Глава 3
Они прошли по набережной Гизан и вошли в какую-то подвернувшуюся забегаловку. Тихий, уютный ресторанчик, не обремененный посетителями. Вино и пиво, с легкой закуской, все это сделало свое дело, сняв первое удивление. Единственное, Васечкин, сперва немного подергался, после того как улыбчивый и в меру смугловатый гарсон, построил ему глазки. Но Петров успокоил товарища, объяснив, что с этого года такие элементы, могут в Швейцарии не только строить глазки, но и даже более того – жить вместе. «Не принимай на свой счет, Петя» - сказал Вася, сдерживая ироничную улыбку. «Знаешь, Вася» - сказал Петя, «Я теперь не Петя» - он сделал паузу и произнес, легко вскинув два пальца от виска к небу: «Григорий Петрович Булавкин». Вася заметил, что Петя осекся, он понимал, что почти 25 лет это срок и он также как он, еще не знает, кто перед ним сидит. «Авдулов Альберт Игоревич» - только ответил он. «Лодку большую прадед наш решил построить для внуков».
«Сложно поверить, прямо какое-то кино!» - сказал Васечкин. «А знаешь», - ответил Петров, «в самолете у меня мелькнула мысль, что не случайно. Конечно, такого я не предполагал, но что-то закралось. И больше обрадовался, чем удивился, увидев тебя у часов». «Двадцать лет и встретится так – класс» - не переставал, удивляется Васечкин. «Получается, одно дело делаем» - продолжал он говорить, смотря в глаза другу. Столик, за которым они сидели, располагался вдоль стены кафешки, и бывшие одноклассники сидели так, чтобы один видел вход, а другой служебный выход. Официант принес еще вина и пива. Васечкин небрежно стряхнул сигарету и выпустил в потолок увесистое облако дыма. «И что? Теперь ты командуешь?» - спросил Петя с долей сарказма. «Выходит» - мерно отозвался Вася. «И что дальше?» «Как и говорил, едем собор в Лозанне смотреть». «Когда?» «Завтра». «Я рад, что все так» - сказал Петя, выпуская очередное облако дыма. Посетители из некурящей части искоса поглядывали на эту модную парочку туристов. «Но не достроил её тот прадед наш – оставил нашему деду».
«Значит опять вместе во всем» - сказал Вася. И оба вспомнили, как сидя на цистерне, в разгар боя банды Абдулы с красноармейцем Суховым, отбивали мыльными пузырями оголтелые наступления злодеев, мужественно прикрывая Сухова и несчастных женщин востока. «А помнишь» - начал фразу Васечкин, но Петров его перебил, не громко произнеся: «Архимеда». «Да» - подтвердил Петя и добавил: «Я после этого в «Марсе» его еще раз четырнадцать посмотрел. «А, я с тех пор и не пересматривал» - сказал Вася сухим голосом, вспомнив, как в тот сеанс сидел рядом с Машей и как навязчиво пытался рассказать ей сюжет фильма, а она от него отмахивалась. Васечкин понял настроения друга, и решив перевести разговор, спросил: «А помнишь, как ты обиделся за мое письмо на радио?» Петров улыбнулся и ответил: «Конечно, но ведь, один к одному, если бы не оно, ни чего не было бы». «Мечтали, друг мой, тогда на лодке той пройти с тобой вокруг света».
На следующий день, Петров, как и обещал, заехал за Васечкиным. В 8 утра, как и договорились, тот спустился с вещами в холл. Но какого же было его удивление, когда модно прикинутый Петров, вместо того, чтобы направится к стоящему у входа такси, оседлал велосипед, и кивком головы указал товарищу на велик, стоящий рядом. «Мы что так до Лозанны покатим?» - спросил Петя, перекидывая свою дорожную сумку на спину. «А что, хочешь?» - подмигнул ему Петров, но буквально сразу же добавил: «До вокзала. Надо поднажать». Петров рулил уверенно, было видно, что он не впервой выжимает педали на этих улках и переулках. Даже хорошо тренированный Васечкин отметил, что ему, чтобы не сорваться с хвоста, приходится напрягаться. «Из дедовской лодки вырос корабль! Вот он гордость наша. Плывет он свободный, и для него не страшны бури».
Доехав до площади Корнавен, они прошли внутрь вокзала. Васечкин отметил, что Петров, ориентируется в этом железнодорожном хабе, так же легко, как и в городе. Он уверено, вел напарника к камерам хранения. Подходя же к шкафу с ячейками, он замедлил ход, и даже, на мгновение остановился, вспоминая число, кинутое ему вчера приставучим посетителем кафе. Но вот его глаза блеснули, и он направился к нужному ящику. Подойдя к нему и набрав заветное сочетание цифр, он вытащил оттуда знакомый чемоданчик. Наблюдавший за всем этим, находившийся все время рядом Васечкин, тоже узнал в дипломате, виновника задержки их рейса. «Знакомый сундучок. Именно его я и ждал» - сказал он игриво. Они сели в вагон. У них теперь было около 40 минут до Лозанны, за которые им надо было определиться с дальнейшими действиями. «А в дорогу возьми с собою веру мою. В счастье твоё, в грядущий мир для всех нас».
