Это был рёв, далёкий, еле слышный, но басистый, отчего схватило сердце, и выступил холодный, как сырость на стенах, пот. Рёв, гораздо страшнее самого беспощадного шторма.
Ксеокс взглянул на Фисона. Тот тоже был бледнее обычного и раскачивался, как в трансе. Ксеокс почувствовал, как ноги у него подгибаются.
Послышался новый раскатистый рёв, который сменился слабыми криками пленных. Кажется, что на этот раз он раздался ближе, и Ксеокс почувствовал, что только инстинкт самосохранения поддерживает его на ногах.
Пришла смена, и они молча пошли в казарму. Ксеокс был подавлен. Никто ни о чём их не спрашивал, словно потеряв интерес к чему бы то ни было, и Ксеокс был им благодарен за это. Ксеокс провалился в сон. И не слышал, как наверху начался праздник Быка.
Потянулись будни. Дежурство, сон, редкие тренировки, больше для забавы, и снова дежурство у морёной двери, из-за которой снова, как и в первый день, не доносилось ни звука. Тварь, скрытая в лабиринте, действовала молниеносно и неотвратимо, поистине, направляемая Богами. Пленных доставляли регулярно раз в месяц. Раз в три месяца этот день выпадал на смену Ксеокса. Больше Ксеокс не испытывал такого потрясения, как в первый раз. Фисон объяснил, что так всегда, ко всему привыкаешь. При этом он смотрел на Ксеокса как-то странно.
Это было единственное чувство, или, вернее, оттенок чувства в Фисоне. И оно было таким, которое со временем перерастёт в ненависть. Причина этому могла быть только одна. Фисон был первым, он мог выйти из Лабиринта наверх уже в этом году. Но с появлением Ксеокса он почувствовал сомнение. Естественно, Ксеокс с его прекрасным, впечатляющим сложением, должен был первым глянуться и жрице, и начальнику гарнизона Ксадиду. Но Ксеоксу рано было покидать Лабиринт: Избранный Вечный Кносс всё ещё занимал свой трон, до его самонизложения оставался ещё год. Ксеокса могли узнать, и тогда, в лучшем случае, казнят, а в худшем… его приведут сюда в числе 12 пленников, и стражники втолкнут его копьями в лабиринт. И, возможно, дверь за ним запрёт Фисон. Участь эта была ещё страшнее сегодняшней. Служа Криту, Ксеокс почти не имел времени на раздумья. Солдат до мозга костей, он всё решал просто и быстро. Оказавшись привязанным к земле, хуже, похороненным, он вдруг понял смысл слова «риск».
Не без сарказма Ксеокс вспомнил известную байку про палача, который решил стать солдатом и погиб в первом же лёгком бою.
Ещё год, и он рискует остаться здесь навсегда, даже если будет отпущен.
Срок освобождения одного из них приближался, и Фисон всё более мрачнел и совсем не разговаривал с Ксеоксом. Один из стражников заболел, сырой холодный воздух Лабиринта способствовал болезням. Ксеокс его подменял.
Новый напарник, которого звали Понтид, оказался малым разговорчивым. Вахта у дверей в лабиринт обычно тянулась нескончаемо долго, единственным развлечением было слушать треск факелов, теперь новый напарник болтал без умолку. Какими-то одному ему известными путями он узнавал обо всём, что творится наверху. Для Ксеокса это было глотком свежего воздуха.
Очередная партия пленников спустилась в Лабиринт в их смену. Всё повторялось из раза в раз, ничего не менялось, шло по заведённому порядку. Но в этот раз произошло то, чего Ксеокс так опасался.
Как всегда, сначала пленных построили в коридоре, потом Ксеокс и Понтид отодвинули засов и открыли дверь. У одного из пленных повязка сползла. Когда он оказался напротив Ксеокса, он вдруг закричал:
«А-а-а, и ты здесь!..», – и присовокупил ругательство, которого трудно было ожидать от этих слюнтяев северян.
Копейщики тут же втолкнули его внутрь вместе с остальными. Этот инцидент списали на безумие пленника. Но Ксеокс ещё долго не мог прийти в себя. По-видимому, этот пленный был капитаном, возможно, они даже встречались в бою. Конечно, откуда иначе он знает Ксеокса?
Всё, что с ним произошло, то, что привело его сюда, нахлынуло снова. Никогда ещё Ксеокс не чувствовал здесь себя в плену, и никогда ещё так не хотел, как в тот день, выбраться. И в то же время чувство осторожности призывало его не спешить.
Внезапно он вспомнил, откуда пленный знает его. Он видел его всего один раз, мельком, на знаменосце «Кноссе» – флагмане всего критского флота. Тот был капитаном, и, как и он, отдавал приказания с мостика.
Год, проведённый в Лабиринте, казался Ксеоксу невероятно долгим, а снаружи это был только год, и все, кого он знал, были ещё живы.
На следующее утро состоялась церемония Освобождения.
Наружная дверь открылась, и по пыльным ступеням в Лабиринт сошли жрица и Ксадид в сопровождении факельщиков. Ксеокс, услышав шаги, притворился больным и остался лежать, когда все остальные собрались в главном зале. Он слышал голоса, слышал, как Ксадид зачитывает приказ Кносса и как шепчет свои молитвы жрица. И он хорошо слышал имя Фисона, которое произнёс Ксадид в завершении.
Все стали возвращаться, рассаживаться по койкам, ничего, как обычно, не говоря. Только Фисона не было. Неожиданно он вошёл в дверь, нашёл взглядом Ксеокса. Ксадид торопил – Фисон коротко кивнул. Впервые на осунувшемся лице появилось выражение – не осколок, а цельное чувство – это была благодарность. Он ушёл, больше в этот день ничего не произошло.
Продолжение►►
Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Подписывайтесь Ставьте лайки! Помогайте автору
ОГЛАВЛЕНИЕ
и хорошего чтения