Странный эпитет, который звучит в наши дни как-то двусмысленно, не правда ли?
А 100 лет назад такого эпитета удостоилась совсем молоденькая девушка, которую звали Лидия Зверева.
В один из последних дней августа 1911 года в Петербурге возле дома номер 10 по Литейному проспекту у подъезда Всероссийского аэроклуба остановилась девушка. Она взглянула на часы и подумала: «Еще пять минут осталось. Придется обождать».
Она поднималась по лестнице — стройная, элегантная. У нее тонкое, загоревшее лицо и зеленые, продолговатые глаза. На мочках нежно очерченных ушей маленькие сережки, других украшений не было. А белое длинное платье с легкой кружевной накидкой отличалось той подчеркнутой простотой, которая говорила о безупречном вкусе.
Ее встретили стоя. Раздались аплодисменты. Товарищ председателя полковник Найдёнов вручил девушке пилотский диплом и членский билет аэроклуба:
— Врученный аттестат на звание пилота-авиатора за номером 31 является первым дипломом, полученным русской женщиной, отважившейся ринуться в малоизведанный воздушный океан. Разрешите пожелать ей счастья и удачи.
Поблагодарив за оказанное внимание, Лидия Виссарионовна сказала:
— Школу пилотов я окончила для того, чтобы полностью посвятить себя авиации. Думаю начать, как и большинство моих коллег, с показательных полетов, затем займусь инструкторской работой и, наконец, буду, обязательно буду строить и испытывать аэропланы.
Когда летчица вышла, один из присутствовавших воскликнул:
— Как она прекрасна!
— Обаятельна и умна! — добавил другой.
— Мадмуазель Зверева обладает не только незаурядным умом, но и удивительной настойчивостью и силой воли, — заметил Найдёнов. — Убежден, что планам очаровавшей нас юной авиатрисы суждено свершиться.
Лишь исполнявший обязанности председателя аэроклуба граф Ростовцев недовольно буркнул:
— Не женское это занятие.
***
Как писал корреспондент газеты "Царскосельское дело":
10 августа 1911 года в 5-м часу утра Л.В. Зверева держала экзамен на звание пилота-авиатора. Смелая авиаторша, совершив 2 полёта на высоте 60-70 метров и сделав несколько "восьмёрок" удостаивается звания авиаторши-пилотки, первой в России.
В те годы ещё не существовало устоявшейся авиационной терминологии, вместо привычных слов "самолёт" и "лётчик" использовались французские "аэроплан" и "пилот-авиатор". А первых женщин, научившихся управлять аэропланами, называли "авиаторши" и даже "пилотки".
Когда выпускница Белостокского института благородных девиц Лидия Зверева поступила в авиационную школу «Гамаюн» Первого российского товарищества воздухоплавания, подруги сочли это данью моде. «Ничего, — говорили они, — скоро пройдет». Видимо, лавры первой авиатриссы мира - француженки баронессы Де ла Рош не давали покоя юной Лидии.
«Еще будучи маленькой девочкой, я с восторгом поднималась на аэростатах в крепости Осовец и строила модели, когда в России еще никто не летал, и только в газетах начали изредка появляться первые вести об успехах заграничных конструкторов», — писала она в своей автобиографии.
Зверева приступила к занятиям в школе 18 июня 1911 года и через десять дней впервые поднялась на «Фармане» с инструктором Владимиром Слюсаренко. К сожалению, летать приходилось мало и с большими перерывами. Школа располагала только одним учебным аэропланом, который постоянно ломался.
Вскоре объявили, что полеты с 21 июля прервутся из-за участия инструкторов в перелете Петербург—Москва. Неожиданно Слюсаренко предложил своей ученице лететь с ним пассажиром.
— Поможете в навигации. Согласны?
— О, Владимир Викторович, с удовольствием! — не скрывая радости, ответила Зверева.
— Значит, договорились, — передавая карту, добавил. — Изучайте маршрут. «Отстартовав в Петербурге, мы взяли направление на Московское шоссе, но по пути мотор стал давать перебои, во избежание аварии пришлось вернуться обратно. Вторично я не полетела только потому, что авиатор Шиманский предложил Слюсаренко свой мотор и как владелец его полетел пассажиром. Результат известен — оба упали, Шиманский разбился насмерть и спас меня ценою своей жизни».
Лида навестила своего учителя в Царскосельском госпитале, где он находился со сложным переломом ноги и ушибами. Вид у него был неважный.
— Как хорошо, Владимир Викторович, что вам удалось выкрутиться. Доктор Шредер уверил меня, что месяца через два вы снова сможете летать.
Он пристально посмотрел на нее, медленно сказал:
— Благодарю... Но безделье так тягостно.
— Придется потерпеть...
* * *
Полеты в школе возобновились 10 августа. Через день новый инструктор - Евсюков выпустил ее в самостоятельный полет. После небольшого разбега аэроплан уже плавно скользил по воздуху. Но неожиданно пришлось садиться. Буквально над головой пронесся военный «Фарман». Подбежавший инструктор успокоил:
— Правильно поступили. — Затем спросил: — Видимо, испугались?
