Мне тупо нравится курить. Обожаю брать сигарету, чуть покрутить в пальцах и, зажав в зубах, прикурить. Не люблю спички, кстати, в отличие от зажигалок. Сейчас самый важный вопрос – бросить курить. Зачем тогда писать? Минуточка мазохизма, не более и не менее.
Было время, курил, зажимая сигарету в ладони, чтобы никакого огонька наружу. Само по себе глуповато, если тянешь дым, сидя в траншее. Но как-то привыкаешь, когда-то так показал кто-то опытный и знающий, а ночью красная точка на самом деле хорошо заметна даже без ночника. В приборе ночного видения тлеющий кончик канцерогенной палочки кажется фонарем.
В моем сложноватом детстве и не менее интересной юности, пришедшихся на благословенные девяностые, курили поголовно все. Это было, мать его, круто, тупо курить. Вот мы и дымили, даже те из нас, кто занимался спортом. Валерка, капитан нашей баскетбольной команды, начал где-то в девятом, к окончанию выйдя на полпачки в сутки. Меня проперло курить в одиннадцатом, когда баскетбол вдруг взял и закончился. И не совсем сам по себе, скорее, только из-за любимого.
В семнадцать лет посетило откровение. Настолько ясное и чистое, что оставалось его только принять. Откровение раскололо мир на две половины. В одной осталось интересное, яркое и настоящее, во второй тихо плесневело ожидание. Оно было очень простым.
Никакого института.
Никаких исполнившихся мечтаний о рисовании.
Армия, два года вне жизни и, почему-то обязательно, любви.
Гормоны, чего уж там. Хотя, скорее всего, роль играл и самый приземленно-обыденный страх. Дедовщины боялись все, идущие в армию девяностых. Нет бабла – идешь служить. Поступить-то и получить отсрочку ума не хватит. Так и вышло, не хватило.
В общем, откровение это самое пришло аккурат в момент, когда валялся в больнице со свернутым носом. Травматология вообще способствует мыслительному процессу, уж поверьте. Там вполне себя сразу и очень ясно понимаешь все необходимо-правильные вещи, года как три вкладываемые в голову родными. Когда тебе ломают нос, потом выправляемый огромными отвертками, мир как-то сразу становится прозрачно-складным. Вплоть до откровения.
Попытка не пытка, и уже тем же летом, договорившись с Пал Леонидычем, когда-то учившим рисованию, начал заниматься графикой и живописью. Толку оно никакого не принесло, если не считать погонялу, что даже сейчас помнит около тысячи человек, где минимум треть испоганена моей собственной рукой и татуировками. Представить работу машинкой без сигареты сейчас не смогу. Заодно дым помогал прищуриваться и внимательнее рассматривать работу.
Мы курили за углом. Димка Оленик дал мне «Магну», из мягкой пачки. Скурил ее полностью и меня понесло в сторону, приложив о стену. Через неделю мама, обнаружив в кармане зажигалку, просто дала три рубля и попросила не стрелять ни у кого. Тетка, работавшая в ларьке, продолжила спонсировать, выдавая сигареты точно к следующему дню, когда пачка, купленная на три рубля, заканчивалась.
Мы курили за углом школы и нам двоим разрешали это делать без вопросов. Отцы у нас умерли в девяносто пятом, с разницей месяца в три. Директор и учителя относились с каким-то пониманием. Сейчас такого не представишь.
Легко посчитать. Девяносто шестой и две тысячи восемнадцатый. Двадцать два года с сигаретой, зажатой в зубах. Не помню их все, но помню многие. Мазохизм? Еще какой. Но так оно интереснее.
Оттенки. Запахи. Вкусы.
От сигарет, с фильтром и без, до самокруток и трубки. Люблю обе. Одну подарил тесть, вторую Женька. Сейчас убрал их куда-то, вместо с табаком, и даже не могу вспомнить.
Бросить курить легко, говорил Марк Твен, я бросал тысячу раз. Посмотрим.
Полностью "Если есть в кармане пачка сигарет..." можно читать тут,
в удобной читалке.