Вдруг услышал голос, крик, далеко-далеко внизу, наверно, у самой воды. Короткий вскрик, но такой сильный, отчётливый, что не возникало сомнений, кому кричат.
На секунду я опешил. Но только на секунду, потому что крик повторился, мне показалось, что ближе, а я по-прежнему никого не видел. Забыв про принцессу, кинулся обратно в свой двор, делая по пять прыжков за раз. Шаги стучали по пустой улице, зажатой домами, а дорога за спиной наполнялась догоняющим страхом.
Миновал угол, сделал последние пять прыжков, отгородился от опасности стеной дома, отдышался. Правая рука на ручке двери подъезда, на всякий случай, слушаю, не стучат ли по асфальту шаги.
Вот тебе и первый раз. Вот тебе и чёрт тебя понёс. Вот тебе...
В первую неделю умерло почти пол миллиарда человек. По всему миру. Не взирая на часовые пояса, плотность населения, ни на горы, ни на моря, ни на состояние здравоохранения и прочее — болезнь поразила одновременно всю Землю от края до края.
Два человека рядом — обоим смерть.
Люди обречены на вечное одиночество.
Пока выяснили, что выжить можно только в одиночку и по воздуху эта зараза не распространяется, пол человечества превратилось в мумии. Тёмные годы, годы заката человеческой цивилизации. Впрочем, мне что за дело до всего человечества?..
Тут я наконец отдышался. Выглядит это, как монолог за кадров в средненьком кинце. Я хмыкнул: да, для тех, кто будет читать это через сто лет или хотя бы через двадцать, слова «плохонькое кинцо» будут абракадаброй.
Сейчас, сейчас я приду в себя, пойду домой и возьмусь за карандаш. И, так и быть, запишу эту историю. Ведь вот странно: это почти то же самое, что я придумал про ожившего тормоза. Да, только девушку надо оставить, пусть будет хоть что-нибудь от этого случая. Вот что странное происходит с автором, когда он встречает в реальности один из своих сюжетов, причём тогда, когда ещё носит его в голове.
Я поднимался по ступенькам на свой шестой этаж и прокручивал в голове варианты начала.
Каждый автор желает, чтобы его читали через сто лет. А кому через сто лет захочется (если вообще кому-то захочется) читать мрачные истории из первых, тёмных времён, о полночи мира, когда до утра, может быть, ещё, как до Китая раком. Нужно быть реалистом, но и сгущать краски не надо. Зачем? Пусть будет красивая девушка одна стоять на дороге. Ничего не поправишь, значит, надо жить дальше — дальше друг от друга. Я писал до вечера.
Вечером снова приплёлся Андрюша.
Каждый раз он приходил ко мне чуть пораньше.
Я стал запираться чуть пораньше.
Он снова чуть пораньше.
Такое впечатление, что он решил подкараулить меня. Как бы случайно. Надо что-то с этим делать, иначе скоро я весь день буду проводить взаперти, или всю жизнь, как консервы. Поговорить с ним? Как?
Андрюша — странный человечек.
Андрюша должен был первым лечь от «Горгоны». Его всегда звали Помелом, Вертолётом, Майклом Горынычем. Я не звал, мы не общались. И слава Богу. Это мне Костя рассказывал, они-то как раз дружили.
Если где-то с кем-то из тысячи его знакомых и друзей что-то происходило, Майкл обязан был это знать. Иначе он заболевал. Любой мог бы сказать, что у него приступ гастрита. А если не удавалось поделиться какой-то новостью, то у него открывалась язва. Злые люди часто пользовались его добротой. О нём говорили много нехорошего. Как он выжил? Это удивительно, но, видимо, эта его общительность и спасла его. Он очень быстро почувствовал провал, пустоту — и заперся. И спасся.
Подписывайтесь Ставьте лайки! Помогайте автору
и хорошего чтения