Володя сидел на ступеньке и сглатывал слюну с отчетливым привкусом железа. Рядом родная дверь, звонок – только протяни руку. Но непонятно, зачем это делать. С его новым знанием возвращение в старый уютный мир не сулило ничего, кроме боли - теперь он распрощался с ним навсегда.
А ведь как замечательно начинался этот воскресный февральский день. Родители уехали в город – по магазинам и в театр, дома только бабушка, уроки сделаны еще вечером. Накормленный завтраком на залитой утренним солнцем кухне, Володя решил махнуть на природу на лыжах. Хорошо, когда прямо под окнами парк! Да не просто парк, а кое-где настоящий лес.
Несколько часов он самозабвенно катался по самым глухим уголкам, стряхивал снег с еловых лап и любовался игрой солнца на белой сверкающей пыли. Давно ему не было так радостно. Жизнь казалась сплошным праздником добра и света, открывала широкую дорогу, где впереди – только хорошее. «Не останавливайся, иди вперед» – приглашала она. «Я подарю тебе еще больше, ведь это только начало».
На свежем морозце Володя проголодался, но твердо решил: после обеда снова на лыжи и в парк. Сказано – сделано. «Не загуливайся, Володенька. А я тебе оладушек на ужин напеку. Хочешь? Ты же любишь оладушки с Лелиным вареньем». «Хорошо, бабуль». В парк он помчался окрыленный.
У входа в парк была небольшая горка, где каталась в основном малышня. Но теперь Володя заметил там и двух больших парней, которых уже несколько раз встречал в своем дворе. Они пристально посмотрели на него, и у Володи внутри шевельнулось что-то нехорошее. Он прогнал это ощущение прочь и резво покатился вглубь парка.
Скоро Володя услышал, что за ним бегут. Не оглянувшись, он понял – они, те парни с горки. Но зачем? Инстинктивно он прибавил скорость.
- Эй, стой, погоди!
Что-то подсказывало Володе гнать дальше, но он решил: да ладно, остановлюсь. Может быть, им что-то нужно.
Парни подходили к нему вальяжно. Один долговязый, второй пониже, крепкий, с неприятным взглядом и кривой ухмылкой.
-Слышь, ты! – начал крепкий. - Ты чо такой борзый?
- Я не борзый. А что вам надо?
- Ща узнаешь. – Говорил один крепкий. Долговязый только стоял рядом и лыбился.
Крепкий подошел вплотную.
- Ты чо, меня пидорасом назвал? Мне пацаны сказали.
Это был полный бред. Володя не знал даже, как зовут парня.
-Не называл я тебя. Я тебя вообще не знаю.
Вдруг крепкий взмахнул рукой, и что-то резко стукнуло Володю по носу. Кровь пошла как-то сразу, закапала на белый снег. Тут подключился и долговязый – сорвал с головы шапку и забросил высоко на ёлку.
-За что? Вы чего? Что я вам сделал? - Володя сорвался на крик, одновременно утирая нос рукавом куртки. От боли и обиды ушёл даже страх. Вцепившись обеими руками в лыжную палку, он только продолжал кричать: - Что я вам сделал? За что?
- Пошли-ка. Больной он какой-то. – Всё так же лыбясь, но уже с ноткой опаски сказал долговязый.
- И точно. Психованный. – Подтвердил крепкий.
Под Володин крик они удалились – впрочем, довольно резво. Неужто испугались его истерики?
Палкой Володя в итоге достал с елки шапку, надел и огляделся вокруг. На снегу кричаще краснели пятна его собственной крови. Кровью хлюпал нос. Надо было идти домой.
На холодной ступеньке перед дверью своей квартиры ему открылась истина. Жизнь обманула его. Она показала ему свою изнанку, обернулась оскаленной пастью кровожадного чудовища. Она лишила его блаженной девственности – веры в доброту мира, и окровавленный снег, как некогда сорочка невесты после брачной ночи, останется в памяти свидетельством тому.
Володя жил дальше. Он повзрослел, стал Владимиром, а потом и Владимиром Петровичем. Пережил не одну драку: где-то били его, где-то он сам. Жизнь порой открывала заманчивые перспективы. Подарки Дрг Мрзд (дорогого мироздания). Так называла его Алёна – единственная, с кем его сердце стало расцветать. «Мой подарок Дрг Мрзд» - шептала она ему по ночам, пока он тонул в море ее душистых волос, погружался в ее цветочный жар.
Но он всякий раз давил в себе ответный порыв. «Володя, не обольщайся жизнью», повторял он себе. «Увлечешься, и не узнаешь, откуда и что тебе прилетит. Надо жить размеренно и благоразумно. Синица в руке всяко лучше и спокойнее мифического журавля в небе».
Задавил он и чувство к Алёне. Разорвал с ней – с болью, с кровью. Разрыв этот долго камнем лежал на сердце, но в итоге оброс мхом комфорта и стал привычной частью внутреннего антуража – чем-то вроде шкафа в прихожей.
Дорожка сужается. Жизнь больше не сулит Владимиру Петровичу именин сердца. Но когда ему все же чудится какой-то нечаянный просвет и душа вдруг взмывает вверх, он возвращается в тот февральский солнечный день, где знаком «Стоп» алеют пятна его крови на снегу. Красные - на белом.