Если бы свинья знала - сколько испытаний и беготни придётся испытать её шкуре в виде сапог она без сомнения поседела бы при жизни. Первые свои солдатские сапоги я получил как рабочую обувь еще будучи учеником СПТУ-68 города Краснодара где усердно приобретал специальность водитель-автослесарь. За ненадобностью пара новеньких сапог была заброшена в дальний угол сарая.
О них пришлось вспомнить, когда осенью 1989 года почтальон вручила мне повестку о непреодолимом желании нашей доблестной армии видеть меня в своих рядах на ближайшую пару лет, а значит из дома на выход с вещами и документами. В армию в классной шмотке уходили только отъявленные пижоны или дети зажиточных крестьян, остальной народ натягивал на себя заношенное рядно, чтобы скинуть его в "Греческом зале" центрального призывного пункта и облачиться полностью в казённое армейское новьё.
Вот и забегал я, как шельма по ярмарке, в поисках сапог за день до ухода в армию. Нашлись они там же, куда хозяин закинул их три года назад. Но что же это такое? Моя находка больше походила на две кучи плесени, чем на пару некогда новеньких сапожек и наводила только на мысли о ближайшей мусорке. Немного удручённый данным обстоятельством, брезгливо взяв серо-белёсые мохнатые "унты", все что осталось от обновки после трёхлетней метаморфозы, я побрёл к мусорным бакам в конце нашего двора общественного содержания.
"Саня, куда сапоги тащишь?" – зычным, хотя с хрипотцой прокуренным голосом поинтересовалась соседка со второго этажа коммуналки тётя Наташа с бегающей из угла в угол ярко накрашенного рта сигареткой. Была она бывшей прапорщицей. Где служила - не знаю, но с сигаретой не расставалась и очень любила матерно ругнуться. Словом очень колоритная дама.
- На мусорку несу, блин, новые ни разу не надёванные" – тоскливо пожаловался я.
- Ты чё, чудак, тащи сюда они щас заблестят как у кота яйца не блестели" – перевешиваясь через перила возбуждённо кричала она.
Гуталин и щетка – две волшебные вещи, возвращающие к жизни солдатскую обувку после любых передряг – доказано опытом. Вот и сейчас, буквально через пять минут, мои ноги обутые в начищенные сапоги, бодро топали в процессе примерки об пол тёти Наташиной прихожей. Были они мне в самую пору, не жали и не болтались, в общем, что надо.
- Спасибо вам большое. Надо же, а я их чуть на мусорку, не того..." – сердечно благодарил я соседку.
- Носи на здоровье, салага, – заботливым голосом с улыбкой сказала она.
Утром следующего дня я как порядочный гражданин отбыл выполнять свой долг перед Родиной. Не буду утомлять тебя, дорогой слушатель, долгим повествованием о переездах и переодеваниях, о пересечениях границ и ожиданиях в пересылках. Скажу кратко – Германия, ГСВГ, Бранденбург, автомобильная учебка, 4-я рота, 6-й взвод.
Вот где натерпелись мои сапоги: ежедневная трёхкилометровая пробежка, многочасовая муштра на плацу, не считая спортгородков, полосы препятствий, пыльного "свинодрома" с валянием в угольной пыли и ходьбы вприсядку с руками за головой. В общем, через три месяца обувка потребовала ремонта, а конкретно замены каблуков. Но не тут-то было, оказалось это страшный дефицит, а выход один – изготовление резиновых клиньев и подгонка их под старый каблук. Из инструментов в бытовой комнате для данного действа были: железная лапка, плотницкий молоток, тупая стамеска и чудо-рашпиль с жалкими блестящими пупырышками вместо насечки. Если учесть, что все это в масштабах роты, без малого двести человек, то можете представить эту беготню. В трёх словах это можно выразить так, кружок «очумелые ручки» заработал.