Петров открыл чемоданчик и достал оттуда ноутбук, какие-то приборы и несколько конвертов. В паре из них явно были деньги. Он отложил, те что с деньгами, из других вынув документы и какие-то бумаги, стал изучать. «Какие инструкции, босс» - с легкой язвинкой произнес Васечкин. Вася, бросил на него вопрошающий взгляд, а потом, уставившись в окно ответил: «Как и договаривались, экскурсия по городу, осмотр собора, а там, может, еще какие достопримечательности подвернутся». И протянул ему конверт. «А знаешь, тот второй отельчик, похуже даже, чем тот приморский пионер лагерь». «Это, где хулигана перевоспитывали?» - переспросил Васечкин, не отрываясь от изучения своих новых документов, на некого Джузеппе Росси. «Сын мой, настанет час такой, что ты проснешься с рассветом на корабле и встанешь твердо лицом к океану жизни».
Петров и Васечкин, сидели, упершись взглядами в пейзаж, несущийся в зад галопом, а сами были в еще более далеком. Они сидели в советской лагерной деревянной беседке, в компании давно забытых Дашеньки, а тогда лауреата конкурса чтецов, Анки, командира пионеротряда «Поиск», Антона, председателя Совета дружины и еще, каких-то сейчас уже совсем безликих ребят. Наивные пионерки, строя из себя светских львиц, неумело вились вокруг Петрова, пытаясь выведать, чем бы им очаровать Васечкина, а бесхитростный Антон со связкой редких тогда детективов Кристи и Сименона, подсовывал отъявленному «хулигану» «Педагогическую поэму», Макаренко. Зато другой, педагогический деятель школьного возраста, с лету готов был купить расположение Васечкина за импортные трусы, кроссовки и майки. Шпалы бесшумно пролетали под вагоном, в котором друг напротив друга сидели наши товарищи все дальше удалялись от этой ухоженной Швейцарии. Вот уже и завыл какой-то мелкий пионерчик, возле пионерской линейки, вскарабкавшийся на макушку флагштока, цепляясь за мачту. Он залез туда со страху, перед «хулиганами» Петровым и Васечкиным, которые внизу у подножия умоляют его поверить, что они просто пошутили, а на самом деле они красные следопыты и активисты, да и вообще, всецело положительные личности. «Наши мечты, наши мечты и стали мы строить тогда целый корабль».
Но, вдруг, напуганный малыш, кричащий на верхушке четырехметрового шеста, видя, что умолить «хулиганов» не удается, прибавил в голосе и неожиданно стал переходить в своих рыданиях и стонах, то на французский, то на английский язык. И тут наши пионеры, резко почувствовали, что красные галстуки больше не болтались на их шеях, и, очнувшись от своих грез, они поняли, что это объявляют, о прибытии поезда в Лозанну. Они вышли на Вокзальную площадь. И прямиком пошли в отель, который находился тут же не далеко, в центре города, где-то около площади Палю. По дороге, Васечкин спросил: «А этот, твой собор, где?». Петров сделал жест головой указывая куда-то в сторону, произнося: «Вон он, там твой Кафедральный. В отеле открытку купишь» - при этом, он даже не кинул взгляд в указанном направлении. Он был уже полностью погружен в предстоящую работу. «А в дорогу возьми с собой веру мою, счастье твое. В грядущий мир – он придет».
В гостиницу около улицы Види они уже приехали на велосипедах, да и зарегистрировались под другими именами. Этот номер, да впрочем и предыдущий тоже, как и обещал Вася, не дотягивал, до того эксклюзива, с панорамными окнами, нависающими над бескрайним садом, в их далеком пионерском лагере. Петя не произвольно вздохнул. Его нельзя было назвать сентиментальным, но сожаление, горечь или даже боль но умел чувствовать. Он вспомнил, как накануне развода с Машей, они ездили навестить дочку на летних каникулах, и как первой его реакцией, приехав на выходных к ней в лагерь, это было посадить ее в машину и увезти. Увезти оттуда подальше. «Ну, что, завтра будем приступать» - утвердительно сказал Петров, стараясь отвлечь друга, как ему показалась от дурных мыслей. «Пойдем, пройдемся, я видел тут озеро не далеко» - ответил Васечкин. Они вышли на улицу, вспомнив, как лежали в пионерском лазарете после схватки с «Гусем» и мечтали такую «игру придумать, чтобы на всю жизнь. И чтоб подвиги каждый день! С самого утра».
А в это же самое время, в далеком зашторенном кабинете, напротив зашторенного Детского мира, сидел генерал Сидоров, щелкая выключателем настольной лампы. Его взгляд был устремлен вдаль. Вошедший бы к нему молодой сотрудник, подумал бы, что он всматривается в циферблат часов, висящих над входной дверью, более старый сослуживец, подумал бы, что он смотрит на портрет, когда-то висевший на месте часов. Но, в действительности, уже никого не было, кто бы мог понять, сейчас мысли этого волка контрразведки. Сколько агентурных нитей, сколько нерассказанных операций, сколько учеников за его плечами, а томов с грифом секретности хватило бы на небольшую библиотечку. О ком и чем он думал сейчас, о летней Европе или о зимней Австралии? Это второстепенно, главное он верил, что все не напрасно. «Сын мой, будь достоин принять наше знамя. Доброю волей и верной рукой».
Продолжение следует