Я начал сдавать бутылки лет с двенадцати. До этого я сдавал только молочные, но это было вовсе не интересно
Поздним московским утром не спеша иду в библиотеку. Библиотека неподалеку, через три двора. На земле, замечаю автоматически, следы вчерашних миниатюрных народных праздников и сегодняшнего свеженького похмелья.
Текст: Павел Васильев, коллаж Олега Бородина
Вот два "мерзавчика" валяются в кустиках, вот зеленеют в снегу пивные бутылки, а вот покоится под деревом и классическая водочная поллитровка. На лавочке детской площадки две фляжки от коньяка...
Пустые бутылки, как разбитые надежды — никому не нужны.
Даже дворники не торопятся их убрать, борясь в первую очередь со снегом, льдом и брошенными коробками из-под пиццы. Бабушки кормят местных котов и тоже равнодушны к стеклопосуде.
Когда-то все в наших дворах было совсем не так.
Пустые бутылки пользовались заметным спросом у населения. Увидеть их брошенными и никому при этом не нужными? Нонсенс.
Охота за бутылками начиналась с утра.
Первыми тут были именно бабушки с приличными хозяйственными сумками, сетками-авоськами и дворники, которых мы знали не просто в лицо, а по имени или имени-отчеству, потому что они были частью истории двора и не менялись, как нынешние — с пятницы на субботу. Иногда наш дворник дядя Яша доверял нам шланг — полить двор... Большая радость в жару-то.
Я начал сдавать бутылки лет с двенадцати. До этого я сдавал только молочные, но это было вовсе не интересно. В молочном отделе нашего магазина ты просто стоял в очереди и в нужный момент ставил на прилавок свои, допустим, четыре пустые и, конечно же, хорошо вымытые бутылки и говорил продавцу: "Два молока, пожалуйста".
Пустая молочная бутылка стоила 15 копеек, а с молоком — 30. Все было просто, легко, ведь цены не менялись, как не менялись продавцы в белых халатах и белых шапочках. Ты всех знал в лицо. Эта вот тетя — из хлебного, эта — из бакалеи, а вон дядька с усами пошел — мясник! Лишь очередь была разной, но и она, пусть из пяти человек, была всегда.
Иное дело — сдача пустых винных бутылок!
Это уже приключение, авантюра, удача, равные шансы на успех или провал. Это как с грибами: идешь в лес и точно не знаешь, найдешь ли... К тому же выпивали у нас дома мало, по праздникам или с гостями на дни рождения, бутылки потихоньку копились на балконе, пока, обычно весной, взрослые не обращали на них внимания и не ставили задачу — сдать!
Сдать посуду, словом, совсем не рядовое событие. Это вроде контрольной работы в школе. Или соревнования в бассейне.
Приемных пунктов в нашем районе было штук шесть, и каждый из них отличался своими особенностями. В одном, например, могли взять тяжеленную бутыль из-под шампанского, а в другом — никогда. В третьем приемщица Дуся постоянно пыталась тебя обсчитать, копеек на 5–6, а потому там наблюдались тяжелые свары. Четвертый пункт был слишком далеко... В пятый почему-то посуду приносили мешками. В шестом лезли без очереди и дрались. И так далее.
Короче, надо было соображать, сдавая посуду. Прикидывать, например, что берут, что нет, на ходу ловить ценную информацию, что на Шестой как раз сегодня учет и замок тяжелый, а вот у ЗИЛа берут все, даже майонезные баночки, но очередь — чуть не от второй проходной. Да и ехать к ЗИЛу тоже денег стоит... Сначала автобус, потом трамвай. 8 копеек в одну сторону, между прочим. Главное было — решить, стоять здесь или лучше сразу пойти дальше, в поисках лучшей доли.
Не забывайте, существовал и обед. С 13 до 14 часов все продуктовые магазины столицы, а с ними и пункты приема стеклотары закрывались на перерыв. Обидно было до чертиков: стоять, стоять, стоять, а за пару человек до тебя — хлоп! Заветное окно закрывалось, гас свет, и очередь безжалостно выгоняли на улицу. Ждите!
