Так говорили мурманчанам в Республике Сербской
Текст: Коржов Дмитрий
Это был сущий ужас, врагу не пожелаешь. Сначала два часа в очереди на сербско-боснийской границе, затем долгий путь почти в полной темноте. Изредка попадались небольшие города, а потом дорога ушла в горы и - тьма. Свет только от фар наших автобусов. Добрались до нужного монастыря в районе одиннадцати, он тоже во тьме, но кое-где подсветка имелась, и было видно, какой он большой и красивый. Кое-как нашли ворота. Проникли с Ильей Виноградовым внутрь, пошли искать хоть кого-нибудь. А никого! Минут пятнадцать бродили по территории, нажимали на все кнопки - молчок. Тут еще и дождь пошел - не сильный, но неприятный. «А мы туда вообще попали?» - спрашиваю товарища. «Не знаю, я тут впервые...» - слышу в ответ. Его ирония успокаивает. Вернулись к воротам. Нет, все точно: монастырь Святого Николая в Озрене.
И тут только послышалось из темноты:
- А-а-а, русы! А я вас чека!
«Русские! А я вас жду!» Через несколько секунд увидели говорящего - высоченный монах, отец Серафим, действительно нас ждал. Со счастливой улыбкой, бормоча себе под нос, как заклинание: «Русы, русы!», провел в Дом паломника, где были уже приготовлены для нас места. Так встретила Славянский ход Мурман - Балканы православная часть Боснии и Герцеговины - Республика Сербская. Сюда мы приехали, отказавшись от Черногории, когда окончательно убедились, что в этой новоиспеченной стране НАТО Ход видеть не хотят, - словно на стену там напоролись. И вот - Босния.
Утром убедились, что обитель действительно и велика, и невероятно красива. А людей в этом немаленьком пространстве всего ничего - три монаха и два трудника. Потому и тишина, и покой фантастические. Словом, словно в рай мы попали. Монастырь древний - крохотная церковка в его центре образца XVI века - уютная, теплая, намоленная. Ох и многое видели эти стены!
Однако чуть больше двадцати лет назад как раз здесь шли бои, шла кровопролитнейшая, братоубийственная боснийская война. Отец Мирослав - настоятель прихода Тешань, благодаря которому мы и попали в обитель Святого Николы в Озрене, рассказал на следующий день, когда мы немного пообвыклись в монастыре: «Один из монахов здешних - участник той войны. Он видел такое, что мне и произносить страшно...»
Отец Мирослав говорит, а я тут же понимаю о ком. Отец Савва - тоже, как это принято у сербов, высокий, похожий на статую, - несгибаемый, закостеневший монах. Лицо, словно из камня вырублено, без выражения и возраста. Совсем немногословный, разве что жестом тебе ответит или выдавит сквозь зубы короткую дежурную благодарность: «Хвала».
Вспоминаю и я. Ту, двадцатилетней давности, войну я не видел, но на последствия ее нагляделся вдосталь в первом Славянском ходе Мурман - Черногория в 1997-м. Но мы тогда были немножко в другом месте - в Сараеве и Пале - именно в этом небольшом городке тогда находилась столица Республики Сербской.
Над Сараево мертвая магла:
Непроглядный боснийский туман,
Без сомнений, надежно и нагло
Скрыл от глаз и людей, и дома…
Эхо множит слова многократно:
Пыль, дорога, окопы, беда…
Не ищи этот город на карте -
Он закрыт для тебя навсегда.
Там, на дне котловины, как в фляге,
Темен день, и почти не видны
Минареты, зеленые флаги -
Послесловье последней войны.
Такие вот стихи я тогда написал. В ту пору православные в мусульманскую часть Сараева заходить боялись. Сейчас нет, не боятся. Но и войну, и кровь, там пролитую, а ее много было, не забыли. И - мир. До поры до времени - мир. Отец Мирослав, кстати, служит в исламской части города Добой, прихожан - 107 человек, а вокруг 65 тысяч мусульман. Двух чисел достаточно, чтобы понять, откуда в этом еще сравнительно молодом человеке (ему, должно быть, около тридцати) столько мудрости и глубины.
Едем с отцом Мирославом к его другу, тоже добойскому священнику - настоятелю храма Рождества Пресвятой Богородицы отцу Иовану. Там все тот же разговор продолжается - как от него уйти?
- До сих пор последствия чувствуются, - говорит отец Иован. - До сих пор не то чтобы вражда между народами Боснии, но и дружбы нет. И нельзя сказать, что православные чувствуют здесь себя спокойно. Большие игры свои планы на Балканах не закончили.
- А что на бытовом, житейском уровне происходит? Может ли сейчас здесь мальчик-мусульманин дружить с православной девочкой?
- Только через три поколения это станет возможным... - убежденно заявляет отец Иован. - Поколение, пережившее ту войну, передает детям: «Это наши враги!» Их родители им скажут: он (она) из тех, что творили то-то и то-то. Должно пройти время.
- Проблема не здесь! Тут проблем не было - и не было бы, если бы кто-то не пожелал. Если бы никто, никакие внешние силы, не вмешивались в наши дела, все было бы просто, - поясняет отец Мирослав. - Мы пришли бы друг к другу и сказали: «Простите! И мы прощаем!» И жили бы вместе, как многие века до этого. Мы ведь один народ. И язык у нас был один. Сейчас - нет. Разные. И босняки, и хорваты настойчиво выдумывают новые слова. Только для того, чтобы быть дальше - не только в языковом, но, в конечном счете, и в человеческом плане.
Сходимся с батюшками на том, что ситуация очень похожа на ту, которая сейчас на Украине. Современный украинский уже давно не язык Тараса Шевченко. Священники говорят об этом с горечью. Оба учились в Киеве. В те годы, когда этот город, опять-таки, как и язык, был иным.
- Украина - часть русского мира, - говорит отец Мирослав. - Это и по сей день так. Другое дело, что ее всячески пытаются удалить от России.
- Как думаете, чем Россия может помочь Республике Сербской?
- Подарите нам кусочек базы Северного флота! - шутит отец Иован.
Но меня-то тоже на арапа не возьмешь.
- А у вас море есть? - спрашиваю.
- Нет! - смеется отче. - Ну, тогда хотя бы самолетную площадку.
- Это-то вряд ли, - отвечаю. - А вот гастроли Театра Северного флота - это, на мой взгляд, вполне возможно.
