Историю Брамса, который любил, да не женился, рассказывает Ляля Кандаурова — музыкант, журналист, лектор и автор книги «Полчаса музыки».
Брамс любил человеческую компанию, но, казалось, с равным удовольствием проводил время в одиночестве, когда шагал своей знаменитой, увековеченной в известной карикатуре походкой, держа в руке мягкую шляпу, и размышлял на ходу, прерываемый проносящимися мимо велосипедистами, которых он не выносил и поведением которых возмущался. Он был известен своей буйной нелюбовью к формальностям и официозу любого свойства: ужинал на летних верандах маленьких кафе, всячески избегая ресторанов и объясняя это тем, что не может терпеть формальной одежды; ходил во фланелевых рубашках, презирал галстуки и жесткие воротнички и носил кожаную сумку через плечо, которая, «выглядела так, словно она принадлежала странствующему геологу и была набита камнями».
Сейчас, думая об облике Брамса, мы неизбежно вспоминаем прежде всего его ветхозаветную бороду; однако всякий, кто сталкивался с ним на протяжении жизни — будь то в юности, когда он выглядел хрупким, почти женственным юношей, или после переезда в Вену, когда он посолиднел и набрал вес, — отмечал необычность его взгляда.
ДОМ БРАМСА В ТУНЕ ПЕРИОДИЧЕСКИ ОСАЖДАЛИ ПОКЛОННИКИ, АВАНТЮРИСТЫ, ИСКАТЕЛИ ПРОТЕКЦИИ (ЧАЩЕ ЖЕНСКОГО ПОЛА) И ОХОТНИКИ ЗА АВТОГРАФАМИ; ГОСТЬИ ВЕНСКИХ САЛОНОВ, ЗАПИНАЯСЬ ОТ ВОСТОРГА И ТРЕПЕЩА ПЕРЕД ЗНАМЕНИТОЙ ПРЯМОЛИНЕЙНОСТЬЮ БРАМСА, КОТОРАЯ ТОЛЬКО УСИЛИВАЛАСЬ В СВЕТСКИХ СИТУАЦИЯХ, ЛЕПЕТАЛИ СВОИ КОМПЛИМЕНТЫ.
На протяжении десятилетий Брамс состоял в постоянной переписке с небольшим количеством людей, время от времени переводя фокус с одного на другого. В середине 1880-х одними из самых активных его корреспондентов были супруги фон Херцогенберг — Генрих и его жена Элизабет. С их стороны переписка преимущественно велась через Элизабет, с которой Брамс познакомился двумя десятилетиями раньше.
Она была немецкой аристократкой, дочерью ганноверского посланника в Вене, куда 30-летний Брамс приехал из Германии в 1863 г. Тогда, при первой встрече, он некоторое время давал ей частные уроки фортепиано, однако резко прекратил их в чрезвычайно характерной для себя манере; как часто пишут — чтобы избежать ненужной ему привязанности к тонкой, музыкально одаренной, умной и вдобавок очень красивой Элизабет. Через пять лет она вышла замуж за Генриха фон Херцогенберга — молодого композитора, чьи робкие, исполненные преклонения перед Брамсом работы она впоследствии будет упрямо защищать в переписке с кумиром своего мужа:
«ЕДИНСТВЕННОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ, КАКОЕ ПРИ ЭТОМ ИСПЫТЫВАЕШЬ — КАК Я, НАПРИМЕР, — ЭТО ВОЗМОЖНОСТЬ ВОЗБЛАГОДАРИТЬ ВСЕВЫШНЕГО ЗА ТО, ЧТО ОН ИЗБАВИЛ ТЕБЯ ОТ ГРЕХА, ОТ ПОРОКА ИЛИ ПРОСТО СКВЕРНОЙ ПРИВЫЧКИ БЕССМЫСЛЕННОГО НОТОПИСАНИЯ»,
— отзывался Брамс о музыке Генриха. Вместе с тем он уважал Херцогенберга, и в многолетней переписке между Брамсом и Элизабет нет и намека ни на какие эмоции, кроме близкой, теплой дружбы. Этот сценарий крайне типичен для Брамса, и он проигрывался на протяжении его жизни не раз: последним его «раундом» к тому времени, как он отдыхал неподалеку от Видмана в Туне, был полуроман с эффектной молодой контральто Герминой Шпис, которую он в ироничных записках Видману именует «Гермионой без “о”».
Брамс познакомился с ней в 1883 г., когда Гермине было 26, а ему — 50; как музыкант Шпис была сосредоточена не на опере, а на песнях и ораториях. Брамс, сторонившийся оперы, но работавший в песенных и ораториальных жанрах, был восхищен ею; они сотрудничали, вели все более флиртующую, двусмысленную переписку, она получала ноты его песен в рукописи; например, за год до первого приезда в Тун он отправил ей неопубликованную песню «Komm Bald» (ор. 97 №5) с комментарием «от двух ваших поклонников»: автором стихов был упомянутый уже Клаус Грот, тоже увлеченный вокальными данными и образом Шпис. Позже не без помощи Брамса состоялся ее венский дебют; Брамс привозил Гермину на домашние концерты к знакомым, в том числе к Видману, пока без всякой причины не обрубил общение с ней, прекратив присылать ей ноты и отзываясь о ней все более кратко и резко в разговорах с третьими лицами: в письме Элизабет фон Херцогенберг он соглашается с тем, что исполнительские решения Шпис слабы и ей не хватает технической подготовки.
Упомянутая нелюбовь Брамса к жанру оперы вошла в поговорку; более того, он то и дело наполовину шутя сравнивал оперу и женитьбу, многократно зарекаясь от одного и другого под разными предлогами.
Он действительно никогда не женился и так и не создал оперы. В том или ином варианте эту затянувшуюся, ставшую привычной остроту цитируют многие современники Брамса. Его специфическое отношение к женщинам и браку стало причиной для слишком большого количества предположений, в равной степени спекулятивных и основанных на укоренившемся предположении о его мизогинии.
Многие шутки Брамса действительно дают этому основание — перед третьим тунским летом, зимой 1888 г. он пишет Видману:
«ГОВОРИЛ ЛИ Я ВАМ, О ОТЕЦ МОЕЙ ИОАННЫ, О СВОИХ НЕЗЫБЛЕМЫХ ПРИНЦИПАХ? СРЕДИ НИХ — НИКОГДА БОЛЕЕ НЕ СОВЕРШАТЬ ШАГОВ В СТОРОНУ ОПЕРЫ ИЛИ ЖЕНИТЬБЫ. ИНАЧЕ, ДУМАЮ, Я БЫ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ПРЕДПРИНЯЛ ИХ СРАЗУ ДВЕ — В СМЫСЛЕ, ДВЕ ОПЕРЫ — “КОРОЛЬ-ОЛЕНЬ” И “ПУБЛИЧНЫЙ СЕКРЕТ”».
Бонус-трек:
Иоганнес Брамс (1833–1897):
«Пять песен для смешанного хора», ор. 104,
№5, «Im Herbst» (1888)
Фото: i.ebayimg.com