Для многих донорство костного мозга звучит как что-то очень страшное, болезненное и опасное. На самом деле, эта процедура безопасна для здорового человека, а стволовые клетки полностью восстанавливаются в организме донора за одну-две недели. Подробнее узнать о том, как и зачем становиться донором костного мозга, можно в специальном разделе фонда «Адвита», а мы попросили поделиться опытом Нину из Санкт-Петербурга, которая прошла через всю процедуру забора стволовых клеток лично.
Больше интересных материалов на сайте Alice In F.
Я стала донором костного мозга, когда училась на третьем курсе. За два года до этого моя подруга тяжело заболела, я ходила сдавать кровь для нее, и однажды увидела рекламу – помню, что там был нарисован человечек и описаны два типа сдачи стволовых клеток. Мне всегда было интересно участвовать в жизни других людей, делать что-то хорошее, и я подумала – почему бы не попробовать? Когда пришла очередной раз сдавать кровь, спросила у терапевта, как можно стать донором костного мозга. У меня взяли пробирки с кровью и сказали, что нужно ждать. Два года мне никто не писал и не звонил. Если честно, я не была готова к тому, что пройдет столько времени. Думала, что все быстро происходит – пришел, сдал, если ты кому-то нужен, тебе сразу об этом говорят. Оказалось, что все не так просто.
Сначала мне написала ВКонтакте представительница лаборатории «Регистр доноров костного мозга» и спросила, по-прежнему ли я готова стать донором. Я ответила, что готова, она пообещала, что со мной свяжется специалист. Прошло еще какое-то время, мне позвонили, снова спросили, не изменилось ли мое желание, пригласили на повторные анализы. Я совсем ничего тогда в этом не понимала, мне казалось, что все так долго, боялась, вдруг кто-то умрет, пока берут анализы. Скоро мне сообщили, что нашелся человек, которому я подхожу на 10 из 10.
Тогда меня начали готовить: взяли еще несколько дополнительных анализов, назначили обследования. Со мной поговорила главный врач отделения гематологии, рассказала, что существуют два способа забора стволовых клеток – через периферическую кровь или через прокол подвздошной кости. Врач той больницы, где находился нуждающийся в моем костном мозге человек, рекомендовал мне метод забора через периферическую кровь. Я готова была к обоим вариантам, мне было абсолютно не принципиально, каким образом у меня заберут эти стволовые клетки. Я рассуждала так: у меня есть какие-то ресурсы, которыми мне не жалко и не трудно поделиться, так почему не сделать это? В мире столько всего происходит, а ты можешь сделать что-то, что станет поворотной точкой в жизни другого человека. Я ни в коем случае не хвалюсь, но мне кажется, это важно.
О том человеке, которому предстояла пересадка, я практически ничего не знала – на процедуру действует правило анонимности. В «Адвите» мне сказали, что познакомиться мы сможем через два года. Позже я узнала только, что мой реципиент – женщина из Екатеринбурга, заболевшая после рождения ребенка. За полгода до моей донации моя родная сестра стала мамой. Так получилось, что мы живем вместе, я помогала ей, нянчилась. Думаю, это еще больше усилило мое желание стать донором, я убедилась на сто процентов, что иду в правильном направлении. Конечно, на жалость никто не давил, не уговаривал. Меня просто поддерживали, я была решительно настроена, и все сложилось.
Специалисты из НИИ гематологии объяснили мне, что перед забором клеток через периферическую кровь в течение недели нужно вводить специальный препарат «Лейкостим». Мне было очень неудобно ездить на уколы – я бы тратила на дорогу в одну сторону несколько часов. Поэтому фонд оплатил мне гостиницу прямо рядом с больницей. Я приходила два раза в день – утром и вечером мне делали укол в руку, стимулируя выход стволовых клеток в периферическую кровь, чтобы потом их можно было легко забрать. Это не было страшно, но я волновалась, чувствовала свою ответственность за другого человека. Мне, к тому же, рассказали, что сейчас ту женщину тоже готовят, ее иммунную систему полностью убивают. То есть если бы со мной что-нибудь случилось в период до донации и во время «умерщвления» иммунной системы моего реципиента, то человек бы просто умер. Я очень старалась беречь себя, не заболеть, оградиться от любых опасностей.