Очередь за всем: за гвоздями, за резиной для клиньев и за клеем. В ход шли подручные средства вроде старых ножовочных полотен и поломанных на двое лезвий – зачищает лучше любого рашпиля. Последняя операция, полировка отремонтированного каблука гуталином. После взводный осмотр. "Кругом, ногу на носок ставь, каблук к осмотру готовь" – командует "замок": "Порядок, принято"
За пол года в учебке, ремонт сапоги проходили три раза. В войска, (город Бернау) я прибыл в сапогах видавших виды, не дырявых, но от большого пробега сильно разношенных, силуэтом они походили на голову фламинго перевёрнутую теменем вниз и с очень толстой гофрированной шеей (прости меня за сравнение, прекраснейшая из птиц). Ноги летали в них как воробей в пустом сарае. Из-за того, что задник отъехал назад и нависал на каблук, они стали как минимум на два размера больше, но зато внутри в процессе бега отшлифовались и были как лакированные, хоть без портянок бегай – мозоли не натрёшь.
Ребята моего призыва из комендантской роты, где теперь проходила моя служба во всем старались мне помочь на новом месте. Вот где жили человечность и дух настоящего братства. На ротных маршировках выправкой я блистал как цирковая лошадь, в умении маршировать и выполнять строевые команды в роте мне не было равных (извините за нескромность). Старая Бранденбургская школа, твой курсант не посрамил тебя. Аллилуйя.
Однажды, пристально изучая мои сапоги, сослуживец бульбаш Коля Макаров медленно и задумчиво спросил:
- А чё ты, Саня, в сапогах таких задрыпанных ходишь и не поменяешь, или они у тебя счастливые?
- Колёк, ещё два месяца им жизни, – весело сказал я.
Хотя в душе ожидание веселья не прибавляло. Ведь золотой мечтой каждого курсанта учебки было, поскорее поменять этот усоссаный хлам болтающийся на ногах, на новенькие "скрипучки".
- Вот чудак-человек, иди к Папе попроси и получишь новенькие, – как будто удивляясь моей непонятливости, инструктировал меня Колёк. За полгода армии в сказки я верить перестал, и на варианты типа "Золотой рыбки" – пойди, попроси и получишь новенькие не сильно уповал. Было это всё слишком далеко от действительности, прожитой за полгода в учебке. Но, как говорится, спрос не ударит в нос, и я пошел к Папе.
ПАПА. Старшина роты старший прапорщик Крикун. Невысокий, пухлый, круглолицый с добродушным лицом человек. Вопреки своей фамилии он никогда не кричал, его авторитета хватало чтобы говорить в полголоса и можно было не сомневаться – его слышали все. Когда Папа говорил, муху было слышно. Он один не наказывал ни за что, и лучше всех знал грань, когда солдат забыл, а когда «забил», когда не может, а когда не хочет. С ним незачем было спорить и пререкаться, он знал правду наперёд и хитрецов колол как орехи.
Только Папа мог собрать ВСЮ роту на построение в баню и здесь не было места вранью вроде: «На выезде» или «На ремонте». Он осматривал нас как своих собственных детей, ногти, уши, стрижка, наличие чего-либо на коже. Кто проявлял о нас еще такую заботу? Замполит, командир роты, или взводные прапорщики? Нет, они просто командовали, а Папа жил для нас.
Внешний вид комендачей очень отличался от внешнего вида солдат других подразделений. Для него это было делом чести. Мы его не страшились, но и без дела у него перед носом не фланировали, во избежание чем-нибудь быть озадаченными. Нет, он не был деспотом с доброй маской на лице, он был человеком любившим солдат и свою работу. Обычно он обращался к нам по фамилии или говорил, маня рукой: «Эй, кадрик, а ну подойди сюда». Но если: « Товарищ солдат подойдите», – это значит Папа вне себя от ярости. Довести до этого, нужно было постараться.
С первых дней общения с ним у меня сложилось мнение о нём, как о человеке добром, сильным духом и справедливом. Но, чу. Как же там мои сапоги? Подойдя к Папе, я, смущаясь, начал свою речь: «Товарищ старший прапорщик, мне тут сказали, что можно это, ну сапоги поменять на новые, а то эти вот совсем, это того…». Слова мои скакали, речь спотыкалась и превращалась в полную белиберду от того, что я не верил в возможность вот так просто подойти и получить столь вожделенные сапожки. Старшина с неподдельным интересом внимательно не отрывая взгляда смотрел на меня, вероятно просчитывая конечный результат моей витиеватой рулады.
