— На ленинградском заводе строили катера. В блокадных условиях варили корпуса, пренебрегая плавными лекальными обводами, зато крепко кроили и хорошо вооружали, — рассказывает М. Гринспон, капитан втрого ранга запаса, капитан дальнего плавания. — Я прибыл на завод с командой для приемки нового катера. Тревожной осадной ночью, освещенной пожарами, под треск стрельбы разговорился с юнгой-рассыльным при дивизионном штабе.
Отец юнги, полковник морской пехоты, погиб, командуя десантом. Парнишка пошел добровольцем, зачислен юнгой. Осторожный комдив, как только катер, на котором числился юнга, приближается к вводу в строй, списывает парня на следующий, только что заложенный.
— Я уже пять катеров сменил, — печально говорил он. — Сестра пишет: «Отомсти за отца». ...Товарищ командир, возьмите меня с собой, не списывайте!
Паренек был крепкий, ладный. В глазах — надежда. Я и сам был тогда не слишком взрослым, должно быть. Уговорить меня не представляло большого труда. Сложнее было убедить комдива Сударикова. Однако, заручившись поддержкой дивизионного замполита, мы осилили и этот рубеж. Короче говоря, когда несколько дней спустя катер БМО-514, подняв военно-морской флаг, снимался в Кронштадт, на корме по швартовому расписанию стоял двадцать четвертый, сверхштатный член команды — юнга, ученик электрика.
В боевых буднях сорок третьего и сорок четвертого юнга рос, мужал, готовился к принятию присяги.
Нельзя сказать, что путь в краснофлотцы был для него гладок. Не раз механик — мичман Иван Андреевич Соколов швырял сгоряча фуражку: «Заберите от меня этого сорванца, не то я сам его выгоню!» Если покопаться в душе горячего мичмана, то, может, и не столько проказливость юнги его раздражала, сколько вызывала ревность беспредельная увлеченность того артиллерией. По боевой он был расписан на кормовой пушке, и стоило появиться любой цели, как бежал тренироваться в наводке. Когда же встречалась плавающая мина, он словно умолял:
— Дайте я ее! Честное слово, больше трех снарядов не потрачу!
Август 1944 года застал наш дивизион в Нарвском заливе. Готовилось решительное наступление на Таллин. Одиннадцать немецких дивизий набились между морем и Чудским озером, вцепились отчаянной хваткой в берега Нарвы. На катера свалилась уйма работы: бороться с фашистскими подлодками, помогать тральщикам, нести дозор, высаживать десанты и разведгруппы, сопровождать транспорты. Все это — под огнем с берега, ударами авиации (благо белые ночи), атаками кораблей.
Как-то пришли мы утром из дозора на рейд Гакково. Знаете, что такое Гакково? Нет? Ваше счастье. Потому что это настоящая ловушка: рейд у рыбачьего поселка милях в пяти от Усть-Нарвы, где фронт упирался в море. Туда вел узкий проход между камнями. Поэтому, когда начинался воздушный налет, катерам приходилось не разбегаться в разные стороны, а осторожно, как по жердочке, двигаться друг за другом. Летят бомбы, а отвернуть — ни-ни! Не то сядешь на камни. А в военное время за навигационную аварию!.. Подали конец на бочку, за которую служила разоруженная мина, и только заглушили моторы, как с причала стал слышен голос рассыльного:
— На четырнадцатом! Командиру в штаб дивизиона!
Уж очень, помню, не хотелось уходить с борта, помощнику Мамонову строго наказал: «Сиди, Василий Поликарпович, неотлучно в рубке и смотри... Чуть что — времени на отдачу конца не трать, а сразу — полный вперед! Мотористы чтобы на «говсь!».
До причала метров триста было, не больше. Прогреб я на своем «тузике» половину. И тут с неба знакомый свет. Такой... смертельный, иначе не назовешь! Поднял голову: из-за белого облака вывалился и пикирует на мой одинокий БМО «юнкерс», по-нашему — «лапотник». Так мы называли этот самолет за неубирающиеся шасси с обтекателем. Пикировал он жутко: отвесно и точно. У меня весла вывалились из рук. Еще пять секунд и... И тут наш БМО грохнул обоими моторами. Добрые «паккарды» рванули на всю мощь своих 1300 сил каждый. Катер сделал прыжок с места с бочкой-миной на шкентеле. На одну секунду позже вся кассета бомб «юнкерса» легла точно на то место, где только что стоял катер. Осколки обдали корму, искорежили двойной щит кормового орудия и разбросали по палубе дымшашки. В этот миг, перепрыгнув через раненого комендора Ясинского, к кормовой пушке рванулся юнга. Он не стал палить с ходу, рассказывали все, кто видел. Выждал, как учили, когда «юнкере» потеряет скорость на выходе из пике, «зависнет» перед горкой. И когда через три секунды это произошло, раздался единственный выстрел. «Лапотник» так и не сделал горку. Он рухнул в мелкую воду Гакковского рейда, почти на пути БМО-514, несшегося с бочкой на буксире.
Это произошло так быстро, что ни на береговой батарее, ни на катерах, стоявших у причала, не успели сделать ни одного выстрела. Поэтому и споров «кто сбил?» не было.
Маленький эпизод Великой Отечественной... Юный моряк метким выстрелом сбил фашистский бомбардировщик. Одним стервятником меньше!
Герой этого боя, Юлий Андреевич Ворожилов.
Понравилась статья? Поставь лайк, поделись в соцсетях и подпишись на канал!