Большое интервью Геннадия Сергеевича Орлова, признанного мэтра российского комментаторского цеха, в котором он рассказал о своем пути в профессию, вспомнил интересные случаи из богатой карьеры и поделился мнением о развитии спортивного ТВ в России.
Вы родились и выросли в семье футболиста. Сами начинали карьеру как футболист, но все вас знают именно по вашей комментаторской и журналистской работе. Расскажите, какой путь вы прошли, чтобы добиться такого успеха на спортивном телевидении?
Я с 1973 года работаю в системе телевидения и радио нашей страны — Советского Союза, России. Представьте, что до 9 лет я не выговаривал две буквы, «р» и «л». И когда в школе спрашивали: «Как твоя фамилия, ученик, хулиган?» — а я хулиганом был до третьего класса, — я отвечал: «Аоф». Надо мной все смеялись. Молодец мама, которая начала водить меня к логопеду. Где-то месяца за четыре занятий и упражнений я начал выговаривать буквы. Можно сказать, что это был мой первый урок на пути к комментаторству. Но тогда я, конечно, об этом не думал.
Играя в футбол, я задумывался, чем буду заниматься дальше. На сборах юношеской сборной СССР, которую тренировал знаменитый Алексей Парамонов, я познакомился с главным редактором еженедельника «Футбол-Хоккей» Олегом Кучеренко. От него я узнал, что есть такая профессия — спортивный журналист. Я понял, что мне это интересно — писать о футболе и вообще о спорте. Еще играя в футбол, я начал писать заметки. Даже в журнале «Костер» была опубликована моя работа. Там мне помогали замечательные люди, например Лев Лившиц, который в Америке стал Лосевым. Это знаменитый литературовед — библиограф Иосифа Бродского.
Когда я играл за ленинградское «Динамо», передо мной встал вопрос — заканчивать с футболом или продолжать. Врачи сказали, что так как я в детстве переболел желтухой, мне нельзя переносить большие нагрузки. Печень давала о себе знать, травмы — межпозвоночные грыжи. Ну что делать? Как можно играть в профессиональный футбол, не нагружая себя полностью? В итоге я рано закончил спортивную карьеру.
Пошел работать в газету. Плакал по ночам — не получалось писать заметки. Но мне повезло с друзьями, которые очень помогали. В газете я проработал с 1970 по 1973 год, когда, к сожалению, ушел из жизни Виктор Сергеевич Набутов — замечательный ленинградский комментатор. Был конкурс на замещение вакантного места. Я по этому конкурсу и прошел. И вот с декабря стал работать на телевидении и радио.
Сейчас, когда меня спрашивают, как стать комментатором, я отвечаю, что нужно хорошо освоить литературную работу — научиться избегать тавтологии, правильно ставить падежи, ударения и корректно использовать речевые обороты. То есть нужно пройти школу газеты, а потом идти в теле- и радиоэфир.
У меня за спиной 17 Олимпийских игр, на которых я работал для Гостелерадио СССР, а затем и для российских каналов. Я комментировал семь чемпионатов мира и семь чемпионатов Европы по футболу. Плюс еще водные виды спорта. В Советском Союзе, когда мы приезжали на Олимпийские игры, нас было пять-шесть комментаторов. И мы были многостаночниками — комментировали все виды спорта, которые были. Я специализировался на игровых, хотя вел и коньки, и плавание. Сегодня все наоборот — нужна узкая специализация.
С 1980 по 1995 год я был главным редактором спортивного вещания Ленинградского, а потом и Петербургского телевидения. Редакция была очень хорошая: Кирилл Набутов, Леша Наливайко, Саша Жуков, Роберт Ягубян, Людмила Гладкова, Михаил Новицкий, Борис Клецко, Владислав Гусев, режиссер и комментатор Эрнест Серебренников — талантливые ребята. Мы даже конкурировали с Москвой — придумали программу «Спорт, спорт, спорт», которая выходила в эфир за 15 минут до программы «Время», в которой о спортивных результатах сообщали в рубрике «О спорте» на 25-й минуте эфира — в 21:25. А болельщик хочет знать их сразу. Тогда не было Интернета, но мы звонили по телефону прямо на стадион. А еще договаривались со знакомыми тренерами, что позвоним им, чтобы узнать счет. И болельщики всегда знали, что мы даем информацию о результатах раньше. Ленинград все-таки город спортивный. Здесь вырастили более 100 олимпийских чемпионов, работали великие тренеры — Кондрашин в баскетболе, Платонов в волейболе, Сальников, Кошкин, Яроцкий в плавании и еще десятки выдающихся тренеров по фигурному катанию, легкой атлетике, гребле, гимнастике и другим видам спорта. Нам было о чем рассказывать.
