Пять призраков одержимого

ДУША, ПОЛНАЯ КРАТЕРОВ

И всё бы ничего – но Он встретил туманный рассвет в шизофреническом одиночестве с самим собой и незнакомыми голосами, приближающимися откуда-то из вне.Здесь и берёт своё начало карамельно-красивая и дождливо-печальная сказка о ночи перед этим рассветом:
Он.То есть его так и звали – Он.Это имя заставляло его походить на всех остальных Их и, вместе с тем, отличало от всех.
Наш Он жил в месте, неизвестном большинству картографов и топографов и даже большинству обычных путников.Место Его жительства скрывалось от чужих глаз как своим призрачным расположением, так и населением, которое ничуть не отличалось от мха в тайге:поросшее и недвижимое никакими природными напастями. Поросшее на одном месте, не желающее идти в ногу с прогрессом, оно жило в своём параллельном нашему мире, который насчитывал(всё же вопреки нашему миру) 1899 год.Да, да, здесь не было опечатки текста.Именно 1899 год.Дальше него это поселение не двинулось ни на миллиметр.
И всё бы ничего – но в этом закутке старинных традиций и обычаев затерялся Он.Казалось, иногда он понимал некую странность происходящего, иногда Его даже посещали вопросы о том, существует ли жизнь дальше поселения, в котором он вырос…Вопросы улетучивались спустя пару вдохов и выдохов, как и все чересчур большие для наших внутренностей вопросы.Но почему Его я выбрал героем повествования?Стоит ли говорить, что нашему молодому человеку было всего 18 лет от роду, а следуя постановлению властей поселения от 1897 года, все юноши, достигшие 18 лет от роду, отправляются в леса юго-восточной стороны на 3 месяца.Зачем?Хороший вопрос.
Наш Он пробыл здесь ровно столько, сколько дней в неделе.Семь ночей он провожал взглядом луну от одного края левого глаза до другого края правого глаза.Он провожал её взглядом 7 ночей, пока однажды не влюбился в неё. Любви в его родном краю, безусловно, обучали и уже с 14 лет, но он так и не сдал экзамен по данному предмету.Теперь же Он чувствовал, как вытягивает метафоричный билет с вопросом «Любите ли вы?» и отвечает за своей же подписью: «Да.Я влюблён в Луну.Скоро я буду любить её подобно ночи,то есть меня не будет существовать без неё».С этими мыслями захлёстывала его величественная увертюра свистящего ветра в созвучии с ночными птицами и звоном созвездий, появляющихся только в этом лесу и только в это время года.В любое другое время и в любом другом месте Луна считается спутником Земли, испещрённым кратерами и отсутствием воздуха на его поверхности, но только не в этом лесу и не в это время года.И только не с Ним.
И всё бы ничего – но Он, задумав добиться любви Луны, выбрал долгий и сомнительный для большинства людей путь:Он начал отдавать свою энергию в небо, надеясь, что она не рассеется на звёзды и атмосферы, надеясь, что она доберётся до Луны ещё не один раз.
Стоя на коленях, подняв свои глаза к предмету своей, на тот момент уже месячной, обсессии, посылая ей всю энергию, которую накапливал за день от растений, животных, ручьёв, насекомых того леса, Он притихал только после рассвета.Истощённый, голодный, резкий и вместе с тем заплетающийся в самом себе, продолжал юный романтик блуждать по лесу, запасаясь на новую ночь, на новую историю старой любви.Наступила долгожданная ночь.Но, вопреки точно выверенному расписанию нашего героя, Луна не вышла на этот раз.Отчаянно берёг Он свою энергию до первого луча дневного светила.Солнце согревало временного жителя леса, давало ему необходимый кров на время его добычи энергии, но оно не могло заменить ему холодных, таких далёких взглядов Луны.Между тем, ночь за ночью проносились подобно звукам криков Его в пустоты этого ночного леса.В пустоты своего собственного Я.Кем он был 2 месяца назад, где он жил, что за пределами этого леса, существует ли это поселение, остановившееся в 1899 году, существует ли всё ещё день или внутри него теперь одни сплошные сумерки?Все эти вопросы наматывались на разум, нехотя ослабляя узлы лишь во время его сна, который теперь занимал всё дневное время.Лес должен был держать его ещё неделю, затем он мог возвращаться к себе в родной край.Но необычный пленник леса теперь думал не о том, что должен ему лес, а о том, что должна ему ночь.Она должна ему Луну!Его первую и единственную возлюбленную, светившую, пусть и холодными лучами, но так ярко, что эти самые холодные лучи могли проникнуть внутрь до самых недр души, расплачиваясь с памятью за все постыдные, несовершённые из глупости и неуверенности или, напротив, совершённые в гневе и беспамятстве поступки.Расплачиваясь и вычёркивая их из истории, оставляя лишь свет.Который теперь не вытащить, не истребить, не затмить, не заглушить, не искромсать, не промочить пасмурным миром.Вдруг Он понял, что Луна теперь внутри него.Вдруг Он осознал, что не он один отдавал свою энергию на тот конец метафоричного провода, но и Она, его любовь, светила изо всех сил, дабы и в холод ночи проникала в кровь, а по ней и в каждую клетку тела, внеземная, космическая теплота.Теплота, которой не найти в сумраке зловещего леса, среди завываний режущего слух ветра, среди мёртвых усмешек наблюдателей-птиц, среди скрежета ломающихся веток от шагов в неизвестность. Незыблемость страха к темноте теперь не проникала в Его сердце.Только не в эту ночь, когда всё стало понятно, всё встало на свои места.Возможно, Он – первый в своём роде, кто осязал любовь, это неосязаемое чувство.
