Шел четвертый год войны. Осенний день в Прибалтике выдался сухим и теплым. Пикирующие бомбардировщики, замаскированные ветками, готовые в любую минуту подняться в воздух, стояли у кромки леса. Но команды на вылет не поступало. Экипажи, разбившись на группы, курили, балагурили, рассказывая забавные истории.
— А знаете, что пишет жена моему стрелку-радисту? — сказал Евгений Кабанов, лукаво поглядывая на Костромцова.
Чернявый, добродушный весельчак, Герой Советского Союза гвардии капитан Кабанов слыл неутомимым шутником в компаниях.
— Ты что, читал ее письма? — насторожился Костромцов.
— Она пишет, — продолжал Кабанов, не обращая внимания на удивление своего друга, — летай, Вася, потише да пониже, чтобы падать было ближе.
Все засмеялись.
— А я однажды в боевом полете получаю странную радиограмму на имя штурмана...
— Кончай баланду, — оборвал на полуслове Костромцова словно из-под земли появившийся командир эскадрильи гвардии капитан Усенко, и совсем другим, уже властным голосом скомандовал:
— Приготовиться к отъезду в общежитие. Машины сейчас подойдут.
— Зачем в общежитие?
— А когда же вылет? — посыпались вопросы.
— Ни о чем не спрашивайте. Все узнаете в свое время, — предупредительно заметил командир эскадрильи.
Он только-что вернулся из штаба дивизии, где получил новое боевое задание. Командир полка срочно убывал в Москву по вызову командующего авиацией Военно-Морского флота и оставил за себя Усенко.
Среди летчиков Усенко выделялся своим ростом и кряжистым телосложением. На его крупном лице рельефно лежали широкие брови с внимательными серыми глазами, в которых сквозила проницательность и решимость. Говорил он громким певучим голосом с чуть заметным украинским акцентом, при этом всегда смотрел прямо в глаза, словно старался получше разглядеть своего собеседника.
Машины мчались по безлюдным улицам Паневежиса, небольшого литовского городка, затерявшегося среди огромного лесного массива.
Уцелевших домов в нем почти не осталось, на каждом видны следы недавних боев. Раньше никто из летчиков этого не замечал. И не удивительно: каждый раз они уезжали на аэродром затемно и возвращались в общежитие поздно вечером. Теперь они ехали по городку среди бела дня.
— Такая погодка, а мы разъезжаем, — сокрушался Евгений Кабанов. — Что бы это значило?
Кабанов являлся штурманом эскадрильи, летал в экипаже Усенко, но даже он не знал, что задумал командир.
— Что бы там ни было, а я сейчас же завалюсь спать, — решил Василий Костромцов.
Завернув во двор небольшого каменного домика, служившего общежитием, автомашины остановились.
— Забрать туалетные принадлежности, личные вещи и через пять минут быть здесь! — объявил Усенко, выйдя из кабины автомобиля.
— Вот и поспал... — ворчал Костромцов.
К тому времени наши войска, освобождая Эстонию от фашистских оккупантов, подошли на ближние подступы к ее столице — Таллину. Гитлеровцы для эвакуации остатков своих разбитых войск стянули в Таллин весь корабельный состав, находившийся в этом районе моря.
Давая задание Усенко, командир дивизии сказал:
— Вы возглавите полк. Необходимо скрытно перебазироваться ближе к цели — на аэродром Котлы и внезапно ударить по вражеским кораблям в порту Таллин. С вами будут взаимодействовать штурмовики «Ил-2», поэтому время выхода на цель нужно выдержать с точностью до минуты. На город бомбы не бросать.
— Хватит ли у «Илов» горючего? — усомнился Усенко.
— Они пойдут с подвесными баками, — пояснил комдив.
На вновь выданных картах штурманы проложили маршрут на восток (а не на запад, как обычно). Техники сняли бомбы с самолетов и долили горючее под самую пробку. Двадцать три самолета «Пе-2» во главе с гвардии капитаном К. С. Усенко и тридцать истребителей «Як-9» под командованием гвардии подполковника А. А. Мироненко к вечеру приземлились на аэродроме Котлы.
А на второй день испортилась погода: подул ветер, с моря тянулись черные тучи. Один за другим Усенко посылал в район цели разведчиков погоды, но их доклады не утешали его. Командир нервничал: вылет задерживался и транспорты с вражескими войсками и боевой техникой могли безнаказанно уйти из Таллина.