Все это надо было сообразить, просчитать, "замотивировать", как сказал бы Юлиан Семенов. Надо было выиграть этот бой — а что это именно бой, я лично не сомневался. Выиграть — значит, сдать все бутылки! И потерять при этом минимум времени. Как легка дорога домой с пустыми руками: в кармане бряцает мелочь, сетка убрана в карман куртки. Руки свободны. Ну не счастье ли? Выиграл. Сдал. Справился. Победил. Конечно, счастье.
Пол-литровая бутылка из-под водки, лимонада, пива стоила 12 копеек. Винная, емкостью 0,7 литра — 17 копеек! Шампанское если и брали, то за 10, а иной раз, Христа ради, за 5 — все лучше, чем ничего. Горлышки бутылок смотрели внимательно: зазубрины, сколы — брак! Водочные бутылки отличались по форме. Их могли брать, а пивные, например, — нет.
Аргумент для "не брать" всегда был один и ужасно твердый: нет тары! Тара — это ящики для посуды. Для пивных бутылок тара есть, а для винных — нет, свободен. Спорить не приходилось.
Самым страшным был замок на двери и развевающийся на ветру обычно мятый листочек: "Тары нет — и сегодня не будет!"
Ты, значит, тащился в такую даль, в сетке четырнадцать бутылок, не шутка, а выходит — зря. И надо было идти совсем в другую сторону. В какую? Устраивалось совещание у дверей. Проходящие мимо удачливые старушки-конкурентки радостно сообщают: "Беги в подвал на Романова, паренек, там Зинка берет и очередь не ахти какая".
Неудачники брали с места рысью, а некоторые тут же переходили в галоп! А как же... Пока Зинка добрая.
На ходу успеваешь сообразить: "На Романова принимают в подвале. 24 ступеньки вниз, поворот и окошко заветное... Это хорошо, что в подвале, а то вон дождь, кажется, собирается. Лишь бы очередь не с улицы... А то не успеть до обеда!"
А бутылочки-то в сетке звенят, позванивают... И рука правая — устала. Терпеть!
Контингент сдающих пустую посуду в ларьках — не меняется.
В основе — бабушки. Стоишь за ними и слушаешь разговоры, чтобы не скучать. Медленно ступаешь за ними вниз по ступенькам. Разговоры житейские: про магазины, про детей, про "мужика моего, который вчера опять...", про погоду, про вчерашнее кино по телевизору. Часто вспыхивает обсуждение на тему "что приготовить на обед, а что на ужин...". Иногда стоят в очереди и пожилые дяди, почему-то злобные и крикливые. Они всем недовольны и отходят из очереди на воздух — перекурить. Возвращаясь, пихаются и суетятся. Бывают и ребята моего возраста. Алкаши здесь не стоят. Алкаши лезут с пустой бутылкой сразу в винный отдел. Там берут одну на одну, но десяток пустых принимают редко.
Иной раз повезет, угадаешь удачу — за сорок минут почти три рубля в кармане! А в другой — ходишь, ходишь, три очереди отстоишь, весь район обегаешь, а сдашь — четыре бутылки из десяти. И плетешься домой, усталый, безрадостный. И сумка в руке тяжелым укором. И меланхолия на душе разная...Тут важно характер проявить. Бутылки эти дурацкие с размаху в помойку не шмякнуть. Стерпеть.
Хотя и одна-единственная сданная бутылка из-под ситро — дело хорошее. Что можно купить на вырученные 12 копеек? Вот, навскидку:
Коробка цветных карандашей (шесть штук)
Шесть тетрадей в клетку или линейку
Мороженое "Эскимо" на палочке (копейка сдачи)
Булочка "Калорийка" (2 копейки сдачи)
Три поездки на троллейбусе, четыре на трамвае, две на автобусе или метро (2 копейки сдачи)
Двенадцать коробков спичек
Пачка сигарет "Прима" без фильтра
Шесть звонков из телефона-автомата
Шесть газет (кроме "Правды" и "Известий", они по 3 копейки)
Литр кваса из бочки
Килограмм картошки в "Овощном" (2 копейки сдачи)
Вот так вот, усмехаюсь себе сегодня, советская власть закаляла характер и очищала улицы. Плохо ли?
