Разговор первый.
Высоко-высоко, в черном небе, всюду, куда хватало глаз, рассыпались звезды. Миллиарды и миллиарды звезд.
602-я, поджав колени, сидела на пригорке, глядя в чужое ночное небо. Где-то там, далеко-далеко, остался ее дом...
- О чем думаешь? – голос 309-го отвлек женщину, и она повернулась к говорившему.
- О доме, конечно. О чем же еще? - помолчав, 602-я снова посмотрела на небо, - Здесь все чужое, даже звезды не такие как дома.
- А где твой дом? – спросил 309-й, лениво помахивая длинным бурым хвостом.
- Где-то там, - женщина неопределенно махнула рукой на звездное небо, – Очень далеко, отсюда не видать. Я с планеты Земля.
- Земля.. никогда о такой не слышал, - покачал головой 309-й.
- А ты сам-то, откуда будешь?
- С Зармины, это в созвездии Весов.
- Никогда про такую не слышала,– отплатила той же монетой 602-я.
309-й невесело усмехнулся:
- Ее отсюда даже разглядеть можно. Видишь, зеленая звездочка? Маааленькая такая… – зарминец ткнул пальцем в небосвод.
- Вижу, – присмотрелась 602-я, - не так уж и далеко.
- Да, всего каких-то пять световых лет, или даже четыре.
Между ними воцарилось молчание. Каждый молчал о своем. Женщине пришло в голову, что происходящее сейчас несколько нелепо – два абсолютно разных существа, даже не знающие толком имен друг друга, сидят бок о бок и смотрят на звезды. Эти мысли породили вопрос:
- 309-й, а как тебя зовут?
- Н309, ты же знаешь…
- Нет – нет, я не о том. Как твое настоящее имя? Мое, к примеру, Милослава, – к сожалению, женщина не была уверена, что верно произнесла свое имя на Всеобщем наречии.
- Мирослава?
- Нет. Милослава. Через л.
- Милослава. Чудные у вас на Земле имена, – покачал головой зарминец – а меня зовут Ихрис.
-Ихрис – 602-я нашла его имя забавным и хихикнула – Ириска.
309-й шутки не понял и озадачено отогнул назад бурые звериные уши.
Не часто этой парочке удавалось вот так сидеть и безнаказанно бездельничать. Весь день они проводили в заботах, выполняя бесконечные поручения своей госпожи-хозяйки, миледи Кароксы де Мизальд, и к вечеру, наравне с другой прислугой, валились с ног от усталости. Правда, между ними и слугами в доме миледи была большая разница: Ихрис и Милослава являлись невольными – рабами, другим словом. Что никак не облегчало их жизни. Ведь рабы, с точки зрения свободных существ, не являются личностями. Они – никто, и звать их – никак. Поэтому за четыре года служения у миледи, Ихрис натерпелся всякого, ни разу не услышав от хозяйки доброго слова. Или даже уставной благодарности за вовремя и безупречно выполненное поручение. А другие слуги, так же получая беспрестанные потоки брани от госпожи-хозяюшки, разумеется, не отставали, пытаясь самоутвердиться, шпыняя невольного.
Милославу муж миледи, Барсольт де Мизальд, приобрел на невольничьем рынке не так давно (к тому же по выгодной цене). Ибо без году тридцатилетняя женщина не годилась ни в один гарем, и торговец желал побыстрее сбагрить ее любому желающему. И вот цепь и клеть сменились для уроженки Земли суетой, приказами и господской бранью. Но были в этом и плюсы, ибо цепь и клеть сменились для Милославы неощутимым микрочипом, вживленным в запястье, и редкими часами тишины и покоя.
О прошлом Ихриса Милославе ничегошеньки не было известно, хотя, оно, должно быть, было ничуть не лучше ее собственного. Иначе, он не оказался бы здесь, на Цитрое, в безнадежном рабстве. Спрашивать было бесполезно - немногословный зарминец редко выдавал длинные предложения. А уж если разговор заходил о жизни до рабства, замолкал и молчал еще долго.
Но Милославе было интересно.
- Ты скучаешь по дому? - спросила она, не особо рассчитывая на ответ.
Зарминец не мигая воззрился на соседку своими почти звериными золотистыми глазами, затем перевел взгляд на черное небо:
- Нет, аддана. Не скучаю. Там не осталось никого, о ком бы я мог скучать.
Ихрис замолчал, и Милославе так и не удалось его снова разговорить.