призыв изобретать лирического героя, и на эту тему существует один очень характерный лирический персонаж, который в нашем сегодняшнем разговоре понадобится, и вы все его знаете — это Эминем.
Я не знаю, как сейчас в кругах поклонников хип-хопа относятся к Эминему, подозреваю, что не очень хорошо, потому что он — старье, а поскольку хип-хоп — культура динамичная, то очень многое в нем быстро превращается в отработанный материал, поэтому я не думаю, что сделаю комплимент Оксимирону, если скажу, что в своей стратегии, которая позволила ему подняться очень быстро и высоко в хип-хо иерархии, он полностью воспроизвел стратегию, которую применял Эминем.
Тут надо помнить, что взлет Эминема был быстр и ошеломителен, и причины обоих взлетов во многом сходны, потому что и тот и другой потрафили белой аудитории. И нагляднее всего это хорошо заметно в частности по тому, что Эминем изобрел литературного героя. У него большинство самых неприятных и агрессивных телег поется от имени Слима Шейди (англ. Slim Shady), про которого он очень подробно объяснял как про свое темное альтер-эго, мистер Хайд [см. «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Р. Стивенсона — прим. ред.], и в связи с этим он не ответственен, что это Слим Шейди произносит. То есть он моментально всеми этими объяснениями вышел за рамки аутентичного хип-хоп дискурса, который до этого был черным и предполагал, что фигура исполнителя и произносимый им текст совпадают. И Оксимирон, вы наверняка знаете, что у него вся вторая пластинка концептуальная, где рассказывается о мальчике и девочке, и оба они совершенно очевидно, литературные персонажи. И когда Оксимирон поет\читает от первого лица, то он это делает от лица литературного героя, и это его сближает с Эминемом.
В связи с этим нужно понимать также, что существует форма прямого приятия, прямой рецепции хип-хопа, которую в рамках моей лекции у нас будет воплощать группа Ак-47. И есть стратегия, которую применяет Оксимирон , которая является стратегией ухода от аутентичного хип-хоп дискурса, и как я понимаю, Оксимирон это рефлексирует, потому что он и сам это произносит в своих телегах, и от него же самого, видимо, поклонники узнали, что он читает не хип-хоп, а грайм (это лондонская фишка, которая возникла, когда лондонские пижоны, среди которых немало черных — тот же Диззи Раскал (Dizzee Rascal), в какой-то момент предприняли ревизию хип-хопа, потому что последний они посчитали уже коммерциализованным, и попытались этот хип-хоп переизобрести, и придумали грайм — более агрессивную, более быструю, очень сильно завязанную на модные в тот момент электронные приемы построения музыкального материала; считалось, что эта фишка должна быть более грязной, более агрессивной, и тем самым она оттолкнет от себя лишних пассажиров, позеров, а только тру-поклонники будут все это слушать). И очень быстро оказалось (как это практически всегда бывает в ситуации [неразб.] течений, которые пытаются сделать все еще хуже), что получилось наоборот лучше, и довольно быстро грайм стали обвинять в гламуризации хип-хопа, потому что хип-хоп в музыкальной своей части очень четко завязан на представлении черных людей о том, как нужно делать высказывание. Это связано с политикой семплирования, это связано с политикой повторения, потому что нормальный хип-хоп — трек держится на одном-двух семплах, которые крутятся бесконечно. Это все не случайно и не потому что у ниггеров нет денег на большее количество семплов, тем более, что семплы они обычно воруют (и правильно делают). Это связано с тем, что повторение и семпл не как факт цитирования, не как факт плагиата, а просто как факт заимствования из культурной традиции необходимого блока для формы черного высказывания совершенно естественно.
А вот грайм, во-первых, начал писать очень изощренные подложки без семплирования (хотя там вставляются семплы в большом количестве, но основная масса музыкального текста создается самим автором, и поскольку электронные музыкальные инструменты, как ты их ни топчи ногами, ни убивай бит-крашером, они все равно будут звучать модно и гламурно в отличие от семплов), и поэтому грайм стали обвинять в гламуризации хип-хопа.
