Вдруг стало тихо, почти до перекатывающегося в ушах шума моря. Или песка. Песок в песочных часах пересыпается совершенно неслышно – это потому что колба. А если ты пересыпаешь из руки в руку – вот он и шорох, и разбавленный ветром к тому же.
Потом на кухне, где сидишь ночь-полночь, включается холодильник, проезжает за дальним лесом поезд, который только ночью и можно расслышать – и тишина рушится. Но тот миг… От него уже остались лишь воспоминания, свежие, теплые, немного шершавые. С таким особым звуком пересыпающегося из ладони в ладонь песка.
Воспоминание со звуком тишины, с ее запахом. Сейчас у меня пахнет хлебом, только что вынутым из печи – мягкий, сладковато-кисловатый запах приятного детства. А у детства ведь бывают еще и неприятные запахи. Например, какао, манной каши и другого общепита – так пахнет в утренних детских садах, которые я ненавидела всей своей маленькой душой. Ненавидела до такой боли и воспаления в легких, что дед в конце концов приказал бабушке не работать, а сидеть со мной дома, пока мама училась в институте.
Или – запах стираного белья. Я помню зиму: бабушка заводила стирку в большой жестяной ванне, мылом и на доске. Дед протягивал веревки через всю комнату – на них вешали простыни, пододеяльники… с них начинало капать, тут и там образовывались лужицы, на которых легко было поскользнуться и грохнуться, и потом колготки – коричневые, на резинке – становились противно мокрыми на следках. И хотелось, чтоб уж скорее это белье высохло…
Дядя Авраам из Ариэля рассказывал как-то:
- Старший брат Нёма после войны поступил в мединститут – во 2-й медицинский в Москве. Я заканчивал 10-й класс, брат Фима был в армии. Во время учебы Нёма познакомился с Фаиной. Поженились. И по распределению уехали работать в Челябинск. Вскоре и я туда уехал – поступил учиться в институт. Потом мама продала дом и приехала к нам, Фима вернулся из армии. И вот так мы все съехались в Челябинск. Построили дом большой-пребольшой и там жили. Недалеко от ЧТЗ, на пустыре… Там такая копоть все время в воздухе висела. Поэтому белье даже не сушили на улице — оно сразу становилось черным. Как-то раз все уехали на работу, а мама настирала целый таз белья и мне говорит: развешай. Прямо в доме через комнату были натянуты веревки. Я белье на них развешал – смотрю: прищепки лежат. Ну и прищепками белье прицепил. Прямо в доме… Потом все вечером домой вернулись, а белье в комнате на прищепках – так надо мной смеялись…
Звуки памяти. Звуки и запахи. Смех сквозь слезы. Смех насквозь. И слезы насквозь – как плачущее на веревках белье…