И всё бы ничего – но на следующую ночь Луна показалась вновь.Здесь наш ночной странник усомнился в правильности своих суточной давности суждениях.Ведь ему казалось, что объект его воздыханий теперь стала частью его, но как же тогда может он видеть её прямо сейчас на небосводе?Ответ на вопрос он ждал откуда угодно, но только не от Неё.Она не говорила с ним никогда, потому что это невозможно.Но может ли быть что-то невозможным в этом мире, полном неизученного, полном строящихся и разрушающихся в один момент суждений, жизней, сердец, мечт, мачт?Я отвечу за нашего героя: Нет!
Именно поэтому в свою последнюю ночь в лесу от Луны он принял своё первое и последнее послание в качестве только человека: «Если бы я только могла принять в себе жизнь, если бы я только могла дышать, заставлять мои недра биться подобно вашим сердцам, чтобы взрастить на себе хоть что-то.Но я спутник Земли и , быть может, в этом моё предназначение.Я нужна не всей Земле, но каждому из вас, придерживая баланс света между днём и ночью.И совсем не горячая как солнце, но моему взору открыто гораздо большее, ведь в темноте видно тех, кто по-настоящему горит.Как ты, мой дорогой.Отныне я твой спутник до самого конца.Но ты должен принести жертву этому лесу, ведь этот лес познакомил нас, ведь это лес не давал тебе уйти и потерять надежду на вечность.Вечность существует, будь уверен.Теперь и впредь раз в месяц ты будешь терять свой человеческий облик, становясь частью леса.Теперь и впредь ты не будешь считаться только лишь человеком.Теперь ты оборотень.Жди меня, наши свидания не прекратятся, покуда моя орбита созвучна орбите твоей планеты.Я люблю тебя»
На следующее утро он проснулся на носилках – его несли люди, совершенно незнакомые ему.Они явно были не из того поселения,откуда Он родом.
И всё бы ничего – но я не знаю, что произошло с ним далее.Знаю лишь, что Он до сих пор жив, пытается 29 дней в месяц найти своё поселение, но не находя его, перебивается временными пристанищами.А оставшиеся сутки он становится частью леса и беспрестанно взывает к Луне.

КОСТЁР ЖИЗНИ

Утро, наступившее столь же неожиданно, сколько и вовремя, проскрипело из дальнего угла комнаты.Колыбель качалась в безветренной комнате и этому была живая причина.
Однако, утро не могло наступить без предшествующей ему ночи, а ночь в свою очередь – без зарождающего тьму вечера.
Вечер у К. выдался весьма долгим.Всех жителей поселения собрали на главной улице, где их ждал большой костёр.Все прекрасно знали, для чего он там, и были готовы к этому мерзкому мероприятию уже как с неделю.Стоит упомянуть, что это должен был быть последний вечер в этом году.Должен был быть.Правитель этих людей отныне считал, что дальше данного года летоисчисление следовать не должно.В ужасающем страхе от всего нового, он добрался, наконец, до волшебного праздника – Нового Года.Костёр нужен был не столько для пользы, сколько для самоутверждения правителя.Так как новых лет в этом поселении больше не будет, следовательно, праздновать встречу их впредь не имеет смысла, да и, ко всему прочему, теперь нельзя.Значит, многочисленные новогодние украшения, ёлки, находившиеся на территории правителя, игрушки – в общем, всё, что было связано с этим праздником, должно быть уничтожено.На показ всем.