Принимая решение пойти в спортивную журналистику, я спрашивал корреспондента «Ленинградской правды» Михаила Эстерлиса, будет ли мне хватать денег. Он отвечал, что денег много не будет, но будет очень интересно. Так и получилось.
Работа комментатора — у всех на виду. Каждое слово слышат болельщики. Часто упрекают за оговорки? Какие из них вам особо запомнились?
Оговорки всегда запоминаются, свои и чужие. В 1980 году у нас один комментатор вел лыжную эстафету. На последний этап уходит лидером наш лыжник. Комментатор в прямом эфире сказал: «Товарищи провожают его в последний путь».
Бывали казусы и со мной. Я никогда не рассказывал эту историю раньше, но думаю, что сейчас это вполне уместно. Я вел плавание на московской Олимпиаде в 1980 году. Шел заплыв женщин брассом. Основными претендентками на победу были две девушки из СССР. На первом месте плывет Светлана Варганова, а вслед за ней вторая представительница сборной СССР — Лина Качюшите из Литвы. И на самом последнем метре Качюшите делает движение рукой напрямую, а Варганова забрасывает руку сверху и проигрывает сотую долю секунды. Я говорю: «Как же не повезло Светлане Варгановой». Проходит год. Я приезжаю в Литву писать для советского спорта заметку о футбольной команде Жальгирис. Тренером был мой друг Беньяминас Зелькявичус. Он говорит: «Хочешь, я тебя познакомлю с представителем спорткомитета республики?». Я согласился. Мы пришли. Тот говорит: «О! Это знаменитый Орлов». Я удивился, что так популярен в Литве, и спросил, почему он так меня приветствовал — это дань гостеприимству? Он ответил: «Нет. Вас все литовцы знают. Это же вы сказали — жаль, что не выиграла Светлана Варганова». Поэтому очень важно следить за каждым словом, выходя в эфир. Это стало мне хорошим уроком.
Что касается оговорок, то на телевидении мы считаем, что если ты сам поправился — это не оговорка. Мне часто инкриминируют, что у меня много «перлов». Но если я сразу поправился, то нет смысла об этом говорить.
Была история с «Зенитом». Чемпионат Европы по футболу в Польше. Я веду матч Россия — Польша на Первом канале. За нашу сборную играют семь игроков «Зенита». Мне из Москвы редактор говорит, что руководство просит поменьше употреблять слово «Зенит» в репортаже. Хоть меня это и задело, но раз попросили, я сосредоточенно думал о том, чтобы не сказать лишнего. Вдруг мяч попадает к игроку нашей сборной, и я говорю: «Мяч у “Зенита”». Редактор из Москвы тут же отреагировал: «Ну я же просил…» Проходит некоторое время, и я снова говорю: «Мяч у “Зенита”». Это частая ситуация — когда просят специально о чем-то не говорить, именно это случайно и выскакивает.
Но оговорки были, есть и будут у всех комментаторов. Телезрителям или радиослушателям нужно относиться к этому спокойнее. Это же живой разговор. Ну не может человек 90 минут работать как автомат — это будет неинтересно и скучно. А Владимир Никитич Маслаченко даже изобрел «перловку» — специально придумывал какие-то фразы и вбрасывал их по ходу репортажа, чтобы потом узнать, как зрители на них реагируют.
За свою карьеру вы работали на многих крупнейших турнирах — Олимпиадах и чемпионатах мира. Что запомнилось больше всего?
