Чувствовал комбат какую-то вину перед ними, этой горсткой молодых бойцов, которые сдерживали натиск во много раз превосходящего врага. Как хотел сейчас поговорить он с Егоровым! Расспросить обо всем, какая у них обстановка, надежно ли закрепились, что у немцев видно. Хотел хоть словом подбодрить их, хоть как-то придать им сил. Да попробуй поговори. С Хабаровым-то связи нет.
— Да что у них там, со связью?! Тьфу, черт.
— Наверное, опять оборвали, — робко произнес связист, возясь с аппаратом.
Связь с передним краем прерывалась уже несколько раз. В самый разгар боя связист Масухин пополз восстанавливать связь с Егоровым. Но он так и не вернулся, и телефон по-прежнему молчал. Напарнику его, комсомольцу Зирьке, удалось проползти от траншеи всего метров тридцать. То ли провод за что-то зацепился, то ли автомат ему помешал, но он приподнялся на минутку. И тут же, вскрикнув, упал. Видно, шальная пуля задела. Пришлось дожидаться темноты, когда стрельба поутихнет.
Телефонная связь с Егоровым батальону была крайне необходима, и связисты опять поползли восстанавливать ее.
Разрывами снарядов линия была так сильно повреждена, что пришлось тянуть провод заново. Из-за этого командир второй роты Хабаров не мог доложить комбату обстановку.
— Ничего? — Опять остановился комбат возле связиста, продолжавшего повторять одно и то же:
— «Ландыш»! Алло, «Ландыш»!
Наконец, связист радостно воскликнул:
— Есть связь, товарищ комбат! Второй просит вас. — И передал трубку комбату. Тот торопливо закричал:
— Хабаров, ты? Ну, что там? Так, хорошо! Отправь все данные сюда побыстрее. Сколько, говоришь? — Комбат нахмурился, как-то сразу погрустнел. — Да, потеряли много, — и уже снова твердым голосом продолжал: — Мельницу надо держать. Подбрось ему «семечек», людей сколько можешь. Слышишь? Ни в коем случае нельзя отдавать. Хабаров, понял меня? Пусть Егоров держится, зубами вцепится, ни шагу с мельницы.
Отдавая трубку связисту, комбат вздохнул облегченно и как-то расслабил плечи, словно человек, долго несший тяжелый тюк и, наконец, сбросивший его на землю.
Во время разговора комбата в блиндаж вошли Прохин и Лабугов.
— Только сейчас с Хабаровым говорил, — смахивая со лба капельки пота, сказал им комбат. — Молодец Егоров, шесть атак отбил.
— Удержатся ли они? — озабоченно проговорил парторг.
— Людей маловато. А удержаться надо. Очень уж она, окаянная, на хорошем месте стоит. Враг оттуда, как на ладошке. Егоров три батареи засек, — и комбат, повернувшись к своему ординарцу, приказал: — Михаил! Давай сюда начальника штаба. Да потом чайку организуй, что ли. В горле с утра ни маковой росники!
Комбат закурил, глубоко затянулся. Крепкий махорочный дым повис сизым облачком. Некурящий и слабый здоровьем Прохин закашлялся, начал отмахиваться от дыма обеими руками.
— Когда ты эту дрянь перестанешь курить? — проворчал он, — Уж курил бы что-нибудь путное, а то самосад, как рашпиль или напильник драчевый. Все горло, наверное, себе изодрал им.
— Добьем Гитлера — брошу. Вот поверь — брошу, — ответил комбат, отходя от двери. И затянувшись еще раз, другой, он выбросил окурок.
Понравилась статья? Поставь лайк, поделись в соцсетях и подпишись на канал!