«С озёр тянуло сыростью и холодом. Компания, уже изрядно поддатая, расползлась по берегу. Кто на брёвнышко, кто к костру, кто с дамой в кустики. Заехавшие пятью днями ранее, до шашлыковых забав добрались только нынче. С обеда затворили, а к сумеркам, ради романтизма и дополнительной весёлости — отблески пламени так сближают и настраивают. Вышли всем кагалом из домиков, что были сняты для отдыха ещё месяц назад. Дамы — нарядные и возвышенные. Мужчины — подтянутые и оживлённые. И принялись усердно праздновать.
Народ собрался одномоментный. Вне выпивона общих дел не имеющий. Пары и разрозненные персонажи, под совместно выработанной идеей — «отдохнуть, как никогда!» претворяли надуманное планомерно и с размахом. Уже покатались на лодочках. Уже поскрипели бывалыми катамаранами. Выпили декалитры пива и прохладительных. Успели и поссориться, и помириться. Выгулять сарафаны, шорты, шляпы. Обгореть, начать облупливаться, переесть-перепить, помаятся похмельем и животами. Узнать друг про друга вещи свежие и необычные. Подумать, над узнанным. Сделать выводы, поделиться с другими.
Сегодняшний вечер не сулил ничего сверх чудесного. Ещё немножко откровенного, раньше не вылезающего. Ещё чуть-чуть нравственно-душевной «обнажёнки». Чтобы представления о мире, наконец-то пришли в соответствие. С миром. Совместный отдых, пожалуй, как ничто другое, притупляет бдительность. И нравственные начала.
Она, большие сходняки никогда не любившая. И оказавшаяся здесь исключительно прихотью судьбы. Успела устать за пять дней. Невыносимо.
От людей, которые прежде, почему-то казались приличными и умными. От себя и своего раздражения — на излишнюю наблюдательность и догадливость. Насколько легче жить тем, кто дальше носа своего не видит. И не разумеет.
Она могла бы собрать вещички и под благовидным предлогом смыться. В город. К себе. В тихую прохладу пустой квартиры. И окунуться в обыденную жизнь — без моральных потрясений и неуместных переживаний. Какое ей, в конце концов, дело — кто с кем спит. И кто кого обманывает.
Но, почему-то, этого она не делала. И делать пока не собиралась.
Она приехала не одна. «Любимый», давно сошедший «с резьбы» был, как бы, с ней. Однако, сама она давно полагала. Что он — в её жизни — как бы, есть. И, как бы, нет. И не хватает совсем «ах!», чтобы весы Фемиды, наконец-то, определили участь. Паскуды.
Вопреки, «чёрной» славе, тянувшейся за ним скандальным шлейфом. Из-за вольностей в собственной фирме. Прилюдно, на отдыхе, он вёл себя прилично — не подкопаешься. Был учтив, вежлив, предупредителен. Подтаявшая за последние надцать лет репутация, вызывала к нему нездоровый интерес со стороны женского пола. Но, — не вёлся, лишь фривольно пошучивал. Дамы вздыхали, облизывались и устремляли взоры на более податливых самцов.
Немногочисленные примкнувшие к кострищу, вели неспешный разговор. Шутили, смеялись, подкалывали. Изредка, освежали пластиковые стаканчики. Зажёвывали остывающими кусками мяса, хрусткими огурцами, сахарными помидорками.
Он сидел напротив. В трёпе не участвовал, был трезвее прочих, смотрелся "наблюдателем на пленере". Вся фигура его, освещаемая бликами огня, жила, играла веером эмоций. От участия и расположения. До неприступности и безразличия.
Она потянулась за бутылкой вина. Он увидел манёвр, опередил и, наклонившись чуть ближе, наполнил ёмкость. И тут, она посмотрела ему в глаза, в лицо.
Пренебрежение. Откровенное, насмешливое, всепоглощающее. До Абсолюта. Пренебрежение, которое развязывает руки — без осадков вины и стыда. Без памяти о содеянном, даже. Ибо, при таком пренебрежении тебя — для человека, мужчины — уже нет.
Она отшатнулась. Сузила зрачки, сжала губы. Она, наконец-то, всё поняла.
Пока, в её душе шла борьба за прошлые чувства. Он уже давно вычеркнул её из жизни.
Назавтра. Она уехала. Фемида определилась!»