"Ночь ознаменовалась очередной гениальной идеей.
И, вскочив с утра пораньше. В одиннадцать! Полопав "овсянка, сэр". Залив двумя. Двумями огромными пиалами кофе. Всю эту полезную драбодень. Скоренько собралась, чиркнула пару весомых фраз нужному челу. И выскользнула в осень.
День вылупился - дивно, как хорош! Плюс четырнадцать - и это, в середине-то октября. Да, в ненастной. Вечно ненастной, нечернозёмной полосе. Солнце разогналось не по-детски. И к обеду пот пах. Макияж тёк. Ступни в штиблетах молили о босоногости.
Ожидая спеца в парке. На красивой кованной скамье цвета махагон. Я незаметно для выгуливающихся, распустила шнуровку на ботиночках. И изъяла упревшие ноги из обувки. Расположив - их, родимых - поверх кожаных голенищ.
Время было полно. И я тратила его на роскошь одиночества. Когда ещё. Сподоблюсь.
Минут через сорок, вдали показался знакомый силуэт. Маленькая фигурка, стильный прикид, огромный кофр - через плечо; тюкая щуплый задик. Человечек скоренько достиг оккупированного махагона. Молча сел рядом. Отпыхался и, вскинув светлые бровки на белейший лобик, угрюмо спросил:" Чё звал? Опять - не иначе - фантазии одолели?... Вот, чё такой беспредел - фантазии твои. А, одолевают они меня. Причём. Регулярно, как мои мигрени... Но. Ты - хуже мигреней. Ибо. От тебя спасает только гильотина..."
Я пропустила преамбулу мимо - "планида моя такая... творец - вечно гоним и одинок..." И вкрадчиво подсластила пилюль: "Так, ежели. Был бы кто лучше тебя. Я б его. Драла фантазмами... Но, лучше тебя. Никого нет! Приими. И неси достойно!"
Человек поник плечами. И начал подтаивать душой: "Ну, ладно. Давай. Что опять?"
По выстрелу из стартового, я начала тараторить идею. В подробностях и с "вишенками". Спецура слушала задумчиво. И, казалось - вовсе думает о своём. Завершив бизнес-план фразой: "И это будет круто! И свежо - до ОРВ-ишных соплей!" Я заткнулась. В выжидании приговора.
Она откинулась на спинку скамьи. Достала из кармашка сумки леденчик. И перекатывая его во рту, предалась мечтательным созерцаниям. Парковых красот. День уже перетёк к «five O’clock». В животе тоненько и деликатно урчало. Хотелось есть, пить и домой.
Покрутив кумполом, обратив очи безгрешному небу. Она наконец-то разродилась: "Ок! Будут тебе штабелированные фотосессии... Раз в неделю. Я переживу... Условие. Кофе с выпечкой - после каждой пытки твоими look-ками. Сладенькое выбираю я... И половина из шмотья - мне. Если чё понравится... Выбирать - тоже мне..."
Я вскочила с насеста. Враз воткнутыми в охладившиеся внутренности бот, ногами застучала джигу. Аккурат, перед фотографиней. И засвистела восхищённо: "Гений! Ты - мой гений! Я согласна, согласна, согласна... Представь, какие шикарные, стильные будут кадры! Я такое уже напридумывала - Harper's Bazaar огорчён. До невозможности! Погоди, ща ботинки зашнурую. И пойдём вместе. К дому. К домам..."
Ещё спустя десяток минут, мы - слаженной парой - выруливали из главной аллеи. Я рисовала смачные детали бабских шмоточных образов. Доца слушала, изредка кивая светловолосой головкой...
"... Лады. Принято... Я бы, поносила такое... А, это. Нет. Вот это - точно будет "не айс". Сумрачновато, как-то... И, ваще! Чё это у тебя - засилье "возрастной" темы... Давай залуди чёт "молодёжкой"...
Стимулируй меня, мать! А, то - сама будешь снимать...
На телефон... С палки. Для селфи... Harper's Bazaar. Умрёт от зависти", - доносилось до ушей редких - в будний-то день - прохожих..."