Для К. это был несоизмеримо более тяжёлый удар, чем для любого другого в этих землях.Вместе с этими украшениями, ёлкой, находившейся в самом центре его гостиной, а значит на территории правителя, игрушками…Вместе со всем этим он должен был бросить в костёр и свою память.Ещё каких-то двенадцать месяцев назад в то же самое время Клаус сидел в своей небольшой мастерской, докрашивал недавно сделанную колыбель, но даже насквозь пропахшая опилками, его комната не могла сразить проникающий изо всех щелей аромат пряностей, двигающийся прямо с кухни, где любовь его, спеша и как-то по-особому мило ругаясь на время, ставила на стол один шедевр своих кулинарных рук за другим. К. же не спешил торопиться.У них был ещё целый месяц до момента, когда колыбель сможет пригодиться.И вот теперь, когда колыбель так и не пригодилась, он нёс на костёр всё, что осталось от того праздника.Всё, что осталось от жены, ушедшей из жизни так скоропостижно, унёсшей с собой не только жизнь ребёнка, но и весь дух К. День рождения их первенца обернулся днём смерти семьи.Именно поэтому так и не состоявшийся отец, но зато полностью состоявшийся муж не убирал ни одну новогоднюю игрушку, ни одно украшение с ёлки.Ни один предмет в его дома не должен был быть сдвинут ни на миллиметр с тех пор.Только в таком случае он всё ещё мог чувствовать призрачный, но несомненно существующий где-то в глубинах подсознания К. тот самый аромат кулинарных шедевров жены, тот самый аромат семьи, заполняющий каждый угол дома.Так думал К.
После совершения обряда изгнания новогоднего духа из души каждого жителя того поселения, пламя того костра, казалось, перешло на душу К. Жгло неумолимо, жгло непрестанно, жгло неисправно.Отныне, единственное место в этом поселении, где он мог встретить новый год – сердце.Но и оно отказывалось приютить эту ночь.
Ноги привели домой, затем и до кровати.Взгляд не сходил с места, где не так давно стояла прекрасная ёлка.Ёлка, которую они наряжали вместе. К. начал представлять, как на фоне этой картины смотрелся бы их сын.Мысли беспощадно съедали заживо, но неожиданно во взгляде поникшего мужчины появилось что-то непохожее ни на грусть, ни на смирение, ни на боль.Скрытый доселе среди грусти, смирения и боли внутренний огонь К. вдруг зажёг его глаза безумием, которое выжидало все одиннадцать месяцев со времён трагедии.Вся его тоска облачилась в мантию криков чёртовой дюжины различных голосов К.Все они взывали к справедливости, к успокоению разверзшегося вулкана внутри потерпевшего.Все они взывали к смерти.Столько вечеров К. старательно отметал от себя всякие мысли о том, чтобы сдаться…но только не теперь, но только не сидя в глухой настежь комнате своего промокшего от слёз дома. Самый печальный житель поселения был охвачен в ту ночь злобой, которая может родиться только в самую-самую тёмную ночь, а она к тому времени охватила уже каждый угол дома. К. встал, наконец, с кровати, прошёл в гостиную, встал на её середине и медленно охватывал взглядом каждый её миллиметр.Все свечи в этом доме под напором огненных глаз его начинали гореть в ту же секунду.Угли в камине яркой вспышкой искр, казалось, раскалились до предела.Керосиновая лампа на столе, которую К. не наполнял уже сутки, разгорелась сама собой.Дом наполнялся светом пламени от протяжного, длиной в вечность, крика хозяина.Затем всё это небольшое поселение озарилось на секунду вспышкой, размером в вечность.Затем наступила тишина, объёмом в вечность.До утра из дома К. не донеслось ни одного шороха, ни одного томного вздоха, ни одного малейшего признака жизни.
Утро, наступившее столь же неожиданно, сколько и вовремя, проскрипело из дальнего угла комнаты.Колыбель качалась в безветренной комнате и этому была живая причина.
С тех пор никто и никогда больше не видел К, но в его доме, в колыбельной, нашли тогда младенца.Никто не захотел брать на себя ответственность за имя того мальчика, поэтому общим решением жителей стало назвать его до неприличия просто и ясно – Он.
Так и не наступивший новый год в том поселении отдал своё место наступлению новой жизни в доме К.

БЕГЛЕЦЫ

В поселении, про которое никто не знал, судьбы переплелись в одну большую паутину страха и неведения.Смыслы планетарного значения уменьшались с каждым днём, пока не достигли смысла комнатной величины или того меньше.Надо ли говорить о том, что чьи-то комнатные смыслы однажды повстречались в одной комнате, пусть даже эта комната была размером с графство. Именно графством и называли то самое поселение, о существовании которого позабыл весь остальной мир.
Среди сотни смыслов, замурованных в стенах этого графства, единый нашли двое влюблённых.Их собственный теперь уже смысл заключался в желании сбежать из этого места.К сожалению, Графом-правителем этих земель были установлены законы, запрещающие впускать и выпускать людей за пределы графства.Люди, заставшие ещё “свободные” времена, рассказывали, что за границей беглецов ждут нескончаемые леса, а за ними…уже никто и не помнит, что же за ними.