— Не успела.
Самолет осмотрели, и Зверева снова в воздухе. На этот раз она летала около двадцати минут на высоте двадцать — двадцать пять метров. После посадки обратилась к Петру Владимировичу:
— Разрешите получить замечания.
— Замечаний нет, но почему так мало летали?
— Все время ругалась с мотором. То и дело он «чихал»!.. Решила не искушать судьбу.
Теперь она упражнялась в полетах каждый день. Летчик Константин Константинович Арцеулов, ее соученик по школе, вспоминал:
«Зверева летала смело и решительно. Я помню, как все обращали внимание на мастерские полеты ее, в том числе и высотные. А ведь в то время не все, даже бывалые летчики, рисковали подниматься на большую высоту».
В августе Лидия Зверева сдала экзамен, но конец августа принес первой русской летчице и огорчения. Аэроклуб установил такой высокий залог, что авиатриса не смогла принять участие в Царскосельских состязаниях. Обращение к графу Ростовцеву ни к чему не привело. А в Гатчине, когда её «Фарман» был уже окончательно подготовлен к полету, выяснилось, что кто-то из «доброжелателей» насыпал в мотор железные опилки. К счастью, полет был отменен.
«Не знаю, кому могла прийти в голову такая дикая мысль? Разве я могла с кем-нибудь конкурировать?».
А затем было гастрольное турне по Кавказу вместе с авиаторами Агафоновым, Евсюковым и Слюсаренко. Из-за скверной погоды пришлось прождать лишнее время в Баку и Тифлисе, а поэтому вернулись обратно только в начале марта.
В Тифлисе летчикам не повезло: их единственный аэроплан был сильно поврежден неожиданно налетевшей бурей. Полеты пришлось отменить. И они, не имея возможности выплатить неустойку, были вынуждены оставить мотор с этого самолета хозяину ипподрома, лишившись возможности продолжать полеты.
Так набирался жизненный опыт. Опыт общения с алчными предпринимателями.
В Петербурге летчица заключила новый контракт.
***
В соответствии с контрактом первое выступление Зверевой должно было состояться 14 апреля 1912 года в Риге. В поезде летчица простудилась. Температура тридцать девять. Но отменить полет отказалась:
—Я не могу обмануть ожидания нескольких тысяч зрителей!
«...При очень порывистом ветре, слабой тяге мотора мне пришлось выступать перед публикой. В начале же полета стало ясно, что обратно на скаковое поле я не попаду ввиду сильного бокового ветра, так как он мог завернуть аппарат на трибуны. А за ипподромом была большая толпа, спускаться было негде. Пришлось рисковать и идти вверх, где я попала в полосу еще более сильного ветра, порывом которого и опрокинуло мой аэроплан. При ударе о землю меня выбросило вперед и придавило обломками. Кроме ушиба левой ноги и царапин, я никаких других более или менее серьезных повреждений не получила».
Она заболела крупозным воспалением легких. Жар и потрясающий озноб. Боль в боку дает о себе знать не только при кашле, но и при каждом вдохе. Выздоровление было трудным.
«...Плохо обстоит с легкими. Врачи во что бы то ни стало требуют поездки на юг, а я хочу летать. При непослушании сулят скоротечную чахотку. Вот она, жизнь авиаторская. Подписала контракт, чтобы объехать за лето чуть ли не все города, а тут лежи обложенная горчичниками».
И все же в июне Лидия Виссарионовна снова начала летать. Успех сопровождал ее выступления. Но популярность уже не прельщала. Она думала о более серьезном: школе пилотов и авиационных мастерских. Осенью приступила к их организации. Во многом помог директор завода «Мотор» инженер Теодор Калеп. К ее работам в конце года присоединился авиатор Слюсаренко. Вскоре Зверева стала его женой. В апреле 1913 года предприятие было открыто. Супруги сами обучали полетам и испытывали самолёты на поле завода «Мотор» в Зассенгоф под Ригой.
В начале Первой мировой войны мастерские были перебазированы в Петроград. Здесь их реорганизовали в небольшой завод («Авиационная фабрика Слюсаренко»). До мая 1916 года было выпущено около восьмидесяти «Фарманов» и «Моранов» нескольких типов. Арендованные корпуса предприятия располагались на Ораниенбаумской, а сами супруги жили в доме №6 по Петропавловской улице, соседями их стала семья известного авиаконструктора Игоря Сикорского.
Эта квартира стала последней для Лидии Зверевой. Она скончалась 15 мая 1916 года от тифа на двадцать шестом году жизни.
Хоронили Звереву на Никольском кладбище Александро-Невской лавры в Петрограде. Над кладбищем кружили аэропланы: летчики с Комендантского аэродрома отдавали последний долг первой русской женщине-лётчице.
***
Узнали что-то новое? Поставьте палец вверх «мне нравится», поддержите авторов! Подписывайтесь на канал, впереди вас ждут другие увлекательные истории.