...В начале 80-х поллитровка стала стоить 20 копеек, и сбор пустой посуды превратился из обычая в промысел. Стоило тебе в любом сквере Москвы откупорить заветную бутылочку пива, как откуда-то сбоку вмиг нарисовывалась хлопотливая старушенция с вопросом:
— Бутылочку опосля оставите?
— Уйди, бабка! — рычал ты, обуреваемый жаждой. — Оставлю, только не мешай.
— Я тут, миленький, за деревом подежурю. Ты, главное дело, скажи, что уже занято... Я не мешаю, что ты! Упаси бог, мешать-то.
"Уважаемые товарищи!
С 1974 года организован сбор макулатуры с одновременной продажей популярных книг отечественных и зарубежных авторов.
Применение макулатуры для производства бумаги дает возможность экономить остродефицитное древесное сырье, значительно уменьшить расходы по производству бумаги.
Использование 1 тонны макулатуры позволяет получить 0,7 тонны бумаги или картона, заменить 0,85 тонны целлюлозы или 4,4 кубического метра древесины. Кроме того, при этом сберегаются леса нашей Родины, чистота ее рек, озер, воздушного пространства.
Сбор и сдача макулатуры — важное государственное дело".
Я стартовал из дома в девять утра, благо шли зимние каникулы. За плечами — рюкзак, в нем тщательно завязанные 10 килограммов газет. В двух руках — две сумки. В одной сумке — какие-то бумаги и чертежи с маминой работы, весом 4 килограмма. А в другой сумке — старые подшивки журнала "Огонек", долго лежавшие на балконе. Домашние весы показывали, что "Огонек" потянул на 6,5 килограмма, и папа сказал, что это хорошо, что общественные весы обязательно покажут меньше, чем наши.
Приемный пункт макулатуры находился в четырех автобусных остановках от дома. Оделся я потеплее. Накинул рюкзак, взял сумки. Проверил мелочь на дорогу. И поехал за первой макулатурной книгой в истории.
Первым был — Александр Дюма! На дверце сарайчика так и было написано: "Дюма — 150 штук".
В переводе это означало, что талонов "на Дюму" было сегодня аж 150. И при сдаче 20 килограммов бумаги ты мог запросто дуть в книжный, предъявить там полученный талон с наклеенными марками, заплатить в кассу и получить книжку!
Я занял очередь, оценил, что впереди человек тридцать... Должен успеть до обеда. В сарайчике обедают с 13 до 14, в книжном магазине с 14 до 15 — важное обстоятельство...
Очередь чернела на снегу и вызывала любопытство несведущих прохожих. Отсюда и анекдот, популярный в то время:
— Простите, а что дают?
— Говорят, Сименона...
— А это лучше крепдешина или хуже?
— Точно не знаю, но возьму две бутылки.
Обстановочка и настроения тут были совсем иными, чем у посудного ларька. Тут стояли иные люди, с иными лицами, да и помоложе. Стояли семьями. Было много мужчин. Некоторые сидели в собственных машинах. Оно и понятно, ведь приперли они даже не 20 килограммов, а, наверное, все сто. Было весело и тревожно.
Но и тут сложности обнаружились сразу.
Пачки надо вязать грамотно. Газету с газетой. Журнал с журналом. Книгу с книгой, причем обложки книги и переплет отдирать. Картон брали не всякий.
Командовали приемным пунктом тоже молодые и бородатые дядьки, смахивающие на пиратов. Один был при весах, он-то и изгонял из очереди тех, кто приносил бумажное ассорти. А вот другой, за столом, выдавал абонемент или талон, как хотите, клеил марки по сданному тобой весу и отсчитывал тебе мелочь — 2 копейки за каждый притащенный и принятый килограмм. Этот — только на первый взгляд добрый. При любом споре он поддерживает того, что стоит у весов.
Вот девчонка притаранила старые школьные тетради. А они в коленкоре. Да еще на пружинках... Сидит в углу, отрывает обложки, пружинки выкорчевывает с мясом, чтобы листочки отдельно. А весу-то у нее будет куда как меньше теперь... И на заветные 20 — небось не хватит. А вот дедок. У того оберточная бумага пополам с ватманом. А ватман не берут... И как трудно перевязывать по новой, пальцы на морозе стынут, и веревка рвется... Драмы — почти шекспировские.