Но двое влюблённых, грезивших о побеге, разработали очень простой план.Несмотря на то, что графство по всей границе было окружено постоянно строящейся вширь и ввысь стеной, были всё же одни единственные ворота на юго-восточной стороне, служившие для того, чтобы всех юношей 18 лет выпускать в близлежащие леса на 3 месяца, а по истечении срока впускать обратно.Эти ворота были единственным выходом для двух влюблённых.Осталось только уловить момент, когда очередного парнишку будут выпускать или впускать, отвлечь стражников и прошмыгнуть на свободу.Ждать им пришлось недолго – уже через два дня их ожидал блестящий случай для побега.Время пребывания в лесу одного из юношей подошло к концу и ворота открыли, дабы он мог зайти обратно.Двое влюблённых были на чеку, ведь в любой момент проход могли закрыть, не дождавшись запаздывавшего юношу. Наконец, по ту сторону ворот появился силуэт и по мере его продвижения через пост стражников, стало понятно, что это юноша, которого стражники должны были пропустить внутрь.Вид у него, правда, был довольно истерзанный, лица было почти не видно под слоями грязи, но это было нормальное явление для данного мероприятия.Каково же было удивление стражников, когда из-за пазухи юноша достал небольшой клочок бумаги и начал кричать что-то нечленораздельное, глядя на него.Выкрики походили на бред сумасшедшего, но, постаравшись, можно было сложить из них некую историю беды юноши, только стражникам было абсолютно не до этого.В их обязанности входила опека над жителями графства, но никак не сеансы разговоров с тронувшимися умом.Бедняга же продолжал кричать, и вопли его с каждой минутой становились всё истошнее, всё безумнее.Стражникам пришлось звать лекарей, затем, все вместе, они устроили небольшую суматоху вокруг новоявленного больного.Этим и воспользовались двое влюблённых, мечтающих сбежать из графства.Метеоритные дожди пронеслись в их сердцах, разрушая все сомнения и страхи.Схватившись за руки и улучив нужную минуту, прокрались вдоль стены два влюблённых силуэта, бесшумной походкой оставляя позади всё их родное графство, так и не сумевшее вместить любовь их.
Так как одного из влюблённых тоже отправляли в эти леса на три месяца, им было нечего боятся некоторое время.Совершив, наконец, долгожданный побег, они столкнулись с проблемой поиска нового смысла и, благодаря их любви, смысл не заставил себя долго ждать.Двое влюблённых отныне хотели открыть свой собственный мир, про который уже никто не помнил, который скрывался за этими лесами.Такие ли они бесконечные, как рассказывали?Это и предстояло проверить двум беглецам.
Между тем, время продолжало идти с прежней скоростью, забирая силы и здоровье двух.Казалось, их не сломит уже ничего: ни холодные лесные ночи, ни опасности, поджидающие на каждом лесном шагу, ни порядком поднадоевший маршрут.Однако, время продолжало заниматься своим делом – веять ветром перемен.И перемены не заставили себя ждать.Проходя свой вдохновлённый любовью путь, двое беглецов начали замечать её утрату.Леса ни в какую не хотели кончаться, сомнения пробирались под кожу, вместе с теперь уже ощущаемым холодом близости, появляющимся с особой рьяностью по ночам.Влюблённые начали замечать, что по мере их отдаления от графства всё меньше встречаются на пути водоёмы, животные, птицы, хоть какие-то признаки жизни.Только незыблемые деревья продолжали мелькать перед глазами и им это нисколько не надоедало.
Наконец, двое влюблённых услышали всплеск волн где-то поблизости и, стремя голову, понеслись за этим ласкающим уши звуком.Но радость была недолгой.Там, где кончались бесконечные леса, начинались бесконечные воды.Два тела, изнеможенные лесом, рухнули на том берегу в полном беспамятстве, встречая закат своими наглухо закрытыми глазами, в то время как невидимая связь между ними позволила видеть двум влюблённым один и тот же сон в ту ночь.
Сон состоял из голосов, но голосов не человеческих.С беглецами разговаривало всё их окружение:волны своими всплесками пытались донести всю правду, листва деревьев своим шелестом шептала неведомые истины, прибрежный песок выстраивал целые картины на своей поверхности.Влюблённым оставалось лишь соединить всю эту удивительную симфонию ночи в одну единственную правду.Правда, от которой, как оказалось, и бежали эти двое, и которую не нужно было знать никому в этом графстве.Хотя черта с два это можно было назвать графством.Разве имеет смысл называть графство графством, если за его пределами не существует абсолютно ничего…
Как оказалось, жизнь каждого жителя тех земель, включая и жизни двух влюблённых были частью огромного спектакля, приготовленного для одной призрачной дамы, обманувшей смерть.Безусловно, графство это существовало, но теперь его значение сузилось до небольшого островка вне времени и пространства, повторяющего одну и ту же судьбу по кругу.Побег из графства в леса было абсолютно бессмысленной затеей, ведь единственным выходом из этих земель была гибель.Только погибнувшие во имя чего-то большего, чем смерть, могли очнуться в настоящем времени, на настоящей земле.
