Учебный отряд подводного плавания располагался на сопках Владивостока. И получалось так, что город даже заглядывал на плац и камбуз учебки. Впрочем, будущие подводники тоже способны были бросить взгляд на гражданскую городскую жизнь. Если днем времени пялиться на окна ближайших многоэтажек было мало из-за занятий в учебные классах и шагистики, то в темное время суток, отбывая время в наряде, можно было отвести душу за фантазиями о том, что творится за шторами на окнах освещенных и темных квартир.
Особенно темных, да.
Впрочем, наряды были разные. И не из каждого места было видно что-то большее, чем палуба перед тумбочкой дневального по роте или паркет в фойе бассейна, который надо до утра отциклевать осколком стекла. Неплохо Владивосток просматривался с сопки со спрятанными внутри нее стратегическими танками - запас пресной воды в них способен был какое-то время обеспечивать горожан в случае аварии или диверсии на местном водоканале. А еще был халявный наряд в виде охраны забора учебки с внутренней стороны. Главное, чтобы во время него не лился с неба дождь. Наброшенный сверху химзащитный плащ, конечно, хорошо спасал от приморских летних ливней, но кирзовые гады быстро пропитывались влагой как их не смазывай гуталином...
И вот, однажды в последний момент подфартило попасть вместо наряда на свинарник, располагавшийся за территорией учебки, в патруль под забором учебки. Вернее, подфартило всей роте акустиков-недоучек, за исключением отборных «счастливчиков», караулить его ночью. Погоды стояли теплые - за бортом был конец июля, японское море прогрелось и даже в три часа ночи в беске, робе на голое тело, ремне и противогазе с пустым подсумком было тепло. Около четырех часов должна была появиться смена и подарить несколько часов сна в казарме до общего подъёма. Оставалось перетерпеть всего лишь час за разглядыванием окон на гражданке. Конечно, мог появиться какой-нибудь проверяющий из дежурных кадетов и слегка попортить кровь пыткой на предмет знания уставов. Но... вместо кадета вдруг из-за забора выглянула голова. А потом показались плечи, на которых висела роба. Кокой-то чел возвращался из самоволки. Мысль о том, что это может быть шпион, пробирающийся в учебный отряд, чтобы выведать для буржуинов нашу военную тайну, умерла так и не родившись. На втором месяце службы даже я понимал, что ничего особо ценного, за исключением танков с водой, для супостата в нашей учебке нет. А проковырять пальцем серьезную дырку в танке чел из-за забора явно не мог - он был хлипче меня килограммов на пять.
Я передернул затвор у штык ножа и, когда чел спустился на землю в семи метрах от меня, попросил поднять руки в гору. Он от моего голоса вздрогнул, посмотрел на то, как я решительно шагнул в его сторону из тени, и выполнил мою просьбу. А затем… затем он начал унижаться.
Пока я обдумывал, какая мне может светить награда за поимку самовольщика – ОТПУСК спустя два месяца после призыва! ХОЧУ! – чел, судя по застиранной робе и борзой прическе отслуживший как минимум год в хозроте учебки и не желавший катапультироваться на кичу или в строевую часть, готов был ползать у меня на коленях и целовать мне ноги…
Я смотрел на него и чувствовал себя властелином Вселенной.
По крайней мере, Вселенной этого лебезящего урода. От меня зависело, наступит ее конец или она продолжит свое существование.
В какой-то момент я даже посчитал, что кайф от отпуска, который мне вряд ли дадут, не идет ни в какое сравнение от упоения тем, как я тяну время, не давая ответ на просьбу отпустить…