«Пенсия сегодня, в магазин все убежали», – встречает нас директор приюта Ольга Бахтина.
Убежали не все. На кухне уже готовит обед на всех обитателей Люба, с утра ей уже помогли помыть посуду после завтрака и почистить картошку другие постояльцы дома. Она глухонемая, в приют попала из-за мужчины, которого любила и ради которого оставила маму и детей.
«Бомж не по призванию»
Олег Шаламов с утра помогал Любе чистить овощи, а сейчас сидит на крыльце и курит (много курит), потом поедет в дом смотреть телевизор, а потом на обед. Но сейчас долго медленно втягивает табачный дым и о чём-то думает.
55-летний Олег признаётся сразу: во всём виноват его алкоголизм. Когда-то у него было всё: дом, работа, семья – жена и трое детей.
«Некоторые женщины терпят алкоголиков, а моя не стала терпеть. Я её не виню, сам виноват. Разошлись… Я тогда здоровым был, оставил жене и детям квартиру. Думал, заработаю ещё и куплю себе жильё».
Заработать и купить своё жильё Александр не успел: в 1999 году на него напали и сильно избили:
«Попал под раздачу, как говорится. Какие-то наркоманы напали, видимо, узнали, что у меня есть деньги, и ударили по голове сзади. Потом начали запинывать… и всё по голове. Думали, что убили, а я очнулся и дошёл до жены, она меня перевязала и вызвала "скорую"».
Переломов врач не обнаружил, зашил Олегу лицо и отпустил домой. Позже стало ясно, что зря, но в любом случае свободного места в больнице не было.
«Я в то время снимал комнату, пить, естественно, продолжал, случайными заработками перебивался. Через год после того как избили, у меня случился микроинсульт: шёл из комнаты в кухню и упал. Врач "скорой" сразу сказал: ещё тогда, после побоев, меня нужно госпитализировать – вот последствия, а алкоголь всё только усугубил».
Александра парализовало, полгода он не мог встать с кровати, а потом передвигаться стал только в инвалидной коляске:
«Коляску украли и я два года просидел в доме: ни выйти, ни выехать. Слава Богу, люди, у которых я комнату снимал не выкинули меня на улицу. Приехал отец и увёз в Казахстан на лечение, но там, как гражданину другого государства, мне отказали в медицинской помощи, поэтому пришлось вернуться в Россию и здесь лечиться в тубдиспансере».
После диспансера Олегу Юрьевичу возвращаться было уже некуда, через органы социальной защиты он получил направление в дом ночного пребывания.
«Паспорт поменял, пенсию оформил. Хотел переехать в Казахстан, оформить там вид на жительство, но не получилось: отец уже умер, потом я мать похоронил. Квартиру продал и обратно сюда вернулся. А те деньги которые там считаются большими, здесь ничего не значат. Пока были финансы, у родственников жил, нужным был им. Потом старший сын приютил».
В прошлом году Олег упал с лестницы и сломал шейку бедра. После больницы к сыну не вернулся – у него своя семья и двое детей:
«Он сам в коммуналке живёт, тесно мне на коляске там и я позвонил Ольге Юрьевне [Бахтиной]. В октябре год будет, как здесь».
Олег не без грусти вспоминает, как познакомился с женой в 1975 году, когда ему было 12 лет, как 11 лет переписывался с ней, как сбегал из дома в Киргизии и приезжал в Свердловск. Поженились в 1986, у них родились дети.
«Сына, у которого жил, похоронил в этом году в апреле, 30 лет он отметил и той же ночью умер. Дочь и бывшая жена сюда приезжают. Младшему не до меня, ему жениться надо – 27 лет уже».
Сначал Олегу оформили вторую группу инвалидности, потом дали третью – рабочую – и отправили в бюро занятости.
«Я пытался найти работу. Мало того, что мне больше 50-ти уже, да я ещё и инвалид – никому не надо такого работника. Как только скажешь, что на костылях – сразу отказывают, даже в вахтёры не берут».
В своё время Олег он поступал и в речное училище в Казахстане, и в свердловский строительный техникум, и в УПИ на обработку металлов – всё бросил.
Сожалеет Олег Юрьевич сегодня только об одном: о том, что потерял семью.
«Водка виновата. Я попросил у супруги прощения за всё. Она готова была взять меня обратно лет 10 назад, но у нас старший сын болел, а двоих инвалидов она не потянула бы... Бомж я не по призванию, а по стечению обстоятельств. Я не жил по подвалам даже будучи инвалидом. Алкоголь не употребляю давно. Свою цистерну выпил, может даже подхватил лишка».