Конечно, 2008 год — матч Голландия — Россия. Аршавин, Хиддинк... Наши побеждают. А я вел этот матч на Первом канале. Никогда у микрофона нельзя допускать, чтобы тебя захватывали эмоции. А вот здесь я почувствовал, что мы можем выиграть. Сидел в 10 метрах над Хиддинком и боялся что-то сказать не подумав, чтобы на эмоциях не получилось что-то не то. Вот это был самый яркий матч, потому что мы обыграли голландцев Марко ван Бастена, который был тренером соперников. Там такой состав был! И наши ребята их победили — получили бронзовые медали.
Потом у меня в 2012 году в Лондоне были замечательные матчи по волейболу. Со мной в паре работал Павел Борщ — специалист, который великолепно знает волейбол. Вместе с ним ведем финал Бразилия-Россия — проигрываем 0:2 по ходу матча и 3:2 выигрываем в итоге. Представляете эмоциональное состояние комментатора, когда команда, которую ты комментируешь, так выигрывает? Вообще, мне еще везло с «Зенитом». Пять раз команда становилась чемпионом страны, и все пять раз я вел решающие матчи.
Для рядовых болельщиков Геннадий Орлов ассоциируется с «Зенитом». Как вы сами к этому относитесь?
Я же жил в Ленинграде и живу в Петербурге. Представляете, сколько я сделал передач о «Зените», о ленинградском футболе? Поэтому я заслужил, чтобы меня идентифицировали с командой. Кто-то даже называет меня олицетворением «Зенита».
Это может показаться странным, но я не очень близок с нынешними игроками. Я давно понял, что комментатор не должен сближаться с ними. Если это происходит, ты не можешь давать объективную оценку футболисту. Меня иногда упрекают в непоследовательности, что я сперва хвалю игрока, а потом ругаю. Но это же объективно: когда футболист играет хорошо, я его хвалю, ошибается — отмечаю это. К сожалению, это не все понимают.
Я всегда черпаю опыт у зарубежных коллег — стараюсь регулярно слушать их, воспринимать мелодику речи, если что-то сам не понимаю, уточняю через переводчика. Вообще мне обычно все понятно. Советский и российский комментарий всегда отличался языком, знанием предмета и доброжелательностью. Моими учителями были Николай Николаевич Озеров, Котэ Махарадзе и другие мэтры. Я от всех брал понемногу.
Что в профессии комментатора самое сложное?
Научиться вести репортаж, если твоя команда проиграет 0:5. Я это понял и с годами научился. В Ленинграде «Зенит» часто проигрывал, но я старался говорить с таким подтекстом, что, мол, «не корову проигрываем», — подготовимся и выиграем в следующем матче. Чтобы болельщиков не убить негативными эпитетами, которые может допускать комментатор. Это доброжелательность.
Влияет ли тот факт, что вас отождествляют с «Зенитом», на взаимоотношения с коллегами? Нет ли проблем с представителями других клубов?
Никаких проблем. Я знаком с российскими тренерами — Рахимовым, Черчесовым, Слуцким, Гаджиевым, Семиным… Я всегда у них спрашиваю: «Друзья, скажите, есть у вас замечания по моей оценке эпизода?». Болельщик часто не понимает сути игры, и он нередко ошибается. Для него, если игрок его команды кого-то задел, то это можно простить. И здесь задача комментатора — дать объективную оценку. Мне бы не давали вести репортажи на Первом канале, на «Матч ТВ», если бы я был необъективен. А я не болею за команду, я болею за красивый футбол, за мастерство. Для кого я веду репортаж? Для мальчишек, для молодежи, для болельщиков, чтобы они ориентировались на то, кто лучше играет и почему. Вот в этом задача комментатора.
Поэтому когда на Пятом канале закрыли спортивную редакцию, ко мне обратились руководители компании «НТВ-Плюс» и спросили, могу ли я летать с «Зенитом», как это делал в Советском Союзе. И я начал вести все матчи «Зенита». Но я всегда нахожусь между молотом и наковальней. Есть болельщики «Зенита», которые говорят, что я московский комментатор, потому что своих ругаю. Хотя я только отмечаю, когда игроки совершают ошибки, но, по мнению болельщиков, о своих так нельзя говорить. Но многие болельщики других команд ко мне подходят, пожимают руку и говорят, что доверяют мне. Мы любим футбол и ценим игроков за их мастерство и профессионализм. Комментатор ни за кого не болеет — он увлечен игрой.