Проснувшись на следующее утро, влюблённые, конечно, не стали переносить сказки из сна в их жизнь, отдав оправдания чересчур болезненному от долгой дороги, дикого голода, промозглой усталости, бесчисленных ссор воображению.Потребовалась ещё неделя, чтобы влюблённые поверили в тот злосчастный сон.Неделя следования вдоль берегов тех вод, не имевших ни начала, ни конца.Сон тот, между тем, не выветрился окончательно из голов беглецов, оставаясь в них безумным послевкусием, проникающим всё глубже в глубины их сознания, связанные любовью, что послужила катализатором сумасшествия, снизошедшего, в конце концов, на головы двух.Лес же, будто следя за беглецами и желая их наказать от имени Графа-правителя тех земель, продолжал выматывать влюблённых отсутствием пищи и тепла.Наконец, спустя неделю, двое пришли к одному решению.Безумный сон уже не сверкал сказочным светом, теперь беглецы верили во всё, что рассказали им голоса природы.Только теперь они были готовы к побегу из графства, который они ещё, как оказалось, так и не совершили.Им нужна была идея, превышающая идею смерти.Такая идея, во имя которой можно было умереть, не умирая.Их взгляды, до этого постоянно смотревшие на дорогу, внезапно остановились друг на друге.Это и был конец их пути.Любовь, которая не покидала беглецов, несмотря на весь холод вокруг, несмотря на бесчисленные ссоры, несмотря на бескрайность тюрьмы, в которой они жили всю свою призрачную жизнь. Одержимость их друг другом не закончится даже после смерти, потому что одержимость их друг другом гораздо больше её.Связь между ними лишь скрепила печальный договор.Сначала он должен убить её, затем умереть сам.
Так и произошло, но перед своей смертью влюблённые решили написать на клочке бумаги всю правду о графстве, которую узнали.
На следующий день, оба тела влюблённых случайно нашёл 18-летний юноша, отбывающий свой трёхмесячный обязательный срок в этих лесах.В руках у одного из тел был сжат клочок бумаги.
Юноша прочёл то, что было там написано.К сожалению, ему оставался ещё целый месяц до возвращения в графство, поэтому предсмертное письмо влюблённого с этого момента начало проникать своей правдой в самые глубинные уголки сознания Юноши, сводя его с ума.
И через месяц Юноша вернулся в графство, весь истерзанный лесом, сжимая в руке клочок бумаги, последнюю весть от двух беглецов, сумевших-таки сбежать из графства.

DER GEIST

Графство далёких и мрачных земель
Некогда здесь находилось. И веяло жаждой
К жизни от Графа фон Гайста.

Что же случилось с тем графством теперь,
Что же случилось? Повеяло жаждой
К смерти от Графа фон Гайста.

Графство холмами тогда помыкало,
Впредь только воды графством,
Но опрометчиво будет в начале
Слушать про смерть фон Гайста…

Графство Графа фон Гайста стояло на трёх холмах. Просторы вокруг этих холмов были заняты бесконечными, как и эта история, лесами. Никто из графства не знал, есть ли что-нибудь за этими лесами или они замыкаются сами на себе. Возможно, жители графства просто не хотели этого знать благодаря графу, но забегать вперёд в этой сказке не нужно. Замок фон Гайста стоял на втором холме, именующимся в честь покорившего его графа. Но это обстоятельство отнюдь не предоставляет нам право думать, что фон Гайст был самолюбив и эгоистичен. Этот милый мужчина в возрасте всего лишь хотел быть уверенным, что если опасность и настигнет графство, то ей уж точно не справиться с величественным холмом, названным в честь покорившего его графа, и не добраться до самого же Графа фон Гайста. Таким образом, замок фон Гайста был равноудалён от всех границ графства. Но это обстоятельство отнюдь не предоставляет нам право думать, что фон Гайст был параноиком и трусом. Этот милый мужчина в возрасте всего лишь был уверен, что опасность обязательно придёт. В его ли век или к его потомкам, но она незамедлительно придёт в положенный час и не минутой ранее и не минутой позднее. Фон Гайсту оставалось только ждать этой беды.
Одержимость графа не была только его ношей, она, подобно яду, отравляла всё население графства.Началось это отравление с череды указов, которые были наполнены до краёв страхом и зарождающимся безумием.