Утром я приходила на отделение, где сидела медсестра, видела гигантские стопки медицинских карточек, видела людей, которые приходили после облучения и химиотерапии. Мне сложно выразить, что я чувствовала, но многие из этих людей выглядели так, будто потеряли всякую надежду, а я думала, что это же не какие-то особенные другие люди, а такие же, как и я, каждый со своей жизнью за пределами больницы. По вечерам больница была закрыта, а на отделении стояла полная тишина, в воздухе будто ощущалась стерильность. Я как-то пришла на пост, где сидит медсестра, и говорю – у вас здесь даже музыка не играет. А медсестра отвечает: «Девушка, ну что за глупости, какая музыка, люди болеют, им не до веселья». Я поняла тогда: у меня каждый день что-то происходит, бурная жизнь, а здесь – только стены, потолок, процедуры, лекарства и тишина. Пока ходила туда, мое желание сдать стволовые клетки увеличилось в миллион раз: пусть хоть какой-то шанс хотя бы для одного человека, жизнь которого может круто измениться.
Когда готовилась к сдаче клеток, очень волновалась, боялась, что что-то пойдет не так. Родственники, даже две мои тети, обе медицинские сотрудницы, отговаривали, говорили, что это опасно, что я не ценю свое здоровье и занимаюсь глупостями. Внушали, что я тоже будущая мать, что это может повлиять на мое репродуктивное здоровье. Родители тоже очень боялись за меня. Я понимала, что это совершенно безосновательные предубеждения, основанные на страшилках из интернета. Объяснила близким, насколько грамотные специалисты работают в НИИ гематологии, рассказала все то же, что рассказали мне. Мне к тому моменту уже было очень важно пойти до конца, я думала о том, что мне есть, что отдать. Мой папа после всего даже сам захотел стать донором, правда, не прошел по возрасту – ему было больше 45. В общем, мои родные, увидев, как все происходило со мной, в корне изменили свое отношение к донорству.
В день донации я пришла в НИИ гематологии, меня подключили к аппарату, который забирал мою кровь, в обе руки вставили иголки. Кровь проходила через аппарат, где отделялись стволовые клетки, и возвращалась в вену на другой руке. Действие «Лейкостима» уже начало снижаться и процесс происходил весьма медленно, поэтому за один день не удалось собрать необходимое количество стволовых клеток, и пришлось повторять процедуру на второй день. Оба дня я лежала четыре часа, подключенная к аппарату. В первый день перед донацией, когда меня подготовили, морально настроили (все сотрудники были очень доброжелательны), приехала врач из больницы Екатеринбурга, сказала: «Я повезу ваши клетки туда, человеку, которому вы спасете жизнь».
На моем организме все это никак не отразилось. Меня предупреждали, что препарат может вызвать ломоту в костях, легкий насморк и несильную головную боль. Все это действительно было, но в очень легкой форме, как в самом начале простуды. Так что за свое здоровье, а уж тем более за жизнь, я не переживала.
Конечно, я очень хочу встретиться с этой женщиной. Два года уже прошло, я могу сделать запрос и найти ее в соцсетях, даже в гости могу съездить. Мне еще до истечения срока анонимности предлагали написать письмо без указания адреса и имени и передать через волонтеров фонда. Но я не стала этого делать, мне очень хотелось живой встречи, чтобы этот первый контакт случился, когда мы увидим друг друга, когда посмотрим друг другу в глаза. Я очень много думала о том, что наверняка, если я на 10 из 10 подхожу этому человеку, то мы, наверное, и внешне можем быть похожи. В детстве я мечтала о сестре-близняшке, потому что у нас во дворе были близнецы – я тоже хотела ходить в одинаковых нарядах и все такое. И при мысли, что где-то на планете есть человек, с которым мы на клеточном уровне роднее, чем с моими родными братом и сестрой, я приходила в восторг – это же удивительно, это чудо из чудес.
После своей истории я стала замечать, как мало говорят про донорство костного мозга по сравнению, например, с донорством крови. Регистр маленький, люди не могут позволить себе такое дорогостоящее лечение, поэтому обращаются в фонд, а поиск донора за рубежом стоит 18 тысяч евро – понятно, что это огромные деньги для среднестатистической семьи. Удивительно, что ты можешь заболеть, твой потенциальный донор может вообще жить с тобой в одном подъезде, а ты об этом никогда не узнаешь, потому что он не пришел и не сдал свои клетки на типирование.
Если вам понравился текст, ставьте лайки, подписывайтесь на канал в дзене или telegram читайте другие интересные материалы на нашем сайте.