"Он стоял в маленькой тёмной комнате. Бос и в мундире. Форма была грязной, местами с прорехами. Аксельбанты оборваны, пуговицы хлябями висели на сукне. Он стоял, вытянувшись во фрунт. Глядя невидящими глазами перед собой. Недоумевая – где и что с ним происходит. А, в коморку входили странные люди. Останавливались рядом и обернувшись в пол-оборота спрашивали. Каждый своё. Но, об одном.
Высокий, гражданского вида, мужчина скороговорил: «Мы когда-то были друзьями. Долго. Очень долго... А, потом. Мы с тобой вместе. Начали наше торговое дело. И оно шло неплохо. Однако ж, ты не захотел много и тяжело трудится. И я решил уйти. Чтобы работать с теми, кто хочет улучшить свою жизнь. И жизнь своих близких. Кто согласен и готов ради этого пожертвовать отдыхом и развлечениями… И ты объявил меня предателем. И возненавидел на всю жизнь... Почему?»
Вслед за ним, вошёл и встал рядом отрок, лет осьмнадцати. Его слова звучали не так обижено и зло, но горько и потеряно: «Тебя никогда не было рядом. Я рос. Мне нужна была твоя поддержка, совет, защита. Но, тебя не было… Ты был где-то – не со мной… И мы очень бедно жили. Мы всегда тщательно высчитывали каждый грошик. Мать старела и сохла. От нищеты и одиночества… Почему?»
Потом мягкой тенью проявилась старуха. В надтреснутом, глухом голосе слышались слёзы и несбывшееся. «Я отдала тебе всю жизнь. И никогда. Никогда не роптала. Ты и был – вся моя жизнь. Но, когда меня настигла беда. Ты не захотел мне помочь. Удержать меня, отблагодарить. Дать мне то, что я не имела. Не довелось. Но, что спасло бы меня. И дало ещё десяток спокойных, лёгких лет жизни… Почему?»
У него защемило сердце. И он хотел уже было ответить. Как из мрака возникла женщина. Рано постаревшая, худая и бледная. Она подошла совсем близко. И положила руки, с тонкими красивыми пальцами и хрупкими запястьями, ему на плечи: «Я любила тебя. Я одного тебя и любила. Больше всех. Всего… Больше жизни… А, ты… Так со мной… Почему?»
В груди что-то сжалось ледяным комом. И рухнуло в бездну. Он заплакал. От невозможности хотя бы малейшее изменить и вернуть. Люди растаяли тёмным маревом. В комнатке остался тонкий запах палой осенней листвы. И стойкое - грубое и беспощадное - чувство одиночества. И брошенности.
Он вздрогнул, будто очнулся. И, отрывая - враз замёрзшие голые ступни - от деревянных половиц, тяжело двинул к выходу. Потянул на себя скрипучую дверь, вывалил обессилевшее тело за порог. Ещё раз обернулся.
Над чёрным проёмом, широкой кумачовой растяжкой, полоскался плакат. На нём – белым, широкими мазками, косо-криво, с ятями – были выведены слова. «Никто не поможет вернуть утраченную честь, кроме тебя самого.» Он охнул. Закричал – страшно, тонко, с подвоями. И проснулся…
Сквозь щели в окнах, проникал ноябрьский знобкий ветер. Вихрями из высоких труб, выстуживал жарко натопленные накануне, но, к утру совсем остывающие печи. Морозил комнаты и коридоры. Оседал волглостью, липкой городской пылью и сажей. На стенах и мебели. Дом, с наступлением слякотной, мозглой осени пробуждался поздно и неохотно.
Граф, едва очнувшись от приснившегося кошмара. Скоро оделся. И теперь мерно вышагивал по кабинету. Курил и задумчиво бормотал:
«Это вовсе невозможно. И невыносимо… Какое торговое дело? Я же – не купец, право слово. И я определённо не знаю этого человека. И уж точно – не дружил с оным… А, старуха? О чём она? А, мальчик? Кого я бросил?»
И только женщина из его сна не вызывала вопросов. Это была Нора…"
("Из жизни в жизнь. Исток." AnnaBell.)