Некоторые из указов гласили, что «…начиная с сегодняшнего года, летоисчисление больше не будет идти ни вперёд, ни назад. Отныне и до конца своей жизни, Я, Граф фон Гайст, указываю увековечить сегодняшний год как последний действующий год…»
Некоторые из указов гласили, что «…начиная с сегодняшнего года, юноши, достигшие возраста 18 лет, должны отправляться в лес за границей графства и жить там 3 месяца, предупреждая графство о любой малейшей опасности…»
Некоторые из указов гласили, что «…начиная с сегодняшнего года, всем гостям, которые не являются уроженцами графства, отныне дорога в него закрыта раз и навсегда…»
После череды указов, последовала череда действий: дороги, ведущие от и к графству, засеивали деревьями, всю информацию о внешнем мире безжалостно стирали из книг и умов жителей, терпеливо и бессмысленно укрепляли стены вокруг графства. Настолько сильной была одержимость фон Гайста, что ей стало мало одного лишь разума Графа. Эта одержимость просочилась в кровь каждого, живущего отныне и впредь, казалось, на отдельной планете, размером с графство. А стены вокруг него, насчитывающие уже не один десяток миль, удерживали, скорее, страх людей в графстве, чем беду за пределами его от проникновения на территорию.
Стоит ли винить графа в столь самонадеянном взятии под контроль судеб, не принадлежавших ему? Стоит ли винить графа в столь самоотверженном следовании за своей обсессией? Стоит ли винить графа за его стремление к жизни более долгой, чем предначертано его смертью? Хороший вопрос.
Но беда всё-таки проникла. Случилась. Случилась она ненастным сентябрьским утром.
Граф, проснувшись, заметил переполох на одной из главных улиц и тут же примчался на зов столпившихся вокруг некоего объекта жителей. Этим объектом оказалась девушка. Вся сырая, казалось, даже кости её были промокшие, она еле дышала и если вдыхать у неё ещё как-то получалось, то выдыхала она исключительно кашель и стоны. На ней было синее, цвета вечернего моря платье, больше походившее на что-то вроде ночной пижамы. Ноги её не защищало ничего, истерзанные многочисленными порезами и занозами, они свидетельствовали о том, что прибыла таинственная гостья прямиком из лесов, окружающих графство, и, скорее всего, попала под оглушающей силы дождь. Люди переглядывались, но ни на секунду не покидали девушку. Люди переглядывались и пытались понять сами и спросить друг у друга, знает ли кто-нибудь её, пришелец ли она из вне или принадлежность графства…Ответа не последовало ни от одной души. Девушка же, к сожалению, не могла выдавить из себя ничего, кроме кашля и стонов. Местные лекари хотели было взять её к себе на попечительство на пару дней, дабы привести её в порядок для выяснения судьбы, предшествующей её прибытию в графство, но графу это было абсолютно не на руку и, чтобы люди не думали лишнего о происхождении девушки, он забрал её к себе в замок, заперев в одной из башен, самой высокой, откуда он каждый день наблюдал за графством и тешил себя надеждой на полную безопасность.
Так, по истечении всего лишь недели, люди позабыли о неведомой страннице, но не без участия фон Гайста, распустившего слух о непоправимой немощности девушки и о скорой, после её прибытия, кончине.
Должно быть, вы уже догадались, что девушка по-прежнему была жива и по-прежнему была заперта в самой высокой башне замка фон Гайста. По началу у Графа очень неплохо получалось обманывать себя: Он, благородный Граф, запер девушку подальше от людских глаз, потому что знал о её происхождении. Она была не из этого графства. Этого пункта в её происхождении было достаточно, ведь в противном случае жители узнали бы, что за пределами графства есть жизнь, что Граф лгал им. Он нещадно лгал им десятки лет, для того, чтобы в один прекрасный день какая-то девица очнулась от болезни и открыла им глаза? Нет, этого граф не потерпел бы.
Десятки лет потребовалось, чтобы помутнить людям разум, чтобы жители графства забыли об остальном мире, а весь остальной мир – о существовании далёкого и мрачного графства, но теперь от этой девушки, не смотря на её истерзанный ненастьями вид, веяло ясностью, чужеродным светом, о котором позабыли все люди того далёкого и мрачного графства. И если Граф фон Гайст был закатом для него, то эта иноземная девушка – так и не случившимся рассветом.
