"Она оторвалась от экрана. Потёрла уставшие глаза. Встала, прошлась по комнате, утупилась в окно.
Дождь не по-детски разошёлся и нагло осваивал пространства. Пузыря тротуары, вмиг налившимися лужами. Свивая в бурные грязноватые, пенящиеся ручьи и потоки, выливаемое из хлябей небесных. Временами, вставая плотной, качающейся завесой между её окном и всем остальным миром.
Ветер рвал молодую свежую листву. Швырял оземь, кружил, нёс. Редкие зазевавшиеся горожане, ловили обеими руками, вспыхивающие изнанками, зонты. Укоротив полиэстеровые норовы, прижимали купола к макушкам. Стряхивали, набежавшие за ворот, струи. И прибавляли бег.
Она откинула створку и втянула жадными ноздрями мокроту, свежесть и хаос. Тут же впихнувшиеся внутрь помещения и потёкшие к углам, потолку, дверной щели.
Маленький, уютный, слегка затхлый, мирок. Вздрогнул, выгнул испуганно спину, забился суетливо и жалко. В портьерах из сиреневой тафты. В разномастных стикерах на компе. В подвявшем букете роз, на подоконнике.
Она, увидев произведённый ералаш, хмыкнула, улыбнулась. И захлопнула окно.
Дохлое, с утра, настроение мизерно приподнялось. Захотелось бури. И кофе.
С бурей - уже, было всё намази. Ещё чутка, и апокалипсис местного масштаба гарантирован. Её содействие не требовалось.
И она потопала на кухню.
Деревянные ступени нежно поскрипывали под лёгким, упругим телом. Маленькая аккуратная ступня вбирала тепло и шершавость старых дубовых досок. Ладонь скользила по округлым перилам.
Полумрак принесённый стихией, разливался по пролётам. Укрывал коридорные горизонты. Наполняя дом таинственностью и новизной.
Молнии шарахали, и бликовали сполохами из окон. Отражаясь на зеркалах. Стёклах картин. Кухонных фасадах.
Псина, проснулась от раскатов грома. И вяло извлекшись из-под скамьи, в прихожей. Заспанно и дружелюбно затрусила к хозяйке.
Они вплыли рядком в столовую. Он - прыжком на диван. Досыпать. Она - к "островку". Зарядила кофемашину. Вынула из буфетных недр сушки-плюшки-конфетки. Уселась на барный стул. Уперлась подошвами в стальной обод. Воткнула острые локти в буковую столешницу. И подмяв щеку ладошкой, задумалась.
"Всё есть... Дом. Пёс. Друг... Что ж так кисло?" - вопрос был молчаливый, давний и безответный. Она обернулась, сфальцетила: "Чарли! Чарли, псина моя...Почему так грустно? Аж, плакать. Нет. Выть хочется...Что не так?"
Собака вскинула рыжую мохнатую голову. Тявкнула деликатно - "я здесь...не печалься...если хочешь пи-пи - можем пойти погулять..."
Она соскочила с табурета. Села на пол, рядом с диваном. Ухватив Чарльза за длинные уши, притянула к себе. Поцеловала мокрый шоколадный нос. Уткнулась, лоб - в лоб. Сеттер заскулил. Сполз с диванных подушек. Покрутился беспокойно возле согбенной фигурки. Потом лёг на половицы, пристроив башку к ней на колени...
Кофе запарился и простыл. Буря ушла. Прихватив с собой поблазнившие надежды. Слёзы катились по скулам, капали на обивку. Текло из заложенного носа. Сдавленные тихие рыдания содрагали хрупкие плечи. Привалившись к мягкостям и овалам - мебельным, собачьим...
Она оплакивала жизнь.
Свою. Так удачно сложившуюся. Жизнь..."