антиутопия
#3
— А что за собрание? — на бегу спросил Колька.
— Князь собирает. Камбалия, тьфу.
— Вот он вам сейчас ДАСТ! — опять сказал кто-то. Лица Колька не разглядел, но фраза звучала уже привычно.
В большом цеху рабочие дежурки смешались с потоком людей. Вокруг стоял невероятный гвалт. Колька шёл, шёл, а цех всё не кончался. Он видел за работой уже несколько сотен людей, потом сотни сотен людей. В основном это были женщины лет сорока.
Кольку поразили их руки: тяжёлые кисти с широкими запястьями, с выпирающими венами. Сегодня не у всех мужчин такие руки.
Такими же были и плечи этих женщин: они бугрились, четко обозначалась ложбинка между лопатками, как у хорошо развитых мужских спин.
Они работали с каким-то остервенением, злобой и весёлостью одновременно. Они… Так, наверно, работают в годы войны. Но войны не было, здесь не было. Они только слышали о ней по трескучему радио и моргающему телевизору, да Колька в своих книжках читал о войнах древности.
Тут он вспомнил, что сказал Говорун. Колька почувствовал себя неуютно: он ходит здесь, как турист, а женщины работают.
После всех изменений в стране лошади вернулись в города и поля. Как часто Колька слышал выражение «рабочая лошадь», а вот «рабочий конь» ни разу.
Женщины так и не научились противиться воле мужчин. Князь, во всяком случае, подумает, прежде чем измываться над мужчиной — можно и вилы в бок. А женщина, тем более одинокая, стерпит, ну... поплачет. А цена женским слезам на рынке...
Кажется, времена благородных богатырей, готовых взвалить на плечи все тяготы жизни, миновали безвозвратно. А времена женского труда всё длятся и длятся.
Собрали посередине цеха. Колька перевёл дух.
О фабрике и о жизни в столице везде говорили разное.
У Кольки в деревне остались немногочисленные друзья. Повзрослев каждый в своё время, они узнали о лучшей доле и достичь ее им показалось легко: достаточно увидеть, захотеть — и ты уже этим владеешь.
Редкие выжившие сельчане сидели перед телевизорами и стояли в храмах, им говорили, что Бог есть. И всё остальное: легкая и счастливая жизнь, обеспеченная старость и... счастье. Но все оказалось не так просто.
О чём толкует князь, Кольке пересказывал говорун. Откуда он это брал, если сам ничего не слышал? Может, угадывал? Или знал заранее, что скажет князь?
— Слушай, какое паскудство... — почти кричал в ухо Говорун. — Вроде, мы вас понимаем, мы на вас согласны, но мы вами, тем не менее, не довольны — и уж тут извиняйте. И дальше: мы все делаем общее дело, чем лучше мы будем его делать, тем богаче будем становиться. Это как, а?! Как это — лучше? Может, я уже лучше? Может, я мог бы хуже работать!..
Колька вспомнил предупреждение Говоруна насчёт зарплаты и без труда нарисовал в воображении картину:
«А почему так мало?» — спрашивает работник, недоумённо глядя на горсточку мелочи в руке.
«А вы плохо работали, — отвечает высокое начальство, по-отечески хмуря надбровья, обвислые, как щёки. — Хотя лучше, чем вчера. Старайтесь».
«Как же плохо, когда лучше?..» — запинаясь и краснея, лопочет простофиля.
«А надо было ещё лучше, — надменно и резко отвечает начальство. – Недостаточно».
— Работать надо лучше, работать надо веселей! – Говорун хлопнул Кольку по плечу, словно прочитав его мысли.
Колька думал над словами Князя.
Непонятно: зачем всё это? Вроде, люди собрались: с руками, ногами, головами. Эти руки, ноги, головы работают — иначе бы их всех тут не собирали. Да и им сюда просто так тащиться — что за интерес?
А Говорун всё бубнил, периодически дёргая Кольку за рукав.
Отныне работник, который не проявляет достаточного («Вот!» — Говорун даже поперхнулся.) рвения в работе, как бы начинает вставлять палки в колёса общего дела, как бы отдаляет общее процветание и становится как бы… как бы… чуть не врагом.
— ДАСТ!
Говорун даже выпучил глаза, повторяя Кольке заключительные слова князя: «Великими людьми не рождаются, мы потом ими становимся».
— Во как… от десьти!
Народ потихоньку стал отрываться от площадки с выступающим, как лепестки от ромашки.
Воспользовавшись паузой, Колька вытянул шею, чтобы посмотреть на Светлейшего.
Золотой пиджак тлел в полутьме цеха. Сам князь показался Кольке невысоким, полноватым, лысым. В целом, пиджак выглядел гораздо ярче, больше Светлейшего. На приличном, точно вымеренном расстоянии от него крутили головами хмурые бугаи — охрана.
Были свои бугаи и у них в колхозе. Причём, непонятно, откуда они там взялись. Вечером накануне выборов их не было, а отгуляли, отпраздновали всей деревней победу: был Колян или Васян, вдруг смотришь — бугай. Сразу и не узнаешь. У каждого пистолет, даже у директора их колхоза. А тут — Москва, тут, поди, по два в каждой руке.
Топая вместе с Говоруном и остальными, Колька представил: если изо дня в день все будут ходить перед ним на задних лапках, трепетать, если будут ему говорить комплименты, вымазывать патокой лести, — наверное, он тоже не устоит. Начнёт думать, что он лучше других, выше их — недостойных. Он будет ненавидеть их и стараться унизить как можно больше, словно вид их ужасен. Ведь ни для кого не секрет — это старшие сразу растолковали Кольке, — что никто из нынешних князей, графов, бояр — на самом деле никакая не знать. Просто у них есть власть.
А власть они словно нашли у дороги. Или им дали её на время, и теперь они смертельно бояться, что истинный хозяин однажды явится за ней и заберёт.
Остаться им с братом в деревне, значило всю жизнь быть батраками вороватых господ. Собственно, потому за царя и голосовали — надеялись, что царь-батюшка наведёт порядок. Но что порядок будет таким крутым — кто ж мог представить? Председатель — теперь милостью царя губернатор — делает всё, что заблагорассудится. Он набрал себе охраны из окрестных бугаёв и гоняет по пыльным дорогам области в бричке — машина ему ещё пока не полагается. Если увидишь на дороге длинный серый хвост — значит, губернатор катит в своей бричке. Лицо у него при этом застывшее и загорелое, как у Египетских фараонов в школьном учебнике.
◄Раньше & Продолжение►►
Подписывайтесь Ставьте лайки! Помогайте автору
ОГЛАВЛЕНИЕ
и хорошего чтения