Но, обманывая народ, фон Гайсту пришлось научиться обманывать и себя. Этим он активно и занимался с тех пор, как появилась чужеземка. Все люди в графстве прекрасно знали – появись в этих землях кто-либо родом не оттуда, ожидало его мгновенное изгнание или, в случае неповиновения, незамедлительная казнь. Без малейшего объяснения. И это люди приняли со временем как данность. Казалось, со временем и лес, окружающий графство, встал на его сторону и старательно сбивал со следа всех путников, картографов и топографов. Однако на данную чужеземку снизошло милосердие графа. Казнь и изгнание обошли её стороной. Только граф всё никак не мог обойти её стороной. Человеку, склонному к одержимостям, должно быть мало всего лишь одной. Одержимость девушкой фон Гайста медленно, но верно затмевала одержимость грядущей бедой, пока в голове Графа не зародилось смутное, проедающее насквозь, сомнение, как это всегда и бывает с одержимыми. Не является ли эта девушка той самой бедой, той самой опасностью из вне, от которой так усердно всю жизнь защищал себя фон Гайст? Если да, то её незамедлительно нужно убить, стереть с лица графства. Но если нет? Если она послана графу за многолетние мучения, за его заботу о своём народе, за беспрекословное следование своей идее? А ведь девушка была так прекрасна. От неё веяло, разве что, только безудержным ветром перемен, свежим и прохладным, но уж никак не бедой.
Прошёл месяц, с тех пор как гостья, якобы, умерла. Лица людей снова запылали неведением, глупыми ухмылками, наивными разговорами, затуманенными глазами. Разбавлял их прежнюю жизнь, разве что, не прекращавшийся уже 3 недели дождь. Дождём его называли только потому, что такому сильному ливню ещё не придумали название. Армия туч сопровождала под строгим конвоем бесчисленные армии дождей. Три недели люди смогли отгонять сомнения, до последнего надеясь, что дождь кончится завтрашним днём, пока не затопило ту часть графства, которая была под холмами. Постепенно остались лишь 3 островка, 3 вершины холма, на одной из которых, самой высокой, стоял непоколебимо замок Графа фон Гайста.
Весь этот месяц Граф не выходил из замка ни на секунду, ссылаясь на болезни. Каждый вечер он самолично относил девушке еду. Затем сидел и ждал, когда она заговорит с ним. Ждал, когда же её голос проткнёт его тряпичное сердце иглой света, зашив этим самым светом все дыры, сквозь которые сочилось безумие графа. Впервые за полвека своей жизни он видел себя со стороны, в нём зародилось зерно рассудка. Возможно, если бы небесные силы дали ему шанс, отогнали ненавистный дождь за пределы его графства…Возможно тогда фон Гайст стал бы поить противоядием весь его народ, восстановил бы все связи с внешним миром. Но существовал ли до сих пор внешний мир? Фон Гайст уже не был в этом уверен. Он не был уверен уже ни в чём, кроме своей любви к чужеземке. Она заговорила с ним спустя неделю после своего заточения, ровно в ту ночь, когда начался вечный дождь. Она сказала ему в ту ночь всего 3 фразы. Первая гласила: «Вам всем нужно бежать отсюда, либо унести меня скорее подальше от этих земель». Граф не понял о чём идет речь, тогда незнакомка пояснила: «Я не могла говорить и была слаба для каких-либо действий всю неделю. Вы приютили меня, кормили, заботились…Вы смотрели на меня каждый вечер, и ваш взгляд напомнил мне о жизни, которую я так давно утратила, ваш взгляд, кажется, возвращает в меня душу, и теперь та, кто опекает меня, узрит в этом измену и будет мстить, мстить так, что спасения не будет ни для кого…».Граф прошептал лишь: «Так значит, беда не Вы, а та, кто опекает Вас? Кем бы она не была, я не боюсь отныне ненастий! Я, Граф фон Гайст, с сегодняшней ночи обещаю защищать Вас с таким же негаснущим усердием, с каким я защищаю тысячи людей в моём графстве! Только скажите мне, кто же - она - такая?». Последние в ту ночь слова незнакомки не заставили себя ждать: «Она?Она...смерть!».
Стоило ей сказать это – грянул гром.Грянули молнии, заполняющие собой всё небесное пространство, из ниоткуда нахлынувшие тучи, казалось, распростёртые здесь уже сотни лет. И начался последний в истории графства дождь.
Затем, как уже было сказано, через три недели от графства остались только три вершины холмов, и если на двух из них оставались всё ещё поселенцы, насчитывающие уже не тысячи, но хотя бы сотни голов, то на третьей вершине, вершине Графа фон Гайста, остались лишь двое. В самой высокой башне замка, там, где недавно была темница только чужеземки, теперь был заперт и Граф. Вся прислуга фон Гайста по приказу покинула пределы замка. Вся жизнь его теперь заключалась в одной единственной башне, самой высокой в этом замке. Но это обстоятельство отнюдь не предоставляет нам право думать, что фон Гайст сдался, покорился стихии, проиграл. Это был уже не тот одержимый опасностью фон Гайст, которого все, включая его самого, знали. Это был уже другой фон Гайст. Такой же одержимый, но теперь уже объект его обсессии находился на расстоянии вытянутой руки. Это была Она, та самая удивительная чужеземка, которая чуть не прояснила умы всего графства, но по вине самого Графа, прояснила только его ум, который теперь сиял так, что если бы он был Солнцем, Луной, да хотя бы даже самой небольшой звездой на небе, он в мгновение ока светом своим затмил все эти каменные тучи над головой. Но оставалось лишь ждать конца дождя или конца их жизней. И вот что удивительно, каждый житель графства хоть раз за эти недели, но пробовал сбежать, пробовал противостоять стихии, но только не влюблённые незнакомка и Граф. Да, они отдалили свою смерть, запершись в самой высокой башне замка, но не противились ей. Они её желали. Так долго боялся фон Гайст предначертанной беды, что когда она, наконец, пришла, Графу оставалось только с мужеством и толикой безумия, оставшейся от той прежней громады безумия его, принять эту смерть, держа на руках её причину. Любовь, принесшая жизнь в заснувшую душу графа, принесла ей и смерть.