Как вещательные технологии поменялись за то время, что вы работаете в этой индустрии? Есть что-то, что вас сейчас по-настоящему удивляет?
Технологии менялись на моих глазах. Например, когда я пришел на телевидение, повтор мы делали таким образом: параллельно шли две записи на специальное устройство с пленкой — BCN. Пока на одну пленку продолжалась запись, другую мы замедляли вручную. Потом появился Ampex — металлический диск, на который записывали изображение. Новые технологии приходили одна за другой.
Главной площадкой, где опробовались все инновации, были Олимпийские игры. Интернета еще не было, но в 1988 году на зимней Олимпиаде в Калгари появилось некое подобие Интернета — сеть с внутренней спортивной информацией. При помощи компьютера в ней можно было искать необходимые сведения. Потом в России на Играх доброй воли в 1994 году мы создали с помощью американцев, которые привезли компьютеры, рабочие места для журналистов, которые были уже очень похожи на современные. У каждого был свой стол и компьютер. Это был первый профессиональный пресс-центр в нашей стране. Так что все происходило у меня на глазах.
Какие еще изменения в спортивном вещании вы можете отметить?
Вспомнилась интересная история о том, как решался вопрос составления сетки вещания на Первом канале. За хоккей болел Леонид Брежнев. Музыкальная редакция, литературно-драматическое вещание — все бились, чтобы попасть в прайм-тайм вечернего эфира. Но постоянно на это время ставили хоккей. Однажды председатель Гостелерадио СССР Сергей Лапин, когда ему в очередной раз докучали просьбой поставить в эфир что-то другое, зачитал письмо телезрителя, в котором он благодарил за то, что по телевидению показывают хоккей, что хотелось бы даже больше трансляций и так далее. В подписи значилось: «С уважением, Л. Брежнев». На этом все споры закончились. А жены членов Политбюро ЦК КПСС очень любили фигурное катание, поэтому его тоже много показывали. Но людям это тоже нравилось.
Отвечая на ваш вопрос, сегодня телевидение вышло на совсем другой уровень — появились специализированные спортивные каналы. Например, очень симпатичный телеканал «Сила ТВ», который бросил вызов традиционному телевидению, покупая права на трансляцию в Интернете интереснейших турниров, таких как чемпионат Испании по футболу.
Вообще, Интернет выдавливает телевидение, особенно «плохое», которое занимается только политикой. Телевидение должно быть полезным, а не пропагандистским. Тогда люди будут его смотреть. Конечно, политические передачи тоже нужны, но не в таком количестве.
Какие факторы влияют на развитие телевидения в России?
Сегодня есть один негативный для спортивного телевидения момент. Изначально в нашей стране была допущена ошибка, что не ввели какой-то, хотя бы минимальный, налог на телевидение. Во всех странах такой налог есть, но в России это упустили. В итоге люди привыкли к бесплатному ТВ. Менталитет у людей таков, что если по бесплатному каналу «Матч ТВ» не транслируют центральную игру тура российского футбольного первенства, они начинают возмущаться. А к платному ТВ подключаться не хотят — не приучены. Или вот еще запустили 21 бесплатный канал, который обязаны вещать по всей стране. Так люди еще и недовольны, что туда не включены спортивные каналы с топовыми трансляциями.
Я сам за платное телевидение, потому что это качественная подача продукта. Я немножко заплатил, но получил при этом удовольствие. Вообще практика СССР показала, что все бесплатное — это ничье. Никому нет до этого дела. Например, если дом государственный, в подъезде грязь, разбиты лампочки, нет ремонта. Потому что никто не считает его своим и не заботится о порядке. Когда дома стали кооперативными или у них появились собственники, сразу ситуация изменилась — в подъездах стало чисто и хорошо. Когда людям дают все бесплатно, это порождает безответственность.
Недавно в России закончилось грандиозное спортивное событие — чемпионат мира по футболу. Это полезный опыт для российского ТВ?
Показом чемпионата мира занимались зарубежные телевизионные бригады FIFA. Но и для наших телевизионщиков это полезный опыт. Они же наблюдали за работой коллег.
