Для Плотвина смерть жены не стала душевным испытанием. За время её болезни Валерий успел подготовить сознание к одиночеству, долго прощался. И, всё равно, он месяцы затем не мог прикоснуться к её вещам, к кровати её – как заправили чужие люди, так и стояла. А зачем? Он не был сверх нормального сентиментальным – обычный мужик. И любви какой-то особенной в себе не чувствовал, даже поругивались последнее время перед тем, как она слегла. Сжились за годы, и только. А вот везде Светлана, во всём. И нет покоя. На кухне оказался – глазами её кружку ловит, с белой статуей на синем боку. Стул со шрамом – Света зашивала. Чайник пустой, а раньше всегда с кипятком был. Девяти часовой чай при ночнике он теперь пил один. И опять призраки, что ни делай, куда ни глянь. Извёлся. А ведь не старый пока, можно и будущим пожить. Решился. Разменял квартиру. Все вещи жены оставил на старой. Проплакался хорошенько за один раз и, вроде помогло.
Сначала переезд, после – ремонт. Потом небольшой запой на волне празднования новоселья приключился. Отвлекло. А буквально к самому окончанию похмелья появилась Карина. Странно, но Плотвин почти не удивился, хотя обычно женщины приходят, ещё когда выпиваешь, к столу, так сказать.
- Карина.
- Валера.
- Можно я войду? Не могла придумать повод.
- Я не совсем одет. Сейчас, - он раскрыл дверь и спрятался в комнату, где шорты и футболка.
Карина не спеша разулась.
- Кофе? – спросил одетый Валерий.
- А печенье есть?
- Какое? Имбирное или вафли?
- О, имбирное! Я его очень люблю. А вы интересный с виду.
- Спасибо! – смутился Плотвин. – А Света любила вафли.
- Я так понимаю, Светы нет. А Карина есть. И очень хочет есть. Вам же не всё равно? У меня оставался с вечера салат, но я побоялась перед гостями. Пищеварение – процесс непредсказуемый.
- Идёмте. Вот тапки.
- Света, наверное, только в тапках ходила, я привыкла босиком. Так ногам легче.
- Идёмте.
- Плотвин разложил печенье, стал готовить кофе. Неловко торопился под наблюдением. Карина, расположившись на табурете, нога на ногу, ждала.
«Света бы никогда такого себе не позволила, только колени вместе. Строгая была насчёт», - успел подумать Валерий.
Карина угадала, зачем эти короткие взгляды.
- Ноги сами складываются, и мы ведь не на приёме. К тому же, не надо думать, что лишнее увидят, а там всякое бывает.
- Я не могу закрыть глаза. Куда-то надо смотреть.
- Смотрите, пожалуйста, - улыбнулась.
За кофе два человека вели не обязывающую беседу о мелочах, хрустели печеньем.
- Карина, наверное, ещё слишком рано такое спрашивать или невежливо, но всё-таки – вы замужем? Или, может, имеете обязательства? – смутился.
- Ну, какие могут быть обязательства в любви? Это всё для юристов, чтобы мебель делить, если что, - удивилась.
- Возможно, но я привык мыслить традиционно, и Света…
- Валерий, я уйду. Понимаю, трудно перестроиться. Пожалуйста, не думайте о ней какое-то время. У меня изжога началась от волнения. Мне уйти? – взгляд-упрёк.
- Нет. Не буду. Расскажите что-нибудь про себя. Так странно, словно сегодняшний день не из обычной жизни, как кино. Удивительно.
- Всё гораздо проще на самом деле. Я видела вас несколько раз на улице, в магазине. Думала и не могла от мыслей отвязаться. Пришлось зайти, - раскраснелась.
- Вы меня не знаете. Додумали.
- Теперь знаю. Знаю, когда случится беда, вы меня не бросите. Или любую.
- Если случится.
От качания волнения подломились ножки бывалого табурета, и женщина повалилась назад, спиной об угол низкого подоконника. Что-то треснуло.
***
Первое время на прогулке, если им навстречу попадались симпатичные женщины, Карина поворачивала голову назад и кверху, увидеть его взгляд. Валера, будто школьник, угодивший при родителях на нескромную сцену в телевизоре, отводил глаза. Теперь его интересовали деревья, кусты или что-то другое нейтральное. И она успокаивалась.