Этот постоялец отказался назвать своё имя и сбежал на 43 секунде интервью, – «На обед позвали».
«Уйду, пока не найду своей копейки»
Елена Фоминых только что вернулась из ближайшего магазина – ходила за мороженым для всех, кто заказывал, а сам не смог сходить. Олег обижается: «А мне не купила». Елена тут же предлагает своё, но мужчина отказывается. Поднялась с тросточкой на крыльцо и поинтересовалась, что происходит. Узнав, что приехали журналисты и пишут о приюте, сказала: «Сейчас, подождите, я вам расскажу». Через 15 минут, переодевшись и оставив трость в комнате, женщина начала рассказ.
Елену недавно после долгих судебных разбирательств наконец-то признали гражданкой РФ. Активная женщина 55-ти лет не сидит без дела в доме «Дари добро»: мыть ванную и туалет – её обязанность; умывать «лежачих», переодевать и переворачивать, кормить их тоже помогает она. Сама по приютам скитается с 2012 года.
«Я осталась без квартиры в 2004 году. Заболел отчим и, пока меня не было дома, младший брат свозил отца к нотариусу переписать квартиру на себя».
Супруг Елены был военным, служил по контракту, вместе с ним она некоторое время жила на Севере, работала на складе. По приезде в Екатеринбург, узнала, что теперь жить ей негде.
«Муж и родители умерли. Дочь только осталась, звала меня к себе. Я пожила немного с ней, но не смогла найти общий язык с зятем. Я так и сказала: "Уйду, пока не найду своей копейки" и ушла».
В 2012 году Елена потеряла паспорт, а позже стала инвалидом.
«Я в то время ещё работала, снимала комнату. Потом обморозила ноги, когда работала на приёмке посуды в гараже. Все надевали валенки, а я весь день – в сапогах на морозе. А когда пришла домой, только засунула ноги в горячую воду – они почернели... Была ампутация, отняли пальцы на ногах».
Из приюта в приют Елена переезжала в надежде оформить наконец-то паспорт и инвалидность, дело никак не двигалось: шесть лет женщина не могла доказать своё гражданство. На прошлой неделе стало известно, что через полмесяца Елена получит долгожданный документ.
«Получу документы и уйду отсюда, хоть здесь и хорошо. Дочь поможет комнату снять, внук у меня скоро в школу пойдёт – буду им заниматься. На работу по своим возможностям ещё хочу устроиться, консьержкой, например».
На брата Елена уже не обижается, говорит, бог и так его уже наказал.
«24 года стажу…»
Пока мы беседовали с Олегом Юрьевичем, рядом на крыльце горы мокрого белья и одежды развешивала Татьяна Кузнецова. Здесь, в приюте, она отвечает за стирку. Побеседовать согласилась, но с условием: с ней мы будем общаться в последнюю очередь.
Татьяна Кузнецова нервно старается спрятать руки: они у неё в татуировках и шрамах от некогда предпринятых попыток свести «партаки». Сегодня ей 63 года, почти половину жизни она провела за решёткой, о чём заявляет сразу, не стесняясь, но и не хвастаясь:
«У меня за спиной 24 года стажу. Последний срок – 12 лет за убийство. После освобождения в 2011 году вернулась к себе, в Верхотурье, там у меня и дети были. Вернулась – детей нет, все умерли пока я сидела. Там никого не осталось. Все подружки мои на кладбище, поспивались все».
Всего у Татьяны Михайловны четыре «ходки». Первая была ещё в 11 лет, мачеха не смогла справиться с трудным подростком и оказалась от неё.
«Мачеха разошлась с мужем, когда мне было четыре года, но отношения у нас с ним были хорошие. Отчество, вот, его ношу. Поначалу-то я нормальная была, пока не узнала, что меня удочерили, и у нас пошло-поехало. Я стала сбегать из дома (мы в Молдавии тогда жили), шаталась, пропадала в Одессе, шаромыжничала, вот меня и закрыли. Мачеха так и сказала: "Забирайте её хоть в колонию, хоть в тюрьму"».
Невероятная история жизни Татьяны заставляет сомневаться в её правдивости, уж слишком она похожа на сюжет фильма, но сотрудники приюта уверяют: всё, что говорит Татьяна Михайловна – правда.