Во время трансляций было больше крупных планов, больше психологических портретов участников турнира. Когда-то на советском телевидении нам запрещали показывать тренеров. Потом разрешили показывать по одному разу за трансляцию. А сейчас через поведение тренера можно читать игру. Тренеры сами понимают, что их показывают, и начинают играть на камеру. Например, посмотрите на Жозе Моуриньо — это же артист! За ним иногда интереснее наблюдать, чем за матчем.
Что отличает показ футбола зарубежных ведущих чемпионатов от России? Все иностранные телеоператоры, которые работают на футболе, прекрасно понимают суть игры. У них не бывает пустых планов. Каждый кадр насыщен смыслом. У нас, к сожалению, даже не все комментаторы понимают суть игры: как развиваются события, кто герой эпизода, откуда начинать повтор — с последнего паса или с момента зарождения атаки. Есть проблемы и со звуком. Например, в Петербурге все время идет брак на новом стадионе. Наши звукооператоры ставят технику на автоматический режим, но на новом стадионе так делать нельзя, потому что есть крыша. Акустика искажается и идет сильный шум. Когда я сам себя прослушиваю после репортажа, слышу, что голос комментатора забивается. Значит, звукорежиссер недорабатывает. Он должен управлять микшером в ручном режиме.
Что именно в трансляции чемпионата мира стало для вас откровением?
Особенно ничего не поразило. Летают квадрокоптеры, есть камера-паук. Но она была уже в 2008 году. Вот на Олимпиаде 1980 года был огромный технологический прорыв. Построили Олимпийский телерадиокомплекс в Останкино, появилась новая техника, новые ПТС. Затем отечественные технологии стали проседать.
Возьмем, например, финское телевидение. Я был в шоке, когда узнал, что каждые два года они меняют все телеоборудование на новое поколение. И так во всем мире. Но, к сожалению, не в России.
Интернет составляет серьезную конкуренцию традиционному ТВ?
Он просто дает зрителям еще одну площадку. Я сам смотрю по Интернету многие трансляции. Это дает свободу — можно смотреть одновременно две картинки. Сейчас еще появляется интерактив. У меня есть мечта, чтобы во время матча в углу экрана показывали данные о пульсе и давлении тренера и игрока. Технически это уже возможно. Вопрос в том, разрешит ли это сам человек. Представляете, какое это было бы зрелище? Кстати, такие трансляции на легкой атлетике уже делали.
Остается ли у вас время на какие-то не связанные со спортом проекты?
Все мои проекты связаны со спортом. Год назад коллеги избрали меня президентом Ассоциации спортивных комментаторов России (РАСК). Кроме меня в нее входят Виктор Гусев, Владимир Стогниенко, Алексей Ефимов и другие опытные комментаторы. Мы решили создать свое сообщество — полузакрытый клуб. Мы пока не хотим, чтобы действительными членами становились все, кто занимается комментированием, а только те, кого мы хорошо знаем. Создание РАСК было связано с трагической судьбой Владимира Перетурина, который умирал в нищете. Мы поняли, что нужно подумать о коллегах, которые остаются без работы. Некоторым просто не дают работать в эфире, как, например, Василию Уткину.
1 декабря в Уфе у нас планируется большая акция — пройдет первая премия, которая называет «Голос спорта». Будет 16 номинаций. Мы наградим за телевизионный и радиорепортаж, дебютантов и ветеранов — постараемся охватить все сферы нашей профессиональной деятельности. Это занимает много времени, помимо основной работы.
Удается ли при таком насыщенном графике отдохнуть?
Удается. Так как я живу в Петербурге, часто езжу в Финляндию на рыбалку, да и просто отдохнуть. И так уже много лет. До границы всего 200 км. Там чистая вода, чистый воздух, тишина. В общем — красота!
Какое будущее ждет российское телевидение?
Я думаю, что замечательное будущее. Только нужно найти какое-то оптимальное сочетание традиционного ТВ и Интернета, чтобы они друг другу помогали и дополняли.
Вы в соцсети «ВКонтакте» ведете видеоблог, который называется ГСО. Для чего он вам нужен?
Чтобы понять, что нужно народу. У него неплохая посещаемость — некоторые выпуски набирают 200—300 тыс. просмотров. Это новая форма взаимодействия с аудиторией, которая мне интересна. Посмотрим, может быть, тема продолжит развитие и в YouTube. Надо идти в ногу со временем.