В девяностых рушилось все, создаваемое семьдесят с лишним лет. Идеалы разлетались с грохотом падающего памятника Дзержинскому на Лубянке и грустным звоном дефицитного чешского хрусталя, оказавшихся ненужными в жизни, полной «новых русских», свободы с демократией, «пепси», попсы, олигархов, разрухи. Не так бросающейся взгляд, как после схваток красных, белых и зеленых, но куда более страшной. Идеология и моральные принципы сгорали быстрее расстрелянных этажей Парламента в октябре девяносто третьего и танков в Грозном, полыхающих перед самым началом первой чеченской войны.
Но в этом было и хорошее. Лицемерие порой отбрасывалось в сторону, показывая настоящее лицо кого угодно. Во времена бабулек, кликушествующих о Сталине, крепких молодцов-баркашовцев и почти свастике Русского Национального Единства, белых саванов неофитов Марии Деви Христос и поклонников «партнера» Лени Голубкова, любящих МММ и лично Сергея Мавроди больше здравого смысла, это оказалось полезно.
Особенно для нового взгляда на творцов и художников павшего СССР, вдруг оказавшихся иными. И дело вовсе не в поручике Голицыне с корнетом Оболенским, хрусте французских булок или рано погибшем Игоре Талькове, из певца и музыканта, лабающего руками и ртом песни про комсомольцев и Волочаевские дни, вдруг ставшего православным скорбителем по павшей в неравной борьбе России-матушке. Речь о других.
- Убей его, Шилов! Убей!
Кайдановский просит Богатырева не промахнуться из нагана уже сорок четыре года. И сорок четыре года чекист Егор Шилов щурится, целясь в совершенно странного есаула Брылова, убегающего в даль, целится, промахивается, целится и… Никита Михалков, вернее, его дублер, летит вниз, падая и переворачиваясь в горной речке.
- Ай, молодец!
И ротмистр Лемке-Кайдановский радуется и почти плачет. И через десять минут экранного времени рвет себе душе, задавая вопрос уставшему и желающему поспать чекисту:
- Зачем оно тебе, зачем?!
Золото. Пятьсот тысяч рублей в золоте. Зачем оно чекисту Шилову?
Истерн – определение, придуманное для фильмов о Гражданской войне, суровых и немногословных героях, воюющих с белыми, басмачами и бандитами. Идеальным красным вестерном считается «Белое солнце пустыни». История Сухова, ведущего гарем Черного Абдуллы подальше от мужа сочетает в себе крутость, романтику Гражданской войны, человечность, драму и комедию. А сам Сухов, если присмотреться, очень схож с Блондином Клинта Иствуда.
Истерн «Свой среди чужих, чужой среди своих» стал дебютной работой Никиты Сергеевича Михалкова как режиссера. Фильм, снятый в далеком тысяча девятьсот семьдесят четвертом году до сих показывают на разных каналах, музыка, саундтрек по-современному, композитора Эдуарда Артемьева играет на рингтонах с дозвонами мобильников и именно она звучала на «зимних, горячих, твоих» Олимпийских играх в Сочи. И глаза Егора Шилова, грустные и тут же вспыхивающие безумной радостью, продолжают смотреть на несущегося к нему героя Сергея Шакурова, каким-то звериным чутьем понявшего, что нужно обернуться и снова посмотреть на пустые предгорья за спинами уходящего эскадрона РККА. И остальных, заметивших, обернувшихся и, не веря себе, глядящих на одинокую шатающуюся фигуру на лохматой спине холма.
Только сам отец фильма почему-то не очень любит вспоминать свой дебют. Почему?
За прошедшие четыре десятка лет Никита Сергеевич сделал очень многое, получив один из немногих «Оскаров» на счету советских и российских фильмов, сняв немало хороших фильмов и сыграв немало отличных и спорных ролей. Хотя талант никуда не пропадет, если он есть и в «Статском советнике» князь Пожарский переиграл всех, включая Фандорина и Грина. Единственным персонажем, оказавшимся настолько же настоящим, оказалась, вот ведь бывает такое, проститутка Жюли, сыгранная Машей Мироновой. Но речь не о том.
Никита Михалков, с момента создания противостояния чекиста Шилова всей окружающей его действительности успел побывать императором Александром Третьим, комдивом Котовым, пострадавшим от коммуниста Сталина, супругом безымянной барышни в «Солнечном ударе», рассказывающем в первую очередь о потерянной России с французскими булками и благоденствием, трагедии прекрасных и честных белых офицеров от рук орков-большевиков. Не в этом ли кроется такое не упоминание фильма, где главным являлась искренность?
Искренность бывших друзей-красноармейцев, посреди разрухи, голода двадцатых годов и противостоянию всему миру строящим новую жизнь государства победившего народа. Именно эта искренность есть в каждом из актеров, играющих главные красные роли. Взрывной кавалерист Забелин Шакурова, вдумчивый и твердокаменный Сарычев Солоницына, рефлексирующая глыба чекиста Кунгурова от Пороховщикова. И Егор Шилов, спасший из горной реки Каюма и рассказывающий ему о классовом делении с марксизмом. И надрывный крик Шакурова, ведущего эскадрон в бой не хуже, чем конунг Теоден вел роханцев на последний бой этого мира.
В этом фильме искренность есть главное. И Лемке Кайдановского, профукавший свой кровавый успех, смотрится в своем жалком противостоянии упрямому большевику Шилову так, как и смотрелись те самые благородные белые офицеры. Ведь Лемке боролся уже не за страну, невозможно бороться за страну с ней самой, больше не желающей быть ниже кого-то из-за права рождения, не хотящей подчиняться делению на классы и стремящейся дальше, в странную мечту, где финальная точка стала простым:
- Поехали!
Марксизм-ленинизм не смог противостоять не только многомудрому капитализму, выигрывающему уже давно, он не смог противостоять своим собственным детям, желающим получить то же самое, против чего боролись их же деды.
Искренность основной четверки красных «Своего среди чужих…» чувствуется и сейчас. Стоит только захотеть ее рассмотреть в красном вестерне, что скоро встретит свои полвека.
Девяностые показали настоящее лицо всех и каждого. Двухтысячные только добавили. Это нормально и даже правильно. Время всегда все расставляет на свои места. В восемьдесят каком-то году, прочитав книгу про Волжско-Камскую красную флотилию Гражданской войны рисовал переделанный буксир с трехлинейкой на носу, потопивший такой же под триколором. Через несколько лет триколор сменил спущенное алое знамя с серпом и молотом. Мне довелось воевать именно с бело-красно-синим знаменем шеврона и со звездой на кокарде кепки. Так вот нас и рвет последние тридцать лет, не понимающих – кем нам быть, какой герб наш – серп с молотом или двуглавый орел.
Разве что остается взять и вспомнить – кем были предки до девятьсот семнадцатого и его Революции.
А Михалков? Никита Сергеевич Михалков был и остается режиссером с большой буквы. Надеюсь, он еще снимет что-то, что заставит нас поверить в это снова.
А глаза Егора Шилова останутся со мной навсегда. Как и бегущий к нему Забелин.
Больше "Pro девяностые и..." читать вот здесь, по ссылке
Девяностые, война и женщина на войне
Читать полную версию книги "Буревестники" можно в удобной читалке. Войдя через ВК или почту можно помочь книге и автору лайком или репостом: Полная версия книги тут