Шел бой за деревеньку на подступах к Будапешту. Комсорг Павел со своими бойцами, продвигаясь вглубь, отвоевывали дом за домом.
Павел знал, что с той стороны деревни наступает весь батальон, и решил со своими бойцами двигаться навстречу, выбивая противника из домов. Он первым выбежал на улицу, за ним остальные осторожно начали продвигаться вперед, очищая от немцев один дом за другим.
— Давай вот к тому, — Павел показал Мансурову дом, стоящий на противоположной стороне улицы. — В нем и дождемся наших.
Слева от него, чуть подавшись вперед, бежал молодой боец, которого Павел не знал даже по имени, на полшага впереди — Мансуров.
Комсорг стиснул зубы и с ходу скатился в воронку от артиллерийского снаряда. Рядом с ним упал сержант, следом спрыгнул и незнакомый боец. Все трое тяжело дышали и молча слушали, как сверху посвистывают пули.
Переведя дыхание, Павел подтянулся на локтях к краю воронки, выглянул и, выждав удобный момент, скомандовал: «Пошли!» Все трое разом выпрыгнули из воронки и побежали вдоль по улице к домику с палисадником.
Комсоргу тяжело дышать, он чувствует, как сильно устал и ноги перестают слушаться его. Но усилием воли он заставляет сделать шаг, еще один, другой...
Теперь комсорг не слышал ни визга пуль, ни разрывов снарядов. Павел бежал и стрелял машинально. Он кричал, подбадривая бегущих за ним бойцов, но сам сейчас не слышал собственного голоса.
Из-за угла дома навстречу атакующим раздались автоматные выстрелы. Притаившиеся там гитлеровцы открыли отчаянную пальбу. Пули, повизгивая и жужжа, осами пролетали над головами атакующих, другие взрыхлили землю у ног Павла и Мансурова.
Боец, бежавший слева от комсорга, вырвался на два шага вперед и на ходу бросил гранату. Та, не долетев до угла дома, разорвалась в палисаднике. Раздался взрыв, звон битого стекла, с окон сорвало занавески.
Павел тоже выхватил гранату, швырнул ее вперед не глядя, рассчитывая просто ошеломить противника. После нового взрыва из дома раздалась автоматная очередь.
«Надо бы залечь, укрыться где-нибудь, — мелькнула у Павла мысль, — не успеем добежать». Но остановиться не было уже никаких сил, и комсорг с ходу выстрелил несколько раз из пистолета по дощатому забору, поэтому безобидному, ждавшему скорой весны, кусту сирени, где, как показалось Лабугову, притаились фашисты и вели огонь.
Вдруг тихо ойкнув, стал клониться к земле солдат, бежавший слева. И тут же Павел услышал крик Джумабая. Павел повернулся в сторону сержанта, и тут его самого чем-то тупым ударило в грудь. Он споткнулся, рука, сжимавшая пистолет, разжалась, в глазах вспыхнули разноцветные огоньки и веером рассыпались перед ним по земле. Павел потянулся за ними, словно желая поймать, и упал возле самого домика. Павел упал на правый бок, придавив всем телом руку. Он хотел высвободить ее и не смог. «Неужели оторвало?» — мелькнула страшная догадка. Он слышал выстрелы, доносившиеся со всех сторон. И Павел, давно решивший, что живым никогда в плен не даст себя взять, потянулся левой рукой к карману, где лежал подарок его друга Лешки — маленький офицерский пистолет. Он услышал топот бегущих людей и повернулся в их сторону; узнал в бегущих Чугуева и Айрапетова и медленно опустил пистолет, уже поднесенный к виску. Когда солдаты склонились над ним, он слегка приподнялся и еле слышно произнес:
— Там Мансуров, поглядите, что с ним...
Чугуев поднял комсорга и, не говоря ни слова, понес его к домику, до которого Павел не добежал лишь несколько шагов.
Джумабай был убит наповал. Не повернись Павел в последнюю секунду в сторону сержанта — и он был бы насмерть сражен немецким автоматчиком. Он метил ему в грудь, но пуля, только коснувшись ее, раздробила правое плечо и руку. Чугуев перевязал комсорга, думая об одном — как бы скорее отправить его в медсанбат. Бой еще продолжался в деревне, и сделать это было не так-то просто.
— Ждать долго нельзя. Комсорг изойдет кровью, — проговорил Айрапетов, вглядываясь в осунувшееся лицо Павла. — Надо пробиваться к своим.
Павел открыл глаза, подозвал к себе Чугуева и тихо сказал ему, чтобы они не беспокоились о нем, а продолжали бой.
— Хорошо, комсорг,— успокоил его старый солдат.
Скоро бой стал утихать. И Чугуев, раздобыв в хозяйстве мадьяра обычные носилки, положил на них комсорга. Бойцы понесли его по улице, загроможденной подбитыми танками и усыпанной трупами немецких солдат. По дороге им встретился комбат. Узнав Чугуева, Миркин спросил его:
— Кого несете?
— Комсорга.
— Павла? — и комбат шагнул к носилкам.
— Не уберегся, парень, — глухо проговорил Чугуев. — В грудь его ранило.
Павел, услышав голос комбата, открыл глаза.
— Как же ты так, отчаянная голова? — с дрожью в голосе проговорил комбат.
Павел виновато улыбнулся. Комбат шагал рядом несколько минут молча, потом сказал:
— Слышь, комсорг, Будапешт взяли.
— Взяли-таки! — прошептал Павел, улыбаясь. Лицо Павла оживилось, покрылось румянцем.
Они поравнялись с солдатами, толпившимися возле немецкой легковой машины.
— Исправная! — донесся до комбата знакомый голос одного из шоферов минометной батареи.
Комбат приказал Чугуеву остановиться и, подойдя к машине, переспросил бойца:
— Исправная, говоришь?
— Все винтики на месте, товарищ капитан. Хотите, прокачу?
— Вот до медсанбата слетай, комсорга мигом доставь, ясно?
— Ясно, товарищ капитан.
Комсорга осторожно посадили на заднее сиденье.
Машина мягко тронулась с места. Павел, полулежа на сиденье, задумался, закрыл глаза.
Понравилась статья? Поставь лайк, поделись в соцсетях и подпишись на канал!