"..."Эй-ей... Подожди, не отжимай! Там, Гваделупо идёт."
Мужчина колыхнул плечами и придержал лифт. Через пару минут, рядом с уже троими, притиснулся ещё один.
"Не Гваделупо. Гварнери... Моя скрипка - Гварнери...", - угрюмо пробормотал вошедший. И уставился глазами в пол.
"Ну, извини... Не осознал." - протрубил сердобольный. И треснул на кураже музыкашку в спину.
Пока двигались в преисподню, все молчали. А, чё говорить-то - живут рядом. Знают друг друга - как облупленных.
Достигнув дна, высыпали из тесной кабинки и рассеялись. Кто - по лестнице, ещё ниже - на парковку, кто - к входным.
Скрипачу и слесарю было по пути. Оба-два - пешие. Потолкались в дверях и предплечьями выскочили наружу.
Как оказалось - снова в одном направлении. Осознав сей прискорбный факт. Струнных дел мастер заёрзал, втянул голову поглубже в потёртый воротник пальто. Закинул край давно выцветшего кашне - лихо, за спину. И прибавил темп. Однако, разводных дел мастер, тоже был не дурак. Идти рядом и "обчаться" с интеллигентом. У них на районе. Западло не считалось. Напротив. Знакомые выпивохи могли и зауважать.
Оттого. Он тоже прибавил шагу. И шарф - женой связанный на двадцать третье. И подаренный вкупе с набором носков. И врученный под напутствия: "Носи. Не пей." Залихватски навернул ещё одной петлёй. И приткнул кончик запазуху.
Завести разговор удалось только с шестой попытки. На все наводящие, музыкант упорно молчал. Уповая, что у него терпения больше.
Однако. Терпения больше оказалось у пролетария. Ещё бы. Поживи с "такой-то матери" женой. От которой - ни заначку зарыть, ни от огорода не отвертеться. Так что, с терпением - было "всё хоккей". Йогина в падмасане пересидит.
И на шестое заинтересованное - "как идут дела?" Скрипач досадливо крякнул и сознался: "Хреново! Хотя, когда я вышел из своей квартиры. Было ещё ничего."
Интервьюер намёка не схавал и, ошалев от звука живого голоса, бодро продолжил: "А, что нового? В музыкальных, так сказать, кругах?"
Владелец родового раритета скосил озабоченно глаз. Уточнил: "Какие круги. В виду имеете?"
Спутник запнулся. В сериале, откуда он и выудил заумную фразу - дальше шла перестрелка. Из слов было только - "бах, бах... сдавайся гнида..." Что, в текущем контексте. Использовать было совершенно не приемлемо.
Мужичок помолчал, подумал.
Решил зайти с простого: "Что супруга? Часто гневается? Не хворает ли?"
Это тоже было откуда-то. Скорее и вероятнее всего из сериалов, что смотрит жена. Но, на слух - звучало не дурно.
Тщедушный работник оркестровой ямы затормозил, обернулся всем корпусом и выдавил угнетённо: "Не плохо. Благодарствую... Гневается исключительно - по случаю. На здоровье не жалуется..."
На секунду, работяге показалось. Что вот-вот прозвучит участливое: "А, Ваша как?" Но, скрипач опомятовался. И продолжил движение.
Успех окрылил. Пошуровав в памяти ещё чуток. Ангел водопроводов дожал: "Весна нынче. Хороша... А, как сирень цветёт. Вы заметили?"
Сосед окончательно прервал жизненный путь. Вскинул глаза цвета аквамарин на стоящего рядом люмпена. Произнёс на чувстве: "Как Вы дивно сказали. Как тонко заметили. Какие слова подобрали." Попеременался с ноги на ногу, добавил: "Я был о Вас худшего мнения. Мне жаль." И совестливо поник.
Волос поднялся дыбом под клетчатой кепкой, от изумления и восторга. Слесарь протянул тряскую ладонь. И ухватив цепко тонкие нервные пальцы, зажал их клешнеобразно. Скрипач чуть покривился от боли. Но, стерпел - смычка слоёв дороже...
Далее. Они пошли. В разные стороны...
Оркестрант - вздыхая и подбубнивая: "Бывает же... Бывает же. Такое... И вовсе не страшный он... И - не дебил. Такой уж. Полный..."
И работяга, озадаченно констатирующий: "Да, ничё мужик... Думал - совсем того... А, так - как нормальный... И поговорили... Ничё так..."
В какую-то минуту, работник физического и работник творческий, остановились. Глянули в ярко-голубое, по-весеннему прозрачное небо. Вздохнули всей грудью сиреневые запахи.
И хором прошептали: "Ох**ть! Как здорово!"
Всё. Смычка. Состоялась..."