С Федькой мы впервые пересеклись в сборной команде, которая направлялась из учебки подводников во Владивостоке к месту постоянной службы. От того путешествия остались в памяти лишь пассажирский вагон у экономно освещенной платформы Смоляниново, где мы делали пересадку с общественного транспорта на служебный, да Федькин костлявый локоть, воткнувшийся мне под ребра, когда нашу коломбину хорошо подбросило при въезде на Базу атомных подводных лодок. Собственно, не будь колдобины у складов ГСМ, я бы и не запомнил, что ехал в кунге коломбины бок о бок с Федькой. Следующие два года мы вместе провели в одном Экипаже атомохода, если не считать пары месяцев моих командировок на другую лодку.
Как турбинист Федька следил у нас на атомоходе за опреснительной установкой. И это была очень ответственная служба. Не досмотришь - Командиру на стол подадут соленый компот, сваренный на якобы пресной воде. Или упустишь нужный момент и опреснитель мгновенно зарастет толстым слоем морской соли и установка вообще перестанет варить воду. Тогда Федьке приходилось откручивать пару гаек, снимать железо и лупить по нему кувалдой, пока вся соль не отлетит к е[censored]ной матери. И это в месте, где затылок упирается в кожух турбины главного вала, а плечо пачкается о смазку АТГ. И где только протяни руку и дотронешься до горячей переборки, разделяющей турбинный отсек и реакторный. Не дай Бог кусок соли пробьет насквозь переборку или трубу с водой первого контура... В общем, бил Федька кувалдой не просто так. Причем всегда старался сделать это таким образом, чтобы не оглохли от грохота свои акустики, сидящие на БП через реакторный отсек. Правда Федька, когда мы ходили в подводном положении, перестраховывался и перед ударом обязательно звонил мне на пост предупредить и поинтересоваться наличием поблизости супостата. При положительном ответе он советовал мне убавить громкость в наушниках. Американские же уши, в отличие от моих, он не жалел. Затем он у себя в турбинном отсеке расправлял плечи пошире и, плюнув на ладони, изготавливался к молодецкому замаху для самого смачного первого удара по матчасти.
И на выдохе Федька бил.
Бздынь!!!! С долгим мелодичным эхом. Даже заслушаешься...
Да, хорошие были времена.
Ну и вот. В конце нашей службы звезды на небе расположились так, что как пришли в Экипаж мы с Федькой вместе, так и отправились вместе на дембель. Но не в переполненной коломбине, а в пустом кунге утренней машины до Тихаса. Причем дембельнулись мы с ним последними 31-го августа. Ровно через неделю после того, как наш Экипаж покинула основная масса "условно-досрочных" дембелей. Те на радостях, переодевшись в гражданку, уходили пешком через сопки на трассу Владик-Находка, как только в обед получили на руки документы. Мы же с Федькой, хоть и заимели проездные еще накануне – вечером 30-го августа, - тормознули в казарме на ночь из-за крыла тайфуна, развернувшегося в Японском море и устроившего потоп у нас на Базе.
С утречка 31-го дождик стал пожиже и только моросил. Причем продолжал моросить всю нашу с Федькой дорогу до Артема, в который мы, сделав пересадку со служебного скотовоза на гражданский в Тихасе, попали в десятом часу утра. У кассы аэропорта наши пути с Федькой разошлись: ему был нужен борт до Петропавловска, что на Камчатке, а мне до Москвы. Я положил перед кассиршей свои проездные документы, выписанные штабом целой Дивизии атомных подводных лодок в общий вагон от Владивостока до Москвы и еще немного на запад, приготовил сэкономленный на завтраках подводника стольник и стал ждать, мучимый вопросом: "Кто первым доберется до Москвы: я с помощью крыльев «Аэрофлота» или общий вагон, прописанный мне Краснознаменным Тихоокеанским?»
Тайфун же!
Кассирша сгребла мои бумажки, пошуршала ими немного и предложила мне вылететь в столицу через тридцать минут.
ИЛ-62.
Уже посадка.
Неожиданно. Не то слово.
Получалось, что я буду дома сегодня! Почти как Федька, которому лететь до Елизово, а потом еще проехать немного на оленьей упряжке.
Я схватил бумаги, двинул на прощание Федьку локтем под ребра, пожелал ему хорошей дороги и убежал в зону досмотра...
PS. Федька по полной форме сидел в аэропорту еще несколько суток, ожидая открытия своего Елизово.