«Мать родная тоже сидела в Кемеровской области, в Мариинске. За что сидела – не знаю. Освободилась по УДО, а может "по мамочкам" [досрочное освобождение женщины из тюрьмы из-за беременности и родов] – тоже не знаю. Домой в Молдавию, она приехала со мной на руках, её не пустили родители, где нагуляла – туда и иди, говорят.
Вот она и пришла в сельсовет, положила меня пятимесячную на стол перед будущей мачехой и ушла.
А у мачехи только умер сын, два месяца назад до меня, остались пелёнки-распашонки. Она потом рассказывала: "выкупала тебя, накормила и ты, говорит, двое-трое суток спала не просыпаясь", – так намучила мать меня в дороге».
Будучи взрослой Татьяна ездила в Молдавию, нашла двух тёток по материнской линии, до родной матери так и не доехала – женщина жила в Харькове.
«Денег не было ехать в Харьков, так мы и вернулись, не повидав её... Все говорили мне: я – копия матери. Простила я её, что отдала меня... А куда она должна была меня деть? Под забор что ли кинуть?».
В 16 лет Татьяна освободилась и переехала из Молдавии в Качканар, поступила в училище на штукатура-маляра. Здесь же познакомилась с «Кузькой» – будущим супругом Сергеем. Поженились в 1971 и переехали в Верхотурье, у них родились сын и дочка.
«В 26 лет я избила соседку. Мы выпивали и она вела себя неадекватно, а я не устояла и наподдавала ей. Мне дали за неё три года, не столько за то, что покалечила, а за то, что она эпилептиком была. Кузька остался один с двумя детьми, бедненький. Потом прислал мне развод и женился снова. Дочку у себя оставил, а сына сдал в интернат. Вот старший там и научился всему дурному и тоже пошёл по зонам».
Третий срок Татьяна Михайловна получила за грабёж.
«Хату мы обнесли, икону искали. Нас толпа была. Попались быстро: дом, который ограбили неподалёку от моего стоял, зима была, и вот по следам-то и нашли нас. Получила 4,5 года».
Четвёртый – самый продолжительный срок женщина получила уже за убийство по предварительному сговору.
«Они сами инициаторы были – сестра и младший брат убитого, давно замышляли отомстить ему за издевательства над матерью, инвалидность сестры и за то, что заставил мать сдать младшего в интернат. А я у них просто жила в доме, сама не убивала. Вот Андрей всю злость и выместил: в бане ударил по голове брата чугунком. Семь месяцев милиция не могла найти труп, мы его в пруду утопили в Удмуртии.
Моему младшему сыну уже семь лет было, и он слышал как мы обсуждали убийство, и рассказал всё милиции. Нам всем дали по 12 лет».
«Кузе на фотографии 15 лет, с таким я с ним и познакомилась. И младший сын. В интернате его снимали»
После освобождения в 2011 году Татьяна узнала, что детей у неё больше нет: старшего убили, дочь, которой врачи запретили рожать второго ребёнка, забеременела и умерла, младший сын нырнул с моста в реку и ударился о камни. Внуков у женщины двое, но бывший муж Сергей попросил Татьяну больше не появляться в их жизни.
«Я приехала в Екатеринбург и дошла до самой уполномоченной по правам человека Татьяне Мерзляковой и мне дали направление на "машинку" (ул. Машинная, 9"а", дом ночного пребывания). Там меня приняли, сделали паспорт, который я потеряла ещё в 93-ем, устроилась дворником и проработала почти 5 лет. Снова стала выпивать, "причастилась" [к алкоголю] и меня по-хорошему попросили оттуда. Ночевала в парке Маяковского с неделю. Потом мне рассказали об Ольге Юрьевне. Я пришла к ней и взмолилась чуть ли не на коленках. Второй год пошёл, как я здесь».
В приюте у Татьяны Михайловны дел много: помогает со стиркой, в выходные дни остаётся за старшую в доме, присматривает за другими.
Из всех ценностей у женщины только два фотоальбома: старший сын, сам отбывая срок за убийство, присылал карточки матери в тюрьму, писал письма.
О тюремном прошлом Татьяны догадаться можно только по наколкам. Среди прочих на одном из предплечий видна выцветшая надпись «ВЕРМУТ», что означает «верните единственную радость, мне ужасно трудно».
«У меня денег нет, а за восемь тысяч я работать не хочу»
Александру Соболеву 63 года. Целый день он следит за тем, чтобы никто не отлынивал от работы: говорит что помыть, кого переодеть, чем подсобить на кухне. Администрация Александра оправдывает, мол, за нас переживает, что мы с сиделкой Любовью Ивановной сами всё делаем, а постояльцы, которые могут помочь, не помогают.
Бездомным он стал после того, как его семью – жену и маленькую дочь выселили из дома, который они снимали. Как-то придя с работы домой, семья обнаружила свои вещи на улице, окна и двери дома были заколочены хозяевами.
С сожительницей, мачехой своей дочери, в скором времени Александр «разбежался», а дочку отобрали органы опеки.
«Родная мать опустилась, ребёнок ей не нужен. Дочь сначала была в приюте в Арамиле, я ездил к ней, потом её перевели в Большой Исток. Ей 13 лет. Забрать её хочу. Но как? У меня ни жилья, ничего нет. У меня и пенсии нет. Денег нет! Вот и сижу здесь».
Первое время Александр жил у знакомых, потом через епархию узнал о приюте в Транзитном и приехал сюда на постоянное место жительства. Говорит, что проблем с алкоголем никогда не было, но о причине увольнения с работы умалчивает.
«Нет, я не наркоман, не алкоголик. Даже заслуженным донором был. Я – судимый человек. За угон. Давно».
Найти работу мужчине пока не удаётся и, судя по разговору, он не особо пытается, ссылаясь на возраст и на то, что работодатели охотней берут иностранных граждан: «Мечтаю найти работу и перевезти дочь, чтобы со мной жила. Всё упирается в финансы. В дворники не берут, зарубежные все работают, вон – целые аулы стоят в очереди. Им же меньше можно платить, они переведут деньги на родину, туда, где 8 тысяч – это целое богатство. А я за 8 тысяч не собираюсь работать!».
Дом продан – человека нет
Есть в приюте «Дари добро» постоялец, который сам о себе ничего рассказать уже не может. Это ветеран Великой Отечественной войны Ражима Шайморданова, ей 84 года. В приюте её называют русским именем Елизавета, Лиза. Где воевала, какие награды имеет Елизавета, сколько у неё детей и внуков в приюте не знают.
Лизу привезли сюда родные два года назад, тогда она ещё могла ходить и была в сознании. Привезли на время, пока в её доме в Полевском ремонтировали прохудившуюся крышу. Обещали через месяц найти сиделку и забрать бабушку. Забрать старушку забрали, но повезли не домой, а к нотариусу – оформить дарственную на недвижимость, а после вернули в приют. Через некоторое время родственники наведались снова, взяли паспорт и заверили, что собираются оформлять льготы для Елизаветы, как для ветерана ВОВ.
«Когда привезли документ обратно, – рассказывает руководитель приюта Ольга Бахтина, – я увидела на страничке "Регистрация по месту жительства" выписку из дома в Полевском. Тут же позвонила племяннику Лизы и спросила: "Почему в паспорте нет регистрации? Она точно была, когда бабушка к нам поступала!", а он объяснил, что сёстры выставили её дом на продажу».
После звонка Ольги и сообщении о плохом состоянии Ражимы, родные приезжали проведывать несколько раз. Сейчас приходит только внук со своими детьми, но старушка уже не реагирует и никого не узнаёт. Кормят Лизу с ложечки, умывают, переворачивают, подсаживают, мажут тело гелем от пролежней. Медики говорят, что помочь бабушке уже ничем нельзя, это старость.
Государство же и социальные службы на протяжении двух лет, после того как Лизу выписали из её дома, ни разу не справились о её здоровье и ни разу не поздравили ветерана с праздником Победы.
«Соцзащита не знает где она, дом продан – человека нет», – разводят руками в приюте.
Сейчас Ольгу Юрьевну больше волнует вопрос, как хоронить Лизу, врачи говорят: бабушке осталось недолго. У «Дари добро» есть договорённость с ритуальной службой, но Ражима – мусульманка, а значит и хоронить её надо согласно татарским традициям.
«Внук обещал решить этот вопрос: либо даст денег приюту на погребение, либо сам похоронит».
Поскриптум
Каждый герой этого материала был кому-то нужным: чьим-то ребёнком, мамой или папой, бабушкой или дедушкой. Был, но что-то пошло не так. Каждый человек имеет право на ошибку и каждый имеет право на второй шанс, право по-прежнему быть кому-то необходимым и право быть счастливым.
Если вы захотите поддержать постояльцев дома «Дари добро» и оказать помощь одиноким людям, напишите нам по адресу info@roizmanfond.ru