Много проходило дней, одинаковых и ненужных, прежде чем Женя встретился с Ангелиной и тогда необъяснимым образом всё изменилось совершенно. Что-то не давало ему спать, есть, пить и не позволяло в общем придерживаться обычной жизни. Он даже с ужасом написал первое в жизни стихотворение, но постеснялся показать его другу-поэту, Олегу Бирюзину, который считался тогда достаточно известным, известным настолько, насколько может быть известен поэт-одиннадцатиклассник в провинциальном городишке.
Женя учился с Ангелиной в одной школе и встречал её в коридорах школы, коридорах, которые были готовы сложиться в лабиринт с лестницами. По ним можно было только подниматься — и подниматься до тех пор, пока не иссякнут последние силы. Эхо шагов оставалось и отражалось от стен, которые никак нельзя было найти взглядом, но, конечно, можно было коснуться, протянув случайную конечность — руку или ногу. Других у Жени пока не имелось.
Ангелина — если и попадала в какие-нибудь лабиринты — выпархивала из них, как пташка, постоянно что-то щебечущая с одноклассниками.
Они познакомились на школьной дискотеке в честь Нового Года, и знали бы вы, сколько часов Женя провёл, танцуя перед зеркалом, чтобы чувствовать себя уверенно на импровизированном танцполе. Конечно, он не мог соперничать с одиннадцатиклассниками: они забрались на сцену и показывали всем, как надо зажигать. Но Женя не особо расстроился — ведь потом, после удачного выхода в круг и медленного танца с Ангелиной они пошли гулять по коридорам опустевшей школы. Коридоры заметно присмирели для такого случая, и время от времени проницательный взгляд учителя создавал некие отметки в пространстве непрекращающегося, увлеченного разговора. Уверенность и непосредственность Ангелины передавалась и ему.
Оказалось, что им есть о чем поговорить. Она тоже увлекалась психологией, мистикой, осознанными сновидениями, но вот к несчастью, у Уильяма Гибсона читала не трилогию "Киберпространство", а пьесу "Сотворившую чудо". Тогда его эта пьеса не заинтересовала, а зря: — кто знал, что с ним случится что-то подобное и он тоже будет учиться новому языку.
Олег Бирюзин оказался их общим знакомым, а от него они перешли к обсуждению поэзии и тут — нашлось место для спора.
Ангелина всеми силами пыталась убедить Женю в том, что поэзия — это полезно. Он же считал, что нормальному человеку не до стихов и это все — блажь.
—Хорошо, а что тогда насчет поэтического мышления? — спросила Ангелина.
—А что с ним, с этим мышлением? Можно ли стихом решить логарифм? — парировал он.
—Ты не понимаешь. Поэтическое мышление позволяет тебе оперировать образами, иногда даже не вербализуя их. Поэту необязательно доказывать, что асфальт — это страшно, а пляски — это всегда ужас...
Обрывки этого разговора до сих пор иногда приходят Жене на ум, особенно когда он смотрит на сборник современной поэзии, который перед Ангелина подарила ему перед своим отъездом в Прагу. Она тогда выиграла какой-то конкурс, причем, по ее словам, особо и не готовясь. Он завидовал не на шутку, потому что сам никакой конкурс не выиграл и вообще ничего стоящего не сделал.
Непонятно по каким причинам Женя взял сборник с собой, когда родители потащили его в санаторий на пару деньков отдохнуть, что в переводе означало “Ты будешь присматривать за сестрой, чтобы у нас было время на себя”, — наверное, потому что чувствовал, что особого веселья не представится. Забавно, что современная поэзия была очень непохожа на то, что писал Олег Бирюзин, который сам отзывался о сборнике так:
—Ну ты знаешь, сейчас очень популярно писать без знаков препинания и всё с маленькой буквы. Типичные стихи с пабликов "Вконтакте", ты бы тоже такое смог написать.
Говорил он с плохо скрываемой неприязнью, но Женя лишь пожал плечами: все равно читать стихи он не собирался — от первой и последней попытки у него разболелась голова.
А когда едешь в машине уже третий час, не очень хочется в попутчики головную боль. Впрочем, она так и так появится: спасибо гиперактивной сестричке, постоянно привлекающую к себе внимание. Ох уж эти люди, требующие внимания! "—Женя-Женя, а что там? Женя-Женя, а что тут?".
Женя посоветовал ей представить человечка, бегущего вместе с машиной, и отчаянно перепрыгивающего через каждое препятствие, будь то дерево, корова или куст.
—Женя, человечек очень устал, — услышал он голосок сестрички, но не придал этому особого значения, — Он хочет к нам, — добавила она.
Потом еще раз: — Женя-Женя, он ведь на самом деле хочет зайти. Мне кажется, ему больно и-и-и... я не знаю, по-моему, он бежит от кого-то.
Настя посмотрела на родных. —Ну ты и фантазерка у нас, — сказал отчим, и Женя был вынужден согласиться. Настя перевела взгляд на Женю, задергала его рукав. — Посмотри, посмотри.