Но так как я в итоге ничего вразумительного не выдал, то возникла пауза. Молчание затянулось чуть больше чем надо, Папа продолжал иронично смотреть, ничего не говоря, просто так уйти я уже не мог. «Сколько ты проносил сапоги?» – вдруг неожиданно спросил он. «Шесть месяцев» – быстро отрапортовал я, радуясь что молчание прекратилось. «А положено сколько?» – с напускной суровостью и ударением на последнее слово поставил вопрос Папа.
«Восемь месяцев, но готов донашивать, просто это … ребята сказали, что можно …но если … это нельзя , разрешите идти» – опять замельтешил я. Стыдно сказать, но в учебке мы были сильно запрессованы уставщиной. Шутка ли, друг другу честь отдавали, шлёпая строевым шагом, офицеры были для нас какими-то малодоступными небожителями, а прапорщики – посредниками между небом и землёй. Не хочешь, начнёшь заикаться.
«Пиинчу-уу-ук» – на распев закричал Папа. Пинчук – это каптёрщик, существо с большой связкой ключей, надменной физиономией с признаками мании величия и очень медленно передвигающееся вразвалочку по роте. Только на зов Папы он бежал мелкой рысью, понты-понтами, но страх имеется. Каптёрщик появился быстро, без доклада остановился готовый слушать приказания. «Выдашь после обеда этому кадрику сапоги, размер он скажет» – спокойно и монотонно как гипнотизёр сказал Пинчуку Папа. «А ты не забудь, после обеда на каптёрку» – обратился он ко мне совсем уже другим, более добрым тоном.
Ну вот я и в новых сапогах, старые со скрипом в сердце (сколько вместе пережили) отправил в мусорку. Меня не смущало то, что на ходу они угловаты, нет переката в шагу и внутри швы жмут, это ничего, зато новые. Вы будете удивлены, но в последствии я не был рад, что попросил у старшины сапоги. Он менял мне их через каждые три- четыре месяца, с учётом что зарядка в роте проходила в течение пятнадцати минут, а пробежка была сто метров вокруг бани. Да и пешком мне приходилось ходить очень мало, я уже водил штабной автобус.
Так вот, только у меня сойдут мозоли и каблук чуть оботрётся на нормальный ход, Папа тут как тут. Подойдёт тихо сзади в столовой, когда расслабившись мечешь борщик за обе щёки и шепнёт так вкрадчиво на ухо:
- После обеда наблюдаю возле каптёрки, получите новые сапоги.
- Да, товарищ старший прапорщик, у меня еще эти не…
- Товарищ солдат вам что, два раза повторять? – чуть повысил голос старшина.
«Пиинчу-уу-ук, ты понял, сапоги, вот ему, проверю». Как говорят китайцы: «Бойся своей мечты». Как в страшном сне, в учебке – замена клиньев в каблуках, здесь – разнашивание сапог. Но он делал это не для того чтобы досадить мне, просто считал, что водитель штабного автобуса должен блестеть как новая копейка.
Папа. Дай бог ему здоровья и долгих лет жизни, если бы во всей армии были такие старшины, то армия была цветущим домом отдыха на два года.
При Папочке солдаты жили как у Христа за пазухой, всегда одетые с иголочки, с розовыми щеками и упитанными телами. Мы выглядели как дети булочника. Жили как ленивая, лоснящаяся от жира, тля на самой сочной ветке дерева жизни, ухоженная и оберегаемая старым добрым муравьём, лучшей наградой которому была любовь и послушание его питомцев.
После замены Папа ушёл на пенсию, а к нам в роту из Потсдама прибыл новый старшина, чистый унтер Пришибеев. Все вдруг стало дефицитом, от тушенки до значков, не говоря уже об обмундировании. За год рота превратилась в толпу оборванцев, но я к тому времени уже дембельнулся…
Вспомнил добрым словом про сапоги и Папу - Александр Добровольский.
Если Вам интересны мои публикации, поставьте палец вверх, подпишитесь на мой канал и поделитесь рассказом с друзьями в соц.сетях — тогда они будут чаще появляться в Вашей ленте новостей. А я буду стараться писать ещё. Спасибо за внимание!