Сегодня в городе, в котором я сейчас нахожусь выпал первый снег. И мне вспомнилась одна моя давняя новелла, которую я писал для литературного альманаха. Почитайте.
Новелла
Часы продолжали свой медленный ход. Раздражающее, будоражащее уставший мозг «тик-так». Шел третий час ночи. Ничто не сулило приближения сна. Я в десятый раз нервно перевернулся в кровати. Морфей, очевидно, не убаюкает. На улице, освещаемой светом мерцающего фонаря, стояла будка, в которой жила хозяйская собака. Она вылезла из своего дома и завыла. Снег выпал в том году раньше и псу, который от какой-то болезни терял клочками свою шерсть, видимо, было холодно.
«Теперь уж точно не усну»
На работу приехал к пяти утра, чем несказанно обрадовал охранника, который пытался заманить меня в свою будку для игры в карты. Я донес до его сведения, что человек, приезжающий на работу к пяти утра, должно быть очень занят. «Не думаете, товарищ охранник?» Ничем я занят не был. До появления сотрудников, раскладывал на компьютере пасьянс, а потом уснул на рабочем месте. Меня разбудила коллега.
- Ты чего ночевал здесь?
- Я это. Работал.
- Ааааа. Охранник сказал, что ты в пять утра пришел.
- Чего тогда спрашиваешь ночевал ли я тут, если знаешь, что в пять утра пришел?
- Уточняю
Она всегда приходила на работу раньше всех и мое присутствие ее удивило. Сев за свой стол, она еще раз посмотрела в мою сторону неодобрительным взглядом и, получив в ответ аналогичный, вздохнула и начала клацать по клавиатуре. «Победа, я пересмотрел эту гадюку».
День закрутился – на столе одна за другой оказывались микрофонные папки, в которых один за другим выбраковывался, редактировался и одобрялся материал репортеров. К середине дня в глазах многоликим хороводом уже мелькали буквы, слова, а потом снова выпуск и снова микрофонные папки, буквы, слова. Казалось, они уже почти оживали где-то на границе с реальным миром и я мог ухватить их за хвост, радостно выкрикнув «врешь, не пройдешь», но буквы и слова растворялись и превращались в розово-голубые точки в глазах. Точки рассеивались. День завершался.
Улица Фабричная покрывалась мраком. Наставало время уборщицы Люды, которая, заходя в кабинет, сначала восклицала: «фу, напотели»
Люда открывала окна, в кабинет врывался осенний холод, заставляя накинуть куртку.
- Люда, ты скоро?
- Москва не сразу строилась
- Не к месту это. Про Москву. Сообщи время своего долгожданного ухода
- Закончу, уйду.
- Когда закончишь?
- Никогда, - отвечала Люда, уставившись в упор и приподняв неровно выщипанную правую бровь.
Диалог был завершен.
Окна закрывались, ее геном растворялся в дверях. В большом здании Дома Радио оставались я, мои мысли и охранник. На следующее утро, направляясь в сторону работы, я обратил внимание на обледенелые ветки осины. В воздухе уже пахло приближающейся зимой. Хозяйка дома, в котором я снимал комнату, смотрела мне вслед. В руке у нее была палка, которой она пыталась усмирить соседских собак, почуявших, что ее пес скоро издохнет . Я снова шел на работу. Путь пролегал по каменистой улице до остановки, на которой я садился в восьмую маршрутку. Изредка моим попутчиком был говорливый сотрудник местного телеканала, который при каждой встрече что-то рассказывал, о чем я забывал, переступая порог редакции.
Буквы, слова, уборщица, холод, охранник. День, похожий на предыдущий, завершался в окружении все тех же микрофонных папок.
Я возвращался домой.
Сначала почувствовал, будто чья-то крошечная холодная ручка погладила мне щеку. Потом еще одна. Запрокинув голову, заметил, что идет снег. Тот долгожданный, как в детстве, «символ вечности, невинной чистоты». Первый снег, который довелось наблюдать в том году. Хлопья неспешно падали с неба, их становилось больше. В детстве я любил это волнующее ожидание. Вот уже конец сентября, октябрь. По всем правилам он должен выпасть. А вдруг не выпадет? Вдруг будет, как в Онегине «снег выпал только в январе, на третье в ночь?» Становилось тревожно. В детстве по утрам первым делом бежал к окну, но вид за ним оставался удручающим и серым. Приходилось надевать вязанную шапочку, веселый ранец с котятами и идти в школу. По привычной дороге я шел, обнюхивая воздух. Зима уже близко. Еще чуть-чуть. Чудо случалось. Если случалось оно под утро, то в школу мог не пойти. Как-то было у нас положено, что день первого снега делали для меня выходным. Мама говорила, чтобы я надел свою «тужурочку» - шубку с приделанными к ней варежками, ботинки с утеплителем. «А теперь иди куда хочешь». Я выбегал на улицу, и весь последующий день проводил там. Когда снега выпадало много, я вытаскивал бывшие уже наготове сани, собирал все детское племя близлежащих дворов и так до вечера. Заканчивалось это температурой и дальнейшей отсрочкой от школы. Мама ругалась и лечила. Укутанный в компресс из бинта и водки, я смотрел из окна, как зима превращала наш дворик в царство Снежной Королевы, и воображение рисовало сказочные сюжеты под высокую температуру тела.
А в прошлом году мы вдвоем стояли тут, на этом месте, под этим фонарем. Снега не было, но была морозная ночь и я вдыхал молочно-детский аромат приоткрытых маленьких, пухлых губ, целовал их, еле касаясь языком. Она мне рассказывала: «я обожаю первый снег, когда я была маленькой, день первого снега делали для меня выходным. Когда же он выпадет?»
Мы гуляли по вечерам по этой каменистой дороге вдоль пересыхающей летом речушки. Деревенские запахи, витающие в свежем и морозном позднеосеннем воздухе доносились до нас, возбуждая аппетит. От частных домов, раскинутых вдоль улицы, пахло жженным сеном, парным молоком и свежеиспеченными лепешками. Изредка кричали цесарки, отчего ей становилось весело. Она их перекрикивала, а они снова вторили ей. Мы оба смеялись над этим. Потом мы ездили в гости к другу, через некоторое время он приезжал в гости к нам.
«Мы уедем на Алтай, поменяем все телефонные номера, организуем свое приусадебное хозяйство и ты перестанешь нервничать из-за этой работы и своего истеричного директора» Она так невинно заглядывала мне в глаза, планируя эту поездку, а я так хотел уехать с ней. Лишь бы просто быть с ней.
Потом все кончилось. Ни Алтая, ни коров, ни огорода.
На следующий день, сквозь запотевшие окна городского такси я разглядывал остающиеся где-то позади очертания места, в котором провел год. Вслед мне смотрела хозяйка дома.
2007 год.
Еще тексты тут: t-do.ru/hahahabichev