Он заглянул в окно, и на секунду там показался силуэт, как будто бегущий вместе с ними, но потом иллюзия развеялась.
—Ты видел? — спросила его Настя.
—Это всего лишь куст.
—Ну и ладно. Она отсела, отвернулась и поездку молчала.
Жене было несколько неловко, и даже шутка в духе “Ну хотя бы теперь Настя успокоилась” не помогла. В самом деле — даже если там ничего нет, почему бы ему ей не подыграть, просто потому что она верит и чувствует. Казалось, он только что сказал своей сестре, что деда Мороза не существует.
От нечего делать Женя потянулся к сборнику, посмотрел на обложку — она еще тогда привлекла его внимание: черные шары, белые и фиолетовые пятна, танцующие фигуры и прочая белиберда в стиле "у-мужика-пошла-носом-кровь-и-это-теперь-стоит-двадцатку". Женя открыл на случайной странице и попробовал прочитать стих. Попробовал его на вкус, но при попытке прогуляться между строк повсюду встречал знаки, запрещающие движение, даже если это было движение мысли (особенно движение мысли!) Приходилось разлетаться пухом, влекомым каким-то странным желанием. Сколько импульсов он почувствовал тогда. Сколько странных вещей — ничего не получилось бы описать, но тело его хотело двигаться дальше. Спасало то, что он сидел в машине. В ней было душно, солнце не давало им сегодня отдохнуть. Внимание его потихоньку переключилось на то, что было вокруг.
Женя попытал счастья еще с парой текстов, но безуспешно. У бегающего человечка дела шли куда лучше — он, не дожидаясь мысленного приглашения, появился, проявил себя в перепрыгивании через куст, в том, как стремительно он подбежал к машине, как он застучал по двери. Он стучал по двери — а Жене мерещились молоточки в голове.
От чего бежал этот человек, напоминающий ему кого-то родного — не виденного отца — не родившегося брата. Может быть, дело в том облаке? В каком-то облаке, незаметном, невидимом привычным глазом, но отбрасывающем на землю тень — дай Бог, чтобы вас она не коснулась, друзья, вытерпеть такое было бы невозможно.
Как называлась вот эта серая штука, которой была выложена поверхность дороги? Очевидно, это был страх.
Тогда может быть нет разницы между тем, чтобы быть снаружи и быть внутри, зачем вообще нужно было отправляться в эту поездку, если ничего не получится. Женя добровольно берет гвозди и молоток и пригвождает себя к стене. Андрея — уже не спасти. Спектаклю быть, и он позаботится о том, чтобы билеты достались всем. Если в облаке — правда, то боль расцветет клубком на этом теле, на этих телах — тут Женя почувствовал Настин кошмар, усталость родителей друг от друга и привычку, — не желание — из-за которой рука мамы все равно на коленке у отчима.
Слева и справа загораются огни — или это дальние звезды светят так? В город лучше не приезжать. Что это, запах эпоксидной смолы? Нужно открыть дверцу — проветрить.
Отчим смотрит в зеркало заднего вида. Кричит, тормозит машину, выходит, матерится. “ Свет, не плачь”, но она плачет, девочка тоже. Он подбегает к Жене, лежащему на дороге. Рядом лежит его телефон и поодаль — книга. Какой черт дернул его вывалиться из машины? Он готов был поклясться, что видел, как этот придурок собственноручно открыл дверь, но кто ему поверит. Вот, она уже орет, что он виноват, да, конечно, он виноват. Он виноват, зато с этим долбаным парнем все в порядке. «Это всего лишь царапины, это всего лишь царапины. Успокойся».
Ух, как же он его бесит!
—Настя, сиди в машине! — Света кричит на девочку. Ну зачем, господи, она ведь опять сейчас начнет плакать.
Не хотелось бы ему оказаться под этой тучей, идущей в их сторону. Ему что, страшно? Он укладывает Женю в машину. Тот уже проснулся, но ничего не помнит. Двигатель не заводится. Что-то опять нужно девочке, и лучше бы ей немножечко помолчать.
—Настя, да что еще?
—Мы забыли нашего друга, — она опять тычет пальцем в окно, и на секунду у отчима складывается неприятное ощущение чьего-то присутствия. Естественно, ничего там не было. Просто кому-то нужно больше спать.
Света кладет руку ему на колено. Да-да, не спорь с ней, она и так пережила стресс. Это понятно.
Что она себе позволяет? Настя открывает дверь, ждет, не реагируя на крики Светы, потом пододвигается и закрывает дверь. О, завелась все-таки. Он поддает газу. И раскат грома теперь раздается, ему — неизвестно почему становится страшно. Что за глупости такие, грома бояться, говорит он себе и выруливает на дорогу.
Он время от времени смотрит на тучи, нависающие над ним — они определенно к дождю — и поеживается. Не хотелось бы ему под ней оказаться. Ой, не хотелось бы.