Только в полдень разведчики донесли об улучшении погоды.
— По самолетам! — скомандовал Усенко.
Три группы «Пе-2» под прикрытием истребителей поднялись в воздух. Одновременно с аэродромов Котлы, Керстово и Кумолово к Таллину направились штурмовики, ведомые Героем Советского Союза гвардии подполковником А. Мазуренко, гвардии капитаном Морозовым и старшим лейтенантом А. Батиевским.
Пикировщики и штурмовики шли к цели своими маршрутами, поэтому время полета приходилось выдерживать точно. К этому балтийские летчики были приучены. Взаимодействовать со штурмовиками гвардии капитану Усенко приходилось и раньше, но тогда он водил одну эскадрилью, и бомбили разные цели, хотя и в одном районе. Теперь он возглавлял несколько групп самолетов, которым предстояло бить только по кораблям, не мешая друг другу!
В полете Усенко вспомнил слова командира дивизии: «На город бомбы не бросать... Время удара выдержать до минуты ...»
— Женя, как со временем? — спросил Усенко своего штурмана.
— Не беспокойся, идем точно, — ответил Евгений Кабанов, посмотрев на карту и часы.
Под крылом плыла серая гладь воды. Далеко позади остались заливы Нарвский, Кунда, Харалахт. Эти места хорошо знакомы балтийским пикировщикам. При изгнании немецко-фашистских оккупантов за пределы Ленинградской области весной 1944 года от их ударов нашли здесь могилу десятки вражеских кораблей.
Теперь бои шли на окраине Таллина...
— Как со временем? — снова спросил Усенко штурмана.
— Идем на полминуты раньше, — доложил Кабанов и посоветовал уменьшить скорость.
Усенко сбавил обороты двигателей, сделал змейку. Вот и Таллинский порт. Кабанов насчитал в нем до сорока вражеских кораблей. Штурман обрадовался:
— Не ушли фрицы! В самое время подоспели!
Под самолетом разорвался снаряд, другой, появились дымные шапки разрывов — начали бить зенитки. Взрывы вспыхивали то справа, то слева и совсем близко у самолета. Усенко, уклоняясь от зениток, выводил полк к цели. Он сознавал, что теперь все зависело от того, как он, командир, нацелит волю и уменье подчиненных на выполнение боевой задачи...
Он мысленно прослеживал действия пикировщиков, штурмовиков и истребителей, оценивал степень готовности каждого члена экипажа к ратному труду на своем посту. И его внутренняя собранность, уверенность в непременном успехе передались тем, кто сидел за штурвалом соседних самолетов, кто всматривался в глазки оптических прицелов, кто стоял у пулеметов, охраняя самолеты от атак вражеских истребителей.
— Ведущим групп цели выбирать самостоятельно! — скомандовал по радио Усенко.
В порту шла спешная погрузка вражеских войск. Завидев пикировщиков, из гавани спешили выйти четыре огромных транспорта, груженные войсками и боевой техникой. Усенко решил ударить именно по этим транспортам и вывел первую группу на боевой курс.
Уткнувшись в штурманский прицел, Кабанов старательно наводил самолет на цель. Он знал, что ведомые группы ждут его сигнала, чтобы броситься в пике. От точности его прицеливания зависит меткость бомбоудара всей группы.
В эти секунды он не думал ни о яростном зенитном огне, ни о возможном появлении вражеских истребителей. В окуляре прицела штурман видел только ползущий транспорт. Стражем экипажа оставался один стрелок-радист Василий Костромцов. Он зорко всматривался в воздушное пространство, готовый в любой момент открыть огонь, предупредить товарищей об опасности.
А вражеские зенитки беспрерывно стреляли по самолетам, пытаясь сбить их с боевого курса.
Самолет Усенко шел ровно, как по струне. Выдерживая строй, за ним так же шли ведомые и истребители прикрытия.
— Пошел! — скомандовал Кабанов и слегка хлопнул летчика по плечу.
Описав дугу, пикировщик стремительно понесся вниз. Вражеский транспорт, разворачиваясь, пытался улизнуть в сторону.
— Вертишься, бестия! — со злостью сказал Усенко и снова наложил перекрестие своего прицела на центр судна. Огромный, неповоротливый транспорт, увеличиваясь в размерах, быстро надвигался на самолет.