К последнему дню осени от графства остался только полуразрушенный водами замок фон Гайста. Волны беспристрастно пытались добраться до башни с двумя влюблёнными, до последнего оплота жизни в этом графстве. И в последнюю ночь осени волнам всё-таки удалось это сделать. Понимая, что конец близок теперь, как никогда, незнакомка, до этого старательно скрывавшая историю свою и своего появления в этом графстве, взглянула в глаза графу в последний раз и призналась во всём: «Знаешь, как я оказалась тогда на главной улице твоего графства, вся сырая и израненная? Дело в том, что я проживаю эту осень уже десятый раз, а девять осенних пор назад, в первый раз, я прожила её уроженкой твоего графства. Мы полюбили друг друга, встретившись на том самом месте главной улицы, но я всего лишь шла по своим повседневным делам уже и не вспомнить куда и зачем. Так вот, мы прожили тогда замечательную жизнь, длинною в пять лет, вдвоём, а в эту башню поднимались лишь затем, чтобы посмотреть на величайшие рассветы и закаты в нашей жизни. Ты тогда ещё не был одержим боязнью неминуемой беды. Но я умерла спустя пять лет, была убита в лесу, окружающем это графство. Ты так и не нашёл тогда моего тела, а я, между тем, стала призраком и нескончаемо молила Смерть о том, чтобы она дала мне ещё один шанс, ещё одну встречу с тобой, но мои мотивы были слишком мелки, незначительны, недостойны шанса на ещё одну попытку…Тогда я совершила сделку со смертью. Я отдала ей твою душу, твой рассудок, ведь ты не мог тогда жить без меня, ты сам бы это сделал, ты кричал об этом каждую ночь, пойми меня. Смерть же, вместе с душой, забрала у тебя память обо мне, вселила в тебя одержимость некоей грядущей бедой, чтобы ты побоялся вновь влюбиться в меня, а меня закляла избегать всякого контакта с тобой, отослав меня далеко за пределы графства. Но тогда, в первый раз, я, снова живущая, нашла всё-таки твоё графство, но нашла его уже к тому времени, когда ты совсем сошёл с ума от своей одержимости. Смерть, следившая всё это время за мной и за тобой, узнав про нарушение договора, наслала на твоё графство бесконечный ливень, как сейчас. В тот раз мы умирали с тобой так же, в этой башне, но тогда смерть не хотела больше забирать меня к себе, ей нужно было проучить, наказать меня. Волей своей, после смерти она отправила меня на то место, где мы впервые познакомились, но оставила твою одержимость и мой послесмертный вид, наделив меня, к тому же, беспамятством. Отныне и впредь, каждый раз, после своей смерти, я оказываюсь на том месте, вся мокрая от дождя и вся покалеченная им же, без малейшего кусочка воспоминаний. Но каждый раз ты заботился обо мне, смотрел на меня так, как смотришь сейчас, и хватало всего недели на возвращение памяти. После того, как вся мозаика случившегося складывалась в моей голове воедино, Смерть тут же давала о себе знать, дёргала за небесные нитки и начинался этот бесконечный дождь…Смерти и этого оказалось мало. Она оставила мне одно условие, при котором я смогу выйти из этого круговорота жизни и смерти. Чтобы покинуть эту виселицу времени нужно, чтобы ты убил меня собственноручно. Именно ты. Это моя десятая осень с тобой. Только теперь я понимаю, что не вытерплю ещё одну. Ты должен убить. Сейчас. Собственноручно. Задуши меня, и мы останемся у Смерти вдвоём. Мы уже призраки моего проклятия, пойми. Убей меня быстрее, пока последняя приближающаяся волна не сделала это за тебя…»
Граф фон Гайст поверил каждому её слову.
Граф фон Гайст задушил девушку.
Затем последняя волна разбила на части теперь уже не самую высокую, но единственную башню в замке вместе с телом Графа фон Гайста.
На этот раз графство фон Гайста пропало навсегда.

ноябрь, 2014