И на мой взгляд, Оксимирона тоже эта ситуация гламуризации, которая вообще-то объективна и не берется из намерения людей, которые этим занимаются, его довольно сильно увлекла. Сейчас мы все это рассмотрим на примерах, и начну я в каком-то смысле издалека: я начну с демонстрации того, как происходит политика апроприации хип-хопом черных идиом. [музыкальная вставка — Ноггано feat. Ак-47 «Russian Paradise»]
А сейчас я вам заведу песню, которая здесь, собственно, пародируется [музыкальная вставка — Coolio, «Gangsta's Paradise»]. Ну тут мы видим весь спектр: во-первых, материализм, поскольку на уме одни деньги, во-вторых, очевидно, что человек прожил трудную жизнь на улице - то есть весь этот набор ценностей, причем я прошу обратить внимание на то, что он как бы не репрезентирует себя как человека, которого эта уличная жизнь сделала нищим, мизераблем, несчастным человеком. Он сформирован уличной жизнью, он это констатирует; естественно, там есть этот [неразб.] троп, который всегда встречается в маргинализированных группах, когда они начинают рассказывать о своей жизни — это тоже такой литературный прием. Но при этом он не отрицает, что он такой, какой есть, и вот там есть строка, что ему 23 [года], а скоро исполнится 24 [«I'm 23 now, will I live to see 24»] — запомните ее, она нам понадобится позже.
А теперь возвращаемся к песне, которая, как я сказал, является пародией, хотя на самом деле, там есть элементы пародии, но это чистая форма апроприации. [музыкальная вставка — Ноггано feat. Ак-47 «Russian Paradise»]. Ну то есть тут понятно, что это очень многослойная тотальная ирония, но это ирония не над самой формой высказывания. Это важно понимать — вся эта дискурсионная практика, которая называется «означивание», глубоко иронична, но эта ирония не по адресу тех, кто высказывается. Она по адресу всей ситуации в целом, когда люди говорят, а большие властные группы не понимают, что эти люди говорят, то есть все это высказывание становится отчасти пародийным, поэтому в его рамках те, кто этой формой высказывания пользуется, чувствуют глубокую иронию ситуации. И здесь эта ирония совершенно блестяще воспроизведена — и наверное, не стоит говорить, насколько это все талантливо сделано, вы и сами видите. Причем видно, что сделано на коленке. Но вот эта последняя строка [«У тебя там парадайс, а тут хуево»], которая совершенно внезапно переводит эту пародийную ситуацию в абсолютно серьезный канон, то есть опрокидывает все, что было сказано до этого. Не как эстетическое высказывание — его трудно опрокинуть, оно яркое, а как ситуацию некого петросянства — то есть, эта последняя фраза показывает, что на самом деле все серьезно, но мы, что называется, мужаемся.
И в этой схеме, в которой очень долго разворачивается высказывание, можно проводить герменевтический анализ и все будет очень здорово, потому что оно очень хорошо пьется [?] именно с такими не то что бы клише, но традиционными формами черного высказывания: оно к ним относится с одной стороны, иронично, с другой оно его цитирует, с третьей стороны оно к нему относится как будто бы родительскому высказыванию, котрое нужно спародировать не для того, чтобы опровергнуть авторитет родителя полностью, но для того, чтобы задать дистанцию по отношению к родителю. То есть родитель, понятно — хороший, большой, хочет нам добра, но он надоел тем, что все время лезет к нам, поэтому то, что он говорит в целом - правильно, но воспринимать буквально мы это не будем, а будем дистанцироваться, и для этого существуют также масса языковых практик, которые здесь воспроизведены.
Ну и под конец вставляется строка, которая всю эту схему вписывает в реальную жизнь: до этой строки можно было думать, что люди просто развлекаются, но решили сделать такую фишку, и сделали. Выясняется, то фишка тоже смыкается с жизнью, эта последняя строка склеивает ее с жизнью, и у Ак-47 очень интересно и очень важно то, что у них практически все телеги (а они довольно умело пользуются разными жанрами, умело же их делая своими, то есть тоже апроприируя), довольно умело склеены с жизнью, даже предельно диатрополизированы, показывает, что люди очень хорошо просекли этот модус черного высказывания, и умело им пользуются, с одной стороны, не отвергая его целиком, как родительскую речь, а основные структуры этой речи считая правильными, но в то же время подстраивая ее под свою ситуацию.
И в целом, это такой описание — у Coolio описание того, как он вырос на улице, у Ноггано описание несколько странной жизни в общем тоже молодых людей.
А сейчас я вам заведу Оксимирона, который высказывается на эту же тему. У него там есть строка — отчего я вас просил запомнить строки Coolio о его 23 годах — так вот, у Оксимирона есть строка «Мне 26, еще один год — и я Курт Кобейн» [музыкальная вставка — Oxxxymiron, «Цифры и цвета»].
Первое, на что здесь очевидно стоит обратить внимание: у Coolio в песне слова о том, что они («мы») живут в своем гангстерском раю, а у Оксимирона вообще слова «мы» нет. У него слово «мы» практически никогда не встречается; это высказывание одного человека, который позиционирует себя как человек, не сформированный реальностью, а невротизированный ею, потому что у него постоянно идут ссылки на то, что ему плохо. Значит — возвращаемся к Эминему — это первое, что было отмечено всеми, кто начал его слушать и анализировать, потому что Эминем вывел на первый план свое душевное состояние: он постоянно стал сообщать, насколько ему плохо, насколько ему испортила жизнь мама (к его маме мы еще вернемся). То есть, по большому счету, вместо высказывания, отчасти ритуального, каковым является народная музыкальная практика, в рамках которой появляется хип-хоп, и которая всегда учитывает, что исполнитель — это часть аудитории и она тоже участвует в создании музыкального трека — здесь вместо этого сразу задается классическая европейская парадигма — «Художник и толпа», и художник этой толпой, естественно изломан. И кто сломал жизнь Оксимирону? Очевидно, что не машины, не дома, не стены — понятно, что мир людей. Дальше он все это довольно подробно эксплицирует , и вдобавок, у него появляется очень характерная тема, про которую я немного говорил в предыдущих лекциях. У него в песне слова «И все, что испытал: все лица и скитания, блеск и нищета\ Сохранится лишь в моих текстах». Это очень очевидная формулировка, которая делает его текст поэтическим, потому что ситуация, когда некое творение и некий мир, запечатленный в творении, переживает творца — это очень четкая маркированная ситуация высокой культуры (я уже неоднократно упоминал, что произведение искусства только тогда становится таковым, когда оно делается автономно, то есть оно способно переживать утрату контекста, способно переживать смерть автора и существовать бесконечно долго).
И вот Оксимирон очевидно на это и претендует, то есть его хип-хоп-телега — это не какое-то сообщение о насущной ситуации, которое вызвало этот флоу, при том, что в флоу, как известно, ценится спонтанность: фристайл и реп-баттлы, связанные с фристайлом считаются основой работы этих МС [эмси], и на которых проверяется их одаренность, их умение творить в рамках норм, созданных хип-хопом.
А если эта ситуация импровизации — их можно, конечно, записать, но еще лет сто назад под импровизацией понималось то, что умирает прямо после исполнения. То есть, импровизация — это некая вещь, которая, как правило, делается на заданную тему, и соответственно, ее содержанием является тема, которая существует до нее и будет существовать после импровизации. И она умирает сразу после исполнения, и не может переживать творца, не может сохранять в своих текстах этот схваченный мир для вечности. И вот Оксимирон в этой ситуации не желает существовать; он желает, чтобы его тексты существовали по закону поэтического текста, что сразу делает его тексты очень плохо соотнесенными с наличной реальностью. Потому что в случае импровизации человек как бы тасует социальный контекст, и поэтому их можно делать долго (в поэтических импровизациях тасуются поэтические тропы, а в хип-хопе перетасовываются ситуации).
И от сего этого Оксимирон отходит и хочет, чтобы его творчество ценилось совершенно по другим законам, и это неслучайно.
Одной из основных тем хип-хопа является авторефлексия на предмет того, как хип-хоп пишется. То есть, люди постоянно рассказывают, как они сочиняют свой реп, как и для чего он делается. И вот как это мероприятие эксплицирует Ак-47 (далее я постараюсь чередовать треки Оксимирона и Ак-47, чтобы чувствовалась некая оппозиция) [музыкальная вставка — Ак-47 feat. Ноггано «Поверх бита»]. Ну поскольку их несколько человек, они очень удачно сменяются у микрофона, и даже когда они говорят от первого лица, у них получается коллективное высказывание. Ну и строчка «Комментирую за жизнь, как за войну Левитан» — это отдельный шедевр. И что здесь интересно?
Здесь, очевидно, подключена тема того, что хип-хоп умер, но пришли новые мессии, которые вдохнут в него жизнь, и это тоже абсолютно классический хип-хоперский троп, потому что, как я говорил выше — любой нигга должен доказать, что он лучший, а все остальные нигги — фуфло. И здесь это доказывается через общее обращение к коллективу: «Мы — гопота с Урала» — то есть, очевидным образом люди презентуют себя как некую социальную силу, малую группу, которая спаяна определенными интересами, и в силу этого представляет собой, с одной стороны, вещь, с которой нельзя не считаться, с другой стороны — угрозу.
И на сходную тему нам расскажет Оксимирон [музыкальная вставка — Oxxxymiron, «Жук в муравейнике»].
И в общем, все, что нам нужно, он здесь уже произнес. В тексте, как вы слышали, встречается «я маршал как Жуков», и вы помните, наверное, что настоящее имя Эминема — Маршалл Мезерс. И в песне хорошо прослеживается лейтмотив — в муравейник ворвался отважный одиночка, и жесткими, нервическими жестами раскидывает всех; очевидно, что у него нет за спиной никакой группы, хотя в тексте встречаются еще два человека, но при этом все трое тоже презентуются как три одиночки, а не как какая-то банда, за которой стоит социальная сила — нет, это три романтических одиночки. И еще здесь есть очень характерная тема: я не стал брать очевидные вещи, связанные с насилием, особенно с насилием над женщиной (для тех, кто слышал его первый альбом, прекрасно понимают, о чем идет речь) — здесь важно то, что логика репрезентации себя у Оксимирона находится в том же самом режиме, в котором это делал Эминем, потому что последний прославился своими скандалами с женой, которую он бил, стрелял в нее из оружия, и моментально прописывал это в телеги, выбрасывал на публику, и очевидно было то, что он становится популярен во многом благодаря тому, что он занимается эскалацией насилия. В рамках репа, связанного с жестокостью и напрямую с насилием, социальным и домашним, все равно существуют некие определенные сдерживающие механизмы, и даже гангста-реп, за исключением каких-то совсем беспредельных случаев, он старается держать себя в рамках, у него есть представление, что такое норма и что такое беспредел. И вот Эминем примечателен в первую очередь тем, что он беспредел вбросил как легитимную форму высказывания, и я прекрасно это помню, потому что когда он был популярен, я был активным участником информационных процессов в музыкальном пространстве, и читал все это, я помню, как всех поражала эта не то что бы сладострастная, но невротическая склонность к описанию насилия, именно такого, которое в криминальном мире расценивалось как беспредел. И коллеги эм-си, когда он поднялся на музыкальный олимп, на него смотрели странно в том числе и потому что он начал в своих телегах агрессивно наезжать на мать, а мать в криминальных культурах — это святое.
Но здесь есть еще более тонкий подтекст — то, что в баттлах, и вообще в этой среде, запрещена одна стратегия, которая называется self kissed, то есть там запрещено по уши обкладывать себя, зацеплять свои ценные и святые категории. Это такой предохранитель в традиционных культурах, который не приветствует такое поведение социального трикстера — поведение, при котором человек сам навешивает на себя все те обвинения, которые ему готовы предъявить извне. И очевидно, почему это делается: потому что человек, принимающий все те обвинения, которые на него навешивают, с гордостью, и начинает ими управлять, становится неуязвим для санкций общества, в котором он живет. потому что общество ему готовится сказать: «Ты козел», а он сам говорит: «Я козел», — и все, с ним уже ничего невозможно сделать. Потому что может регулироваться социумом только человек, который конформен этим нормам — нормам моральным и репутационным, то есть человек уязвимый, у которого можно отнять репутацию. Поэтому в традиционных культурах, где традиционная форма государства существенно ослаблена, большинство этих саморегулятивных функций выполняет общество, и позиция трикстера очень не приветствуется, он, как правило, изгоняется, или рефлексируется в виде образа Ивана-дурака.
Это все связано с тем, что трикстер, шут — это существо неуязвимое, и трикстер у нас всегда изгонялся в категорию юродивых — тронутых богом, и поэтому ему все можно. А юродивый, в свою очередь, не мог служить моделью поведения для остальных членов общества, и его манера поведения таким образом была предохранялась от общества, и юродивый жил на улице, просил милостыню — с этим все было жестко.
И вот эту позицию трикстера - человека, который готов принять все обвинения, и вдобавок, человека, неуязвимого в рэп баттле (противник говорит ему: «Я твою маму...», а он ему отвечает: «Да, ты мою маму...» — и все, у него нет больше аргументов, он ничего не может с ним сделать) занял Эминем (кстати, до него в рамках рэп-баттла задевать маму было западло). И он туда ворвался, и сделал это не то что бы легитимной стратегией (распространенным тропом это не стало), но тем не менее, он остался в мейнстриме, его не маргинализовали, это стало можно делать. И понятно, почему — потому что, несмотря на большой талант Эминема (а также и у Оксимирона), Эминем в этой среде воспринимался как белый юродивый, и черные люди, которые за него вписывались, они это делали в рамках принципа «не трожь нашего Пушкина. Лучше иметь дело с нами — мы простые ребята, мы тебе просто навешаем плюх, а вот Пушкина не трогай».
То есть это такая позиция юродивого, и во многом она польстила белому населению, которое к хип-хопу приохотил именно Эминем, ведь до него белые люди если и слушали хип-хоп, то в режиме «белого негра» — термин, введенный Норманом Мейлером, и сокращенный до «wigger»[ Норман Мейлер «Белый негр: поверхностные размышления о хипстере» — прим. ред.], — это белые люди, которые хотят быть как черные, потому что они чувствуют, что черные — это аутентичная маргинализованная среда. И вот эти белые негры преимущественно и слушали черный хип-хоп, а Эминем в своей ситуации трикстера сделал возможным этот хип-хоп для большого количества белых людей, потому что ситуация трикстера — это привычная естественная среда для белого человека, потому что белый человек читал кучу книг и он знает, как это работает.
В то время как в черной пацанской среде трикстер это явление маргинализуют, что называется, ломом. Пытаются успокоить словом, но если не получается, то ломом, то есть навешивают какие-то совсем неприятные обвинения, от которых не отмажешься даже в трикстерской позиции (в первую очередь, это обвинения в гомосексуализме, что в черной хип-хоп среде страшное обвинение, от которого очень сложно отмазаться, поэтому в рэп-баттлах они постоянно кроют друг друга ругательствами с гомосексуальным подтекстом, но к себе никогда не применяют такие слова — тут уже не мама, с собой ничего не сделаешь).
И возвращаемся к нашим. Вот у нас есть такие гопники с Урала, и есть романтический герой, который взламывает хип-хоп силой своего таланта. То есть, здесь две стратегии: с одной стороны, люди понимаю ценность хип-хопа, просто они читают его лучше и ссылки идет на исполнительский, перформативный талант; а с другой стороны, Оксимирон, который взламывает хип-хоп, и не потому что он лучше читает: про себя он говорит, что «все выучил» — это характерный момент, он не говорит, как положено негру, что у него флоу в крови, он все прочитал, все выучил, то есть подошел к задаче как белый человек, когда что-то начинает делать: садится, читает и учится делать лучше всех. Собственно, Оксимирон так и сделал. И это ему позволяет разрушать хип-хоп.
И в этой ситуации еще возникает, что называется, вопрос: «А ты с какого города?».
То есть, ты можешь какое-то время утверждать свои личные ценности, но в рамках традиционной культуры, криминальной культуры (потому что она предельно территориальна — все четко поделено на зоны влияния, куда заходить никто не смеет), если ты хочешь себя атрибутировать как человека из социума, то ты обязан объяснить, с какого ты района.
И вот на эту тему рефлексирует вокально-инструментальный ансамбль Ак-47
[возникают проблемы с аудиозагрузкой, поэтому тема оставлена, см. дальше]
Перейдем на тему того, как осмысляется социальное окружение в рамках этих двух дискурсов, и для начала вокально-инструментальный ансамбль Ак-47 нам расскажет про непростую жизнь девушки [Музыкальная вставка — Ак-47 feat. Тати, «Большая Дама»]
Ну вот такая драматическая история. Совершенно узнаваемые реалии, совершенно очевидно описанная ситуация.
А сейчас я заведу Оксимирона, — это единственная вещь из «Горгорода», которая у нас будет представлена здесь. Это такой итог генеалогического плана — откуда вся ситуация, описанная в «Горгороде», выросла. Первый куплет, через серию скрытых цитат, рассказывает о том, как был выращен главный герой, а второй — о том, как появилась на свет (в социальном плане) главная героиня [Музыкальная вставка — Oxxxymiron, «Где нас нет»]. Что очевидно на мой взгляд, во втором куплете: что там от начала до конца вымышленная биография какой-то гламурной барышни века 19-го. То есть, там, где он читает текст с мужской стороны — там мы буквально слышим личный опыт, некоторые вещи отобраны довольно точно, а во втором, на мой взгляд — может быть, вы со мной не согласитесь — это чистая гламурная ложь, потому что вы видите, что там «гувернантки», «пансионат», и конец — ее кормят транквилизаторами; классическая драма, по которой Никита Михалков мог бы снять кино в белогвардейской стилистике.
То есть, пластинка заканчивается высказыванием, которое как минимум, никакого отношения к реальной жизни не имеет, хотя я допускаю, что героинь журнала Tatler воспитывают в подобном духе, но, во-первых, количество героинь этого журнала для генерализации очевидно невелико, и во-вторых, даже если мы попробуем генерализовать героиню Tatler, все равно никто не поверит, что так бывает, потому что большие деньги создают абсолютно неубедительную ситуацию. То есть, для того, чтобы ее хоть как-то анализировать, надо на ней сосредотачиваться, ее нельзя вбрасывать походя, потому что это ситуация уникальная, экстремальная, и т.д. А экстремальную ситуацию нельзя подавать как ситуацию, встречающуюся повсеместно. И поэтому, на мой взгляд, это рассказ, заштампованный от начала до конца (потому что Оксимирон никогда не был дочерью богатых родителей, и все это он берет с чужих слов, или вообще из книг и фильмов).
И по большому счету хип-хоп, из уличной культуры, который говорит о насущном, о существующем здесь и сейчас, о продукте современных социальных ситуаций, превращается в прямое поэтическое высказывание, опосредованное уже несколькими инстанциями: во-первых, европейской литературной традицией, во-вторых, поэтическим талантом Оксимирона, который он не устает подчеркивать, и в-третьих, внутренним сюжетом его пластинки, который тоже там выстроен. Когда вышла эта пластинка, мне несколько людей пересказали, какая она замечательная, и что там есть сюжет: парень, девушка, и у них все сложно — это все я прослушал неоднократно, наличие сюжета — первое, что отмечают ее поклонники, для массы людей было это важно. Естественно, это все люди белые и молодые (сложно представить, чтобы у нас все было по-другому). И альбом очень зацепил ту самую категорию населения, которая, что называется, при рождении хип-хопа никакого участия не принимала, и потом немногое туда вложила. То есть, высказывание полностью переориентировано на аудиторию, которая не просто к хип-хопу имеет мало отношения, но никак не участвует в создании поэтической образности хип-хопа. Потому что хип-хоп строится из повседневности — это его кредо; можно делать, что угодно, и петь про что угодно, но то, что это уличное искусство, откликающееся на повседневность, из хип-хопа вытащить нельзя, потому что хип-хоп делается как импровизация «здесь и сейчас».
И в случае с Оксимироном мы имеем ситуацию полной замены ценностей, связанной с хип-хопом, и эта замена проделана в интересах определенной аудитории.
Сейчас следующая песня. Хип-хоп же чем интересен? Он не стал бы настолько популярен, если бы он не имел положительного идеала.
Потому что металл, например, имеет такой брутальный положительный идеал, что его даже поддулом пистолета трудно признать положительным идеалом; он полностью оторван от повседневности потому что металл — это музыка белых людей, у которых в жизни все не плохо. Среди них много рабочей молодежи но она в целом в жизни устроена неплохо. В то время как хип-хоп возникает как музыка людей, у которых нет никаких карьерных перспектив, никакого накопления символического капитала, и в этой ситуации — это показано в истории культуры много раз — возникают в достаточной степени оптимистичные поэтические тропы, связанные с тем, что этим людям необходимо все-таки где-то отдыхать душой от этого кошмара. Так появился блюз, в момент очень серьезного социального разлома, который очень сильно ударил по черному населению, и в блюзе очень ценилось позитивное утверждение, призывающее человека на сдаваться под напором обстоятельств.
В хип-хопе ценится то же самое. Вот вам положительный идеал от группы Ак-47 [музыкальная вставка — Ак-7, «Делай добро»].
Ну понятно, что сейчас все должны выйти и делать добро, разве можно после такого призыва остаться глухим и равнодушным. Тут надо понимать, что они люди планавые [термин, обозн. употребление наркотиков — прим. ред.] (помните МарьИванну, да?), и поэтому у них них очень благодушный взгляд; кстати, довольно много жанров создано не то что бы под влияние непосредственно наркотиков, но со ссылкой на те состояния, которые, согласно распространенному мифу, наркотики вызывают, поэтому, если Ак-47 планавые, то Оксимирон, соответственно, на спидах, если эту ситуацию оценивать пародийно, конечно.
А вот сейчас для контраста я заведу песнею Оксимирона, и сразу раскрою карты: у него нет положительного идеала [музыкальная вставка — Oxxxymiron, «Тентакли»]. Понятно, о чем здесь речь: человек говорит сам про себя, что он просто никчемный, он просто жил, и скоро, видимо, умрет, и умрет насильственной смертью, потому будут рисовать мелом его очертания тела. Это вообще довольно распространенная ситуация, когда у человека нет какой-то референтной группы, нет социального окружения, которое он может расценить как положительный идеал, все, что ему остается — это романтическая проза. Н это такое очень слабое топливо, потому что там нет того, что делает практически любой большой текст текстом — ссылка на конкретные обстоятельства (факты, улицы, дома, и т.д.). Есть только единственный пример книги, в которой вообще ничего этого нет, и она при этом считается великой — это «Игра в бисер». Там вообще нет ничего, кроме вымышленного мира. Но, во-первых, это исключение, во-вторых, далеко не все считают эту книгу великой. А вообще, если вы возьмете любой большой крупный текст, даже поэтический, даже лирическое стихотворение, вы всегда будете видеть какую-то связь с происходящим вокруг. Есть единственный пример в истории культуры, когда это окружающее игнорировалось и перерабатывалось как топливо для внутренней полемики человека с самим собой — это немецкий экспрессионизм, в поэзии и музыке. Там прямо постулировалось, что весь окружающий мир — только топливо для поэтического и музыкального воображения. И я думаю, Оксимирон прекрасно знает, что такое экспрессионизм, потому что он человек образованный, он учился в западном университете, у него хорошее образование, он филолог, и он пользуется тропами этого экспрессионизма. Возьмите любую книгу немецкого экспрессионизма — и вы прочтете текст Оксимирона. И недаром он позиционирует себя как исполнителя грайма, а не хип-хопа, потому что все это к хип-хопу имеет малое отношение. Это все имеет отношение к белой европейской, предельно рефлексированной и рафинированной культуре, и разумеется, аудиторией Оксимирона являются студенты высших учебных заведений — больше всего он популярен именно там. Это та среда, в которой его могут оценить по достоинству, весь его многослойный, плотно набитый внутренними рифмами, аллюзиями, цитатами, не всегда точными, но всегда эффектными, тесты.
Но никакого сообщения, помимо того, что Оксимирон — человек с тонкой душевной организацией, его тексты не несут. И «Горгород» это показывает особенно наглядно — здесь он пытается выйти за рамки себя, и выясняется, что там, где он еще может себя соотнести со своим персонажем, у него выходит что-то похожее на жизнь; а там, где не может, получается Никита Михалков.
То есть, Оксимирон — человек без темы. Это большая трагедия в истории культуры, но хип-хоп — среда благоприятная, она всем дает место. К Оксимирону лично я отношусь очень холодно, он мне кажется не то что бы дутой величиной, но величиной, которая стала популярна, потому что она сделала ряд одолжений группе, менее заметной в медийном пространстве, потому что студенты наиболее активны в соцсетях, в процессах, связанных с сетевым накапливанием символического капитала.
И более того, у него есть одна вещь, где он поет, что у него в одном кармане диплом, а в другом — дыра [«В говне»], и далее, он рассказывает, в каком аду он живет. Он приехал в в Берлин — жил в аду, потом в Лондон — жил в аду, и это не более чем невротизация благополучной гламурной реальности. И да — помимо того, что это высокая поэзия, и вы помните знаменитую историю, когда девочка в школе прочла стихи Оксимирона, выдав за стихи Мандельштама, и эта история очень наглядна, потому что берется символическая среда, в которой все ценности очень иерархичны — есть великие поэты, и Оксимирон подкладывается на место великого поэта, наивная учительница покупается — и все, Оксимирон великий поэт. Таким образом, он полностью выводится из среды, которая к высокой культуре относится в общем-то плохо. Хип-хоп — нормальная уличная культура, и еси вы почитаете интервью черных хип-хоперов, то увидите, что они очень презрительно отзываются о музыкантах с образованием, потому что таких музыкантов их образование разучивает делать нормальные вещи вместо выученной дряни. Хотя, конечно, они любят себя презентовать как поэтов, но они поэты уличные, для них это принципиально.
А здесь вся эта схема полностью уничтожается, и на место нее вылезает наша старая добрая школьная система: есть канон великих писателей и поэтов, которых мы выучиваем, и согласно этому канону, мы потом выходим в мир и начинаем всех ценить. «Это хорошо, но это не Пушкин, это не плохо, но это не Мандельштам, вот это совсем было бы хорошо, но не Чайковский». И Оксимирон таким партизанским образом пропихивается на место еще одного Мандельштама, как будто нам нужен еще один Мандельштам, а тем более, Мандельштам, который будет читать на биты. И последнее, самое важное — это то, что он человек с дипломом, живший в Берлине и в Лондоне, и сейчас популярный в России, — в общем, человек не бедствующий, но при этом он живет в аду. Это очень приятно осознавать — что ты можешь быть из благополучной семьи, у тебя может быть все хорошо, ты можешь видеть всю разницу москвича, выросшего в благополучной среде и людей, живущих в глубинке, в нищете и нужде, и при этом ты тоже можешь легитимно страдать, потому что великий поэт Оксимирон — вот он, он же еще лучше жил, но страдал при этом страшнее. Лондон — это же ад, а ты даже не в Лондоне. Но тебе, студент столичного вуза, великий русский поэт разрешил страдать до звезд в глазах. И вот после этого как его в Ютьюбе не залайкать и в Айтюнсе не вывести на первое место.
И напоследок, чтобы закончить на позитивной ноте, потому что хип-хоп позитивная музыка — заведу вам песню, такой призыв к коллективному действию. Там будет строка, очень плохо разбираемая на слух — «Добавь свой голос к нашим голосам». [музыкальная вставка — Ак-7, «No Pasaran»]. То есть, у людей есть общая система ценностей, куда включены все большие ценности: Родина, в честности, и единственное, что мешает нормальным людям, добавляющим свои голоса друг другу, нормально жить — это плохая структура государственного управления. И если с ней покончить, то и жизнь наладится. И это требование низового объединения, которое способно людей собрать в структуры лучше, нежели структуры государственные, вот в этом сила хип-хопа как социального явления, и мне кажется, что отходить от этого было бы не нужно. И с Оксимироном печально то, что у него нет никаких точек соприкосновения с тем, что происходит на улице. А это для хип-хопа вещь абсолютно неприемлемая.
Всем спасибо.
