антиутопия
#2
На выбор было несколько царей, так же как генсеков и президентов.
— Сейчас объявят! — задохнулся Колька, заслышав сквозь треск помех первые слова диктора.
И очень рады были, услыхав, что победил их кандидат в цари: Козлов. Он начнёт династию новых русских царей.
— Ур-ра! — закричал Колька, вскакивая. — Козлов — царь!
Но тут яблоки с визгом бросились врассыпную, поехали со стуком, и Колька оказался лежащим на спине.
Брат снисходительно улыбался, всё-таки он был старше.
Могли ли они знать, что для них жизнь при Батюшке-Царе станет ещё хуже: и груды яблок у них не будет, и школу закроют — в тот же год.
И все же Колька, маленький и худой, как обломок веника, запомнил те дни, когда деревня и колхоз казались ему огромным кораблём. А он на нём — матрос и тоже участвует в управлении парусом.
...Дверь в дежурку открылась, и ввалились несколько человек в одинаковых робах. Они столпились в дверях. Колька встал.
— Уп-с, а ты откуда нарисовался? Новенький, что ль? — спросил за всех один, с большим красным носом. «Нос», — назвал его про себя Колька.
Ответить Колька не успел, потому что вошёл тот самый человек: толстый, рыжий и во фланелевой рубашке, хотя лето.
— Уп-с, бугор, — потеснился Нос.
— Во-от, привёл пополнение, — сказал бригадир, взмахом руки требуя, чтобы расступились. — Готов ударно потрудиться?
— Да вроде как, — ответил Колька, по привычке сутулясь, чтобы казаться ниже.
— О-о, у нас тут можно! — тут же встрял Нос. — Мы тебе устроим.
— Мужики, всё объясните, покажите... Чё сидим?
А кое-кто действительно успел устроиться на лавке и закурить, обращая на Кольку внимания не больше, чем на пепел на своей сигарете.
Вопрос, видимо, был риторическим, поскольку отвечать никто не торопился. Один или двое даже ухмыльнулись: ну и что сидим, что же нам — лежать? Те, кто не ухмылялся, думали наверно так: что мы будем без толку ходить из угла в угол, когда и так своё дело знаем? Все присутствующие, кажется, отлично знали свое дело. Колька только крутил башкой.
Видимо, вполне удовлетворённый, бригадир ушёл.
— Как зарплата, Говорильник? — спросил носатый парень.
— Скромная, — тут же ответил мужик средних лет с хитренькими глазками, шустро занявший Колькино место на лавке. — Смертельный номер: люди с невероятной скромностью! Скромность из нас так и лезет, так и лезет. Скоро перегоним в скромности всех, всех. Станем примером скромности для планеты, или даже для Вселенной.
— На скромных воду возят, — откликнулся Нос.
— Воду возят на обиженных, — поправил шустрый «говорильник». — Но на этих тоже можно. — И упёр руку в бок, и закивал, как будто так и должно быть и он воочию наблюдал, как по всей Вселенной возят воду на скромных.
Имена, конечно, сразу не запоминались, но люди в целом понравились. Колька давно заметил за собой такую особенность: ему гораздо легче запомнить фамилию человека, насколько бы обыкновенной она не была, чем его имя, даже самое редкое. Имена не часто соответствовали хозяевам, а фамилии, как правило, оказывались говорящими. Имя ведь дают родители, а фамилию — случай.
Как этот шустрый сказал? Скромность из них так и прёт? Видно, он был говорун. Позже Колька узнал, что фамилия его: Говорков.
— Ну, а вообще… как деньги? — как можно более серьёзно осведомился Колька.
— Деньги – нормально, не жаловались.
— Дают?
— Ага, дают. Потом догоняют и ещё добавляют, — раздался хриплый бас из глубины дежурки.
Это была старая шутка. Человек, который это произнес, вид имел хмурый: крупный нос, тяжелый взгляд, седые брови, толстые, как малярные кисти. Наверное, он не любил шутить. И, наверное, не шутил.
Колька слегка встревожился. Нет, сам он, конечно, в городе был всего ничего. Но уже многого насмотрелся и кое-что успел понять. Работать за копейки, которых всё равно не хватит на жизнь – это как жить в пустыне… А он-то ещё перед братом хвалился!
— И сколько тебе пообещали? — поинтересовался Говорун.
— От десьти.
— Я хренею, дорогая редакция. ОТ ДЕСЬТИ! В обе стороны? Ну, ты, блин, даёшь!
— Сам подумай: тебе дать – себе меньше останется, — веско сказал Говорун. — Ты за себя не волнуйся: мы тебя вместо стремянки будем использовать. — Кругом одобрительно загоготали.
Кольке понравилось: все шутят, совсем не страшно.
— Ты ещё не знаешь, куда попал. Оставался бы ты в своей деревне: у нас тут война.
— Как... какая? – не понял Колька.
— А как же: немцы под Москвой, французы под Петербургом, турки в Крыму!
— Может, у них там олимпиада, — вставил кто-то из мужиков.
— Вот светлейший им ДАСТ, — бросил из угла Нос, делая ударение на «даст».
Слово «даст» произносилось с особой интонацией. Это было главное слово.
Двое тут же устроили для Кольки излюбленное шоу, впоследствии он присутствовал на нём сотни раз.
— Он тебе ДАСТ!
— Даст!
— ДАСТ тебе!
Залаяли они наперебой, как два певца, читающих со сцены рэп.
Скоро Колька узнал историю слова. Полная форма звучала так: «Вот подождите, приедет Светлейший — он вам даст!» Естественно, для краткости говорили: «Он тебе, блин, даст!» или даже просто: «Даст тебе!» Причём «даст» выделяли голосом как главное слово, практически лаяли.
У рабочих был свой язык. Понятный всем, экономящий много времени — как средство снятия стресса, как колыбельная, как лирика.
Колька уже внёс свой вклад. «От десьти!» — будут теперь выкрикивать по делу и без.
— Ну, ты попал! КАКАЯ зарплата!?
— ОТ ДЕСЬТИ!
— Сколько начислили?
— ШЕСТЬ!
Продолжение►►
Подписывайтесь Ставьте лайки! Помогайте автору
ОГЛАВЛЕНИЕ
и хорошего чтения