Я ехал на эскалаторе и рассматривал красивую круглую обтянутую тканью попу. Не сказать, что попа сама по себе приковала к себе моё внимание. Просто я стоял тремя ступенями ниже, поэтому она находилась аккурат на уровне моей физиономии. Я понимал, что попа не предназначена для разглядывания. Я, можно сказать, попросту пялился, а это некрасивое поведение. Но всё же я смотрел на попу — я решил, что буду рассматривать её как символ эпохи. Так выходило, что я не пялюсь, а визуально мыслю о чём-то важном.
Потеряв морально суровых читателей, продолжаю.
Попа в самом деле была интересная — в ней привлекала не округлость, а обрамление. Слева висела дубинка, справа кобура, а сверху, посерединке — наручники. Не знаю, отчего мне это всё показалось забавным — в сущности, обычное дело. Над наручниками возвышалась огромная спина с надписью «Полиция». Но я не об этом хотел рассказать вообще.
Слева от меня на эскалаторе стояли дамы. Полицейский тоже стоял слева, но повыше. За дамами ехали девушки — они что-то оживлённо обсуждали. Словом, это был тот самый случай, когда пассажиры «при движении на подъём» заняли «и левую, и правую сторону эскалаторного полотна». Ну и вот мы все едем себе. Я воюю с каким-то болотным покемоном — не в GO, у меня другая игрушечка. И вдруг сзади вначале доносятся звуки возни, а потом голос:
— Девоньки! Красавицы! Так и будем стоять?
Я вначале никакого внимания не обратил. Девушки, видимо, тоже.
— Молодежь! Аллё!
Я оглянулся. Позади девушек стоял коренастый мужчина в усах и без бороды. Он уже отчаялся дозваться и перешёл в наступление: не слишком деликатно притёр молодёжь к балюстраде и вскарабкался на две ступеньки вверх. Молодёжь похлопала четырьмя глазами, прижала к грудям две сумочки, а потом скорчила совершенно матерные выражения двух лиц.
Так получилось, что дамы не обратили внимания на шум позади.
— Опять двадцать пять, — мужчина поморщился, — что ж такое. Дамы! Почему не проходим?
А я уже предвкушал следующий этап. И вот — да.
— Э-э-э, — сказал мужчина полицейскому, — э-э-э. Можно пройти?
Пройти было нельзя, потому что полицейский не обернулся, а обычная практика — пихаться — была физически бессмысленна и не вполне однозначна в уголовном плане.
Мужчина топтался на ступеньке, и я было подумал, что достигнут тупик. Но в конце концов он всё же тронул стража за плечо.
— Простите!
Полицейский обернулся. У него было очень большое лицо.
— Можно пройти?
Несколько секунд мужчина сверху смотрел из-под чёрного козырька на мужчину снизу. Мне вспомнилось бессмертное «Лавр Федотович медленно удивился». Потом полицейский всё-таки ещё раз посмотрел вверх — удостовериться, а то мало ли. Но там всё было по-прежнему — до самого конца на эскалаторе один к одному стояли людьми.
— Куда пройти? — наконец спросил он.
— Вверх! — ответил коренастый мужчина. — Вверх.
Полицейский посмотрел на него ещё сколько-то мгновений и развернулся боком. За ним обнаружилась девочка, и идущий вверх сразу оживился.
— Барышня! Барышня! Что стоим-то, барышня?
Считаю, это был человек-метафора. Только не пойму, метафора чего.