А потом, позже, добавится азарту. Притащишь груз, скажем, конкретно на Джека Лондона... А Лондона сегодня — всего 25 талонов. Ну, явно не хватит. Зато Носова — 70. А зачем мне Носов, когда у нас дома трехтомник, зачитанный и перечитанный с самого детства? Взять разве какого-то там Стендаля? "Пармская обитель"? Не знаю, не знаю... Разве на обмен? Или не стоять сегодня, домой бумагу тащить, ждать подходящего случая, когда любимого Джека будут давать много?.. Джека обещают четыре тома. 80 килограммов надо. Хорошо, что на даче чердак, а на чердаке чего только нет...
Но в целом — весело и на душе хорошо. Сдаешь ненужную тебе макулатуру, а получаешь потом хорошую книжку. И если ты при бумаге, можно и две-три одинаковые взять, потому что обмен кругом пошел лютый. Этот "Спартака" пропустил, зато Купера предлагает. Почему бы и нет? Зачем мне "Спартак", когда я за "Торпедо" болею?
Стоит сказать, что выпущенные книги были как на подбор. И по качеству, и по разнообразию. И для детей, и для взрослых. И просвещали они народ весьма прилично. Вот, сохранился у меня предполагаемый к изданию списочек книг по макулатуре на 1983 год, заботливо сестрой из газеты выписанный.
Виноградов "Осуждение Паганини", "Повесть о братьях Тургеневых"
Сказки братьев Гримм
Дрюон "Когда король губит Францию"
Новиков "Пушкин в изгнании"
Моэм "Театр"
Данилевский "Княжна Тараканова"
Лажечников "Последний Новик"
Бунин "Повести и рассказы"
Золя "Страница любви"
Современный английский детектив
В условиях вечного книжного дефицита вдруг появился Конан-Дойл и Шукшин, Маргарет Митчелл и Майн Рид, Сабатини и Буссенар, Драйзер и Бальзак... Александра Дюма вышло десяток томов. "Тысяча и одна ночь" — в четырех книгах. А сколько сказок... Карлсон, Винни-Пух, Буратино... Сколько детективов... Сколько русской и зарубежной классики... "Мифы и легенды Древней Греции"... И наконец — вышел том "Белая гвардия" Булгакова — массовым тиражом и без всяких купюр.
Где-то ведь существует список всех изданных этой программой книг. Отличная, со вкусом составленная библиотека! Исполненная, важно отметить, на высоком полиграфическом уровне.
Разумеется, черный рынок отреагировал молниеносно. Любой абонемент можно было купить на Кузнецком за 3–5 рублей, в зависимости от рыночной стоимости автора. Бойко шли там и сами "макулатурные" книги. Помню, цена на "Королеву Марго" держалась уверенно много лет — 35 рублей. На двухтомник "Граф Монте-Кристо" можно было поменять все, что угодно.
А в тот зимний день мне повезло. Весовщик груз мой принял, придираться не стал, намерил на своих огромных весах точно двадцаточку. И выдали мне талон с надписью "Александр Дюма. Королева Марго" при печати и желтеньких марках, рядком здесь же наклеенных. И полетел я в книжный, и обрадовался длиннющей очереди, где все уже казались знакомыми, и согрелся, пока стоял, и автобус пришел быстро, и принес я домой пустой рюкзак с сумками и красный красивый томик.
Он и по сию пору стоит в книжном шкафу. Цена — 1 рубль 23 копейки, тираж 500 тысяч экземпляров. Я, правда, так его и не прочел, я и "Три мушкетера" с трудом осилил...
Книги по макулатуре завершились вместе с советской властью. Последней из них, в 1991 году, оказалась Агата Кристи, синяя, твердая, с четырьмя романами, один лучше другого. Изящное издание. Блестящие переводы. До сих пор перечитываю. Но вот закончился СССР, и огромный тираж распродавался в обычных палатках "Союзпечати", и никаких талонов с марочками за Кристи уже никто и нигде не требовал.