«Пора!» — почувствовал Усенко и нажал кнопку сбрасывателя. Тут же оторвались бомбы у ведомых самолетов. Секунда, другая, и транспорт заволокли взрывы нескольких бомб. Три из них взорвались на палубе. Транспорт загорелся и начал погружаться в воду.
Тем временем бомбы, сброшенные второй и третьей группами пикировщиков, взорвались у соседнего транспорта. И еще одно вражеское судно отправилось на дно Таллинской бухты.
Появившиеся фашистские «фокке-вульфы» не смогли приблизиться к пикировщикам. Наши истребители прикрытия надежно преградили им путь.
Когда из пике вышел последний бомбардировщик, над портом на малой высоте появились три группы наших штурмовиков. Этого гитлеровцы никак не ожидали. Зная об отдаленных местах базирования штурмовиков, они не предполагали о возможном применении нашими самолетами подвесных бензобаков. В то время это было новинкой в штурмовой авиации.
А летчики-штурмовики, переключив питание моторов на основные бензобаки и сбросив подвесные, устремились в атаку. Нестройный огонь ошеломленных фашистов не мог остановить бронированных «Илов»: враги больше думали о бегстве, чем о сопротивлении. Пикируя с малых высот, штурмовики обрушили на гитлеровцев лавину реактивных снарядов, фугасных бомб и пулеметного огня.
Не выдержав удара, фашистские солдаты прыгали с кораблей в холодную воду, надеясь там найти спасение. Над бухтой бушевал шквал огня...
Ровным боевым строем самолеты возвращались на базу. Ведущий гвардии капитан Усенко передал по радио: «Задание выполнил. Все самолеты в строю».
А штурман Евгений Кабанов уже думал о повторном вылете.
— Товарищ командир, — обратился он к Усенко, — если на земле для подготовки полка затратим не более сорока минут, то еще раз успеем слетать до наступления темноты.
Но лететь больше не пришлось. Несколько налетов штурмовиков и удар пикировщиков превратили Таллинский порт в кладбище немецко-фашистских кораблей. На командный пункт поступило сообщение, что воспользовавшись замешательством врага, наши войска ворвались в порт и захватили оставшиеся там корабли. А к исходу дня 22 сентября 1944 года Таллин был полностью очищен от гитлеровских оккупантов.
Командование Краснознаменного Балтийского флота, поздравляя летчиков с замечательной победой, отметило также большие заслуги гвардии капитана Усенко в скрытном перебазировании полка в короткие сроки на другой аэродром, и в организации четкого взаимодействия со штурмовиками при ударе по фашистским транспортным средствам в Таллинском порту.
В тот же день по распоряжению командования полк пикировщиков возвращался из Котлов на свой основной аэродром Паневежис. Впереди шел Усенко. Посматривая временами вниз, он любовался причудливыми озерами и перелесками, аккуратными хуторами, разбросанными по земле, красотами прибалтийского ландшафта. Его лирическое настроение передалось и штурману Кабанову. Так часто бывает у близких людей, спаянных крепкой боевой дружбой.
— Товарищ командир, давай споем, — предложил штурман и тихо запел:
Мы с победой пролетали
Над Эстонией родной.
Здравствуй, наш любимый Таллин,
Вновь мы встретились с тобой ...
— Откуда ты взял эту песню? — удивился Усенко.
— Сам придумал, только-что, — признался Кабанов.
В полку многие знали, что Евгений Иванович Кабанов сочинял стихи и новые слова на популярные советские песни. Нередко в минуты отдыха Евгений Кабанов напевал сложенные им пародии на полковые темы.
Техники и механики на аэродроме ждали возвращения своих боевых соратников. Полк вернулся без потерь и сразу же включился в напряженную работу на новом участке фронта. А через несколько дней пришла весть: 12-му гвардейскому бомбардировочному авиационному полку присвоено почетное наименование «Таллинский».
Действия пикировщиков по разгрому вражеских транспортов в Таллинском порту, а также ряд успешных ударов по конвоям, вышедшим из портов Эстонии, были высоко оценены Народным комиссаром Военно-Морского флота.
В поздравительной телеграмме на имя командира полка дважды Героя Советского Союза гвардии полковника Василия Ивановича Ракова Военный Совет Краснознаменного Балтийского флота писал:
«...в условиях численного превосходства немецкой авиации, действуя без истребительного прикрытия на самолетах «СБ» и «АР-2» при защите передовой базы Таллин, ваш полк вместе с легендарными защитниками полуострова Ханко, храбро сражался с врагом, рвавшимся со стороны моря к Таллину.
И вот теперь гвардейцы-пикировщики, показывая образцы геройства и мастерства, приумножили боевую славу балтийской авиации ...»
Короткими и ненастными становились дни поздней осени. Серые тучи низко плыли над землей, поливая ее моросящим дождем, но полеты на боевые задания не прекращались. Небольшими группами пикировщики пробивались к целям и разили врага. Каждый раз водил в бой своих подчиненных и Константин Степанович Усенко. К тому времени он стал уже опытным командиром, которому любое задание по плечу.
Еще в августе 1941 года Усенко проявил храбрость и мужество в бою. В составе восьмерки скоростных бомбардировщиков он вылетел на удар по вражеской танковой колонне в районе города Ярцево. Над линией фронта фашисты обстреляли самолеты зенитным огнем. У машины Усенко от попадания снаряда вышел из строя правый мотор.
Летчик выключил его и, удерживаясь в строю, продолжал идти к цели. Но подбитая машина стала отставать от группы. И тут летчик увидел, что его товарищей, идущих впереди, атаковали «мессершмитты». «Что делать? — напряженно думал Усенко, — повернуть назад?». Нет, он не повернул назад, а продолжал идти на цель. Отыскав танковую колонну, летчик сбросил на нее бомбы.
Увидев одинокий израненный советский бомбардировщик, фашистские летчики, как шакалы, набросились на него. Усенко сманеврировал от первой атаки, но тут же последовала вторая.
Самолет с подбитым мотором плохо повиновался летчику. Выручил штурман. Он бросился к пулемету и меткой очередью сразил одного «мессершмитта». Но и самолет Усенко получил много новых пробоин в крыльях и кабине. Загорелся правый, ранее подбитый мотор. Летчик продолжал тянуть к линии фронта, а пламя охватило фюзеляж и подбиралось к кабине.
Усенко дал команду экипажу покинуть самолет. Стрелок-радист выпрыгнул, штурман тоже пытался исполнить команду летчика, но не смог открыть выходной люк — его заклинило. Кабина летчика заполнилась дымом, стало трудно дышать. Усенко зажал штурвал между ногами и двумя руками рванул рычаг — фонарь открылся. Летчик только успел вдохнуть свежего воздуха, как пламя захлестнуло кабину. Огонь обжигал лицо и руки. Самолет резко снижался.
Прыгать с парашютом было уже поздно. Превозмогая боль, летчик на последних метрах высоты все же перетянул линию фронта. Под крылом мелькнула река, поляна ... Все ... Машина ударилась о землю, проползла несколько десятков метров на фюзеляже и остановилась.
Когда Усенко очнулся, кругом бушевало пламя. Опираясь руками о раскаленный металл, он вылез из кабины и скатился на землю.
На летчике горели шлемофон, одежда. Он начал перекатываться, пытаясь потушить на себе пламя. Подбежавшие солдаты помогли ему. А когда Усенко встал на ноги, то не мог сделать самостоятельно и двух шагов. Он старался увидеть людей, спасших его, окружающие предметы, но от сильных ожогов он ослеп.
Выбрался из горящего самолета и штурман. Пострадавших отправили в госпиталь. Перешел линию фронта и выпрыгнувший с парашютом стрелок-радист. Но дальнейшие пути летчика, штурмана и стрелка-радиста разошлись.
Свыше двух месяцев врачи лечили глаза летчика и добились своего — Усенко прозрел. А когда он совсем поправился, то снова сел за штурвал теперь уже нового самолета — пикирующего бомбардировщика «Пе-2».
Из воспоминаний полковника запаса А.Ф. Калиниченко ( "В небе-лётчики Балтики". Из боевой истории авиации дважды Краснознаменного Балтийского флота в годы Великой Отечественной войны. 1974 г. )
Продолжение боевой биографии К.С. Усенко читайте в статье "Неустрашимый пикировщик. Часть 2"
Спасибо за внимание! Ставьте 👍 и подписывайтесь на канал "Крылья Истории".
Друзья, прошу поддержать мой канал лайком 👍 репостом и подпиской. Это